Победа для Гладиатора (СИ) - Чер Алекс - Страница 51

— Берга, Марин, Берга, — он словно гипнотизирует её как кролик удава, заглядывая в глаза. Не удивлюсь, если она поверит в любую очередную ложь, которую он скажет, но я же не зря тут рядом ворон считаю.

— Берг-то здесь вообще при чём? — привлекаю к себе внимание.

— Вик, прости, но у меня с ним старые счёты. Сначала Маринка, которую он забрал и запретил и близко к ней приближаться. Потом подобный разговор о тебе. Он слишком много на себя берёт. И меня просто достало таким как он подчиняться. Таким, как мой отец, — он потёр своими свежими бинтами виски и болезненно сморщился. — Может, пройдёте?

— Думаешь, стоит? — кошусь я на Маринку.

— Отметим твоё замужество, — усмехается Стас.

— Да, кстати, мы же со Стасом заезжали в ресторан, — словно извиняется передо мной Марина, — и нам отдали с собой всё, что там уже успели приготовить. Александр Юрьевич сказал всё забрать себе, потому что он неизвестно, когда вернётся. Мы всё сюда и привезли.

— Почему неизвестно? — удивляюсь я.

— Там всё очень плохо. Электричество вовремя не отключили. Из-за воды случилось короткое замыкание, начался ещё и пожар. И он сам его тушил, — вид у Маринки такой несчастный, когда она рассказывает, глядя на моё ошарашенное лицо. — Я думала, ты знаешь.

— Нет, Марин, — мне словно нечем дышать. — Мы же поссорились. Из-за тебя, идиота, поссорились, — бросаю я гневный взгляд на Стаса. — Я и понятия не имела, что там у него происходит.

— Вик, прости, — переминается с ноги на ногу Стас.

— Марин, принеси что-нибудь попить, пожалуйста, — обращаюсь я к девушке, но не потому, что горло пересохло, а чтобы поговорить с этим камикадзе наедине.

— Прости, — блеет он, когда Маринка уходит.

— Заткнись, — обрываю я его на полуслове. — Что ещё ты рассказал обо мне Бергу? Про работу? Про квартиру? Про то, как мне нужна была эта печать в паспорте?

— Нет, нет, Вик, — отчаянно машет он головой и протягивает свои забинтованные руки, от которых я отмахиваюсь. — Об этом даже Марина не знает. Она — только про квартиру.

— Вот пусть большего никто не знает. Стас, я тебя очень прошу — не лезь. Не порти то, что по твоей милости и так трещит по швам.

— Ты всё же любишь его? — хмыкает он. И я собираюсь привычно уверенно возразить, но осекаюсь… а потом приходит Маринка.

— Я, кстати, нашёл покупателя, — сообщает Стас, пока я глотаю холодную невкусную воду.

— Отлично, — вытираю рот, возвращаю кружку. — Но давай мы завтра об этом поговорим, — я разворачиваюсь к двери.

— Ты куда, Вик? — останавливает меня Марина.

— Мне надо ехать. Очень. Правда, — вижу я её растерянность. — Созвонимся, — вкладываю я как можно больше уверенности в свой голос. — Счастливо оставаться!

Вот теперь ей точно нечего здесь бояться. И если она решилась, то её ждёт чудесная ночь с человеком, которого она любит.

А меня пусть никто и не ждёт, но я должна быть там. Там, где он. С тем, кто с этого дня зовётся моим мужем. С тем, кого я так неуверенно не люблю.

- Александр Юрьевич, простите, - отвлекает меня охранник. - Там у входа девушка утверждает, что она ваша жена.

- Да, да, впустите, - рассеянно оглядываюсь я на Наденьку, уже устремляясь навстречу. Да какая к чёрту Наденька! - Вика!

- Алекс! - она обхватывает меня за шею, и я не в силах этому противостоять - этому пьянящему чувству счастья, что она здесь, со мной, рядом.

Прижимаю её к себе и целую. Целую жадно, не особо заботясь куда попадаю: в глаза, в лоб, в холодные с мороза щёчки и, наконец, ловлю её губы - тоже холодные, нетерпеливые и трепетные, такие любимые губы, такие бесконечно желанные.

Я, кажется, был зол. Мы, кажется, поссорились. К чёрту всё! Как невыносимо я по ней соскучился! Каким глотком свежего воздуха становится её поцелуй. Меня словно срезанный цветок поставили в воду, и я оживаю на глазах, расправляя листья, раскрываюсь, как поникший бутон. И мой поникший бутон в штанах тоже незамедлительно реагирует.

- Поехали домой, а? - с трудом, но отрываюсь я от её губ. Оглядываюсь. Что-то я забыл. Ах, да, тут где-то была Наденька. Но её, кажется, и след простыл.

- Уверен? - толкает эта несносная девчонка меня в открытую дверь кабинета администратора.

- Вика, это не то место...- пытаюсь я возразить.

- Ну, а чем здесь хуже, чем в лимузине, - осматривается она, уже снимая брюки. - Смотри, даже диванчик есть.

- И два окна. На улицу и в фойе, - уже вяло, но я ещё сопротивляюсь. Хотя что я могу противопоставить девушке моей мечты, к тому же без трусиков.

- Мнн, какой вид, - дёргает она регулировку жалюзи. И я наивно думал, что она закрывает их, пока расстёгивал брюки, но она, наоборот, раздвинула плотную занавесь совсем.

- Что ты делаешь? - в ужасе прижимаю я голую задницу к дивану.

- Создаю тебе незабываемые воспоминания о твоём браке.

- Там же пресса. Завтра нас покажут во всех новостях.

- Уверяю тебя: уже сегодня ты соберёшь рекордное количество просмотров в ю-тубе, - устраивается она сверху с таким проворством, что у меня замирает дыхание, - если будешь сопротивляться, я и свет включу.

- Они и так всё снимут, если не закроешь окно.

- Не закрою, - смотрит она с вызовом. Но если думает, что испугаюсь, то сильно ошибается.

- То есть лучше не дёргаться. Чёрт! - откидываю я голову на спинку дивана, когда она немилосердно обхватывает рукой напряжённую головку.

- Расслабься, Берг, получи удовольствие после тяжёлого трудового дня, - скользит её рука так настойчиво, что мне уже реально плевать: пресса там не пресса, Наденька не Наденька.

И я знаю, что эта чертовка делает - заканчивает то, что было в лимузине, но так, как хотела она. Подавляю желание сделать по-своему.

«Да, моя девочка! Пусть будет по-твоему!»

Да! Какая же она упоительно узкая внутри. Влажная. Сладенькая. Одуряюще желанная. Всё, нет больше сил терпеть эту пытку - подхватываю её под ягодицы. И больше не замечаю ни вспышки камер, ни скрип дерматина, ни судорогой сведённые мышцы. Я работаю как насос, что нагнетает давление где-то у меня в башке. И знаю, чего ещё мне так невыносимо не хватает для полного счастья. Задираю вверх её тоненький бюстгальтер, впиваюсь губами в один сосок, пальцами сжимаю другой.

Боже, как я её хочу. Меня сейчас порвёт. Кажется, я лопну, как перекачанная шина, если моя неугомонная сделает ещё пару таких движений, с оттяжкой, когда я выхожу из неё почти полностью, а потом погружаюсь до самого упора с хлопком. Не хочу её трогать там грязными руками. То как она стонет и выгибается, наращивая темп, и так доводит меня почти до исступления.

«Давай, моя маленькая! - сдерживаюсь я из последних сил. И при первой же её судороге, наконец, разряжаю обойму.

О, да! О, боги! Наверно, когда-то я всё же сделал что-то правильное в жизни, раз это заслужил. Может быть, в детстве перевёл старушку через дорогу. Или не зря кормил того бездомного кота.

«Да, моя девочка! Да!» - подхватываю я её за спину, радугой выгнувшуюся в экстазе. И эти разноцветные всполохи всех семи основных цветов калейдоскопом рябят у меня в глазах.

Она невероятна. Какой фиктивный брак? Какие договорённости? Я не отдам её никому! Ни за что! Никогда.

- А теперь скажи, - шепчу я, когда упав на моё плечо, она наконец выравнивает дыханье. - Было ли тебе со Стасиком хотя бы в половину так же хорошо?

Чувствую, как она напрягается. Нет, моя дорогая, легко нам не будет.

- А тебе с Наденькой? - поднимает она голову.

- Наденька похожа на дохлую лягушку по сравнению с тобой, - улыбаюсь я.

- А Гремлину нравится, - улыбается она в ответ. И встаёт как есть. И идёт к окну, хотя там, за ограждением, метрах в двадцати от нас, прессы явно добавилось.

— Гремлину?! — провожаю глазами её упругий зад, белеющий в слабом свете из фойе. Повторить что ли?

— Да. Павел Андреич так энергично пялил Наденьку прямо на столе в архиве и остался так доволен, что явно ради этого только и приезжал, — задёргивает она жалюзи к разочарованию собравшейся публики.