В никуда - Демилль Нельсон - Страница 55

• Предыдущая
• 55/169
• Следующая

– Может, лучше стоило нанять машину с водителем? – предположил я.

– Шоссе номер один в проблематичном состоянии, – ответила Сьюзан. – И к тому же вы получаете отличный опыт.

– Спасибо, что беспокоитесь о развитии моей личности.

– На здоровье.

– А что сюда привлекает юных рюкзачников? – спросил я.

– Вьетнам – дешевая страна. Секс, наркотики. Очень притягательно.

– Понятно.

– Молодежь общается друг с другом по Интернету, в результате здесь сформировался горячий район.

– Он был еще горячее, когда нас отправили сюда. Только не пойму, почему их тянет в тоталитарное государство.

– Просто они мыслят не так, как вы. Половина даже не знает, что Вьетнамом правят коммунисты. А другой половине – начхать. Это вам не все равно. Вашему поколению. Вьетнам был вашей страшилкой. А нынешние варятся в мирном котле – международное взаимопонимание через сношение.

– А ваше поколение? Почему его тянет во Вьетнам?

– Из-за денег.

– У вас не бывает ощущения, что вы что-то теряете в жизни? Что не во что верить, незачем жить, кроме себя самой?

– Антагонистический вопрос, но я над ним подумаю. Мы живем в невероятно скучные времена. Я хотела бы учиться в колледже в шестидесятые. Но этого не случилось. Так что большая часть нашей мелочности и пустоты не моя вина и не вина моего поколения.

– Так кто кого формирует: время поколение или поколение время?

– Вы мне совсем заморочили голову. Неужели нельзя потрепаться о пустяках?

И мы стали говорить о пейзаже за окном. Во влажном воздухе висело облако сигаретного дыма, на рельсах так подбрасывало, словно их взорвали вьетконговцы и до сих пор не восстановили. Неужели шоссе № 1 еще хуже?

Через шестьдесят километров поезд сделал первую остановку. Здесь, в местечке Хуанлок, располагался лагерь базы "Черная лошадь", где находился штаб одиннадцатой бронекавалерийской дивизии. Я повернулся к Сьюзан.

– Тот господин К., с которым мы общались из вашего кабинета, в шестьдесят восьмом был расквартирован именно здесь.

– В самом деле? А почему он не приехал с вами?

– Интересный вопрос. Ему бы понравился полковник Манг. Они из одного теста.

Пассажиры вышли, пассажиры вошли. Баланс и гармония восстановились, и поезд двинулся дальше.

– Хуанлок был последней точкой сопротивления южновьетнамской армии перед тем, как пал Сайгон, – объяснил я.

Сьюзан зевнула.

– Я слишком бессодержательна и эгоцентрична, чтобы это меня колыхало.

Мне показалось, что я все-таки ее разозлил. Или все дело в разнице поколений? Внезапно я ощутил себя пожилым человеком.

Мы поздно легли и рано поднялись, и вскоре Сьюзан уснула, уронив голову мне на плечо. А через несколько минут задремал и я.

Проснулись мы часа через четыре, когда поезд приблизился к бухте Камрань. Я посмотрел на широкий залив и заметил часть бывших американских морских сооружений. На якоре стояло несколько серых военных судов. А дальше, на полуострове, который окаймлял бухту, некогда располагалась крупная американская авиабаза. Сьюзан тоже проснулась.

– Были когда-нибудь там? – спросил я ее.

– Нет, – ответила она. – И никто не был. Туда нет допуска. А вы?

– Однажды. Недолго. В семьдесят втором году, – в тот раз мы выполняли полицейскую миссию: надо было взять двух солдатиков, которые наделали всяких безобразий, и поместить их в Эл-Би-Джей – тюрьму в Лонгбинх в окрестностях Бьенхоа. В шестьдесят восьмом, когда президентом был еще Джонсон, мы говорили: Эл-Би-Джей взял тебя в первый раз, а теперь – во второй[50]. Доходит?

– А об этом есть в учебнике истории?

– Скорее всего нет.

Я снова выглянул в окно. Американские морские и авиационные сооружения в Камрани в то время считались одними из лучших на Тихом океане. В 75-м новый режим передал весь комплекс советским.

– Русские все еще здесь? – спросил я у Сьюзан.

– Говорят, сколько-то осталось. Но в основном базой пользуются вьетнамские военно-морские силы. Глубоководный порт, – добавила она. – Здесь могли бы швартоваться контейнеровозы и танкеры, но Ханой наложил на это место запрет. Вы бы тоже не сумели пройти на базу. А если бы попытались, вас бы просто застрелили.

– Понятно. – Вот уже два места: Бьенхоа и Камрань, – куда я не могу вернуться как к себе домой.

Поезд остановился у платформы. Но на этот раз сошли всего несколько человек. А вошли в основном вьетнамские моряки и летчики и остались стоять в тамбуре.

Сьюзан достала из рюкзака литровую бутылку с водой, открыла, сделала глоток и передала мне.

Поезд тронулся и снова побежал на север.

Я замечал то бомбовую воронку, то разбитый танк, то теперь разрушенный, а некогда сложенный из мешков с песком блокпост, то французскую сторожевую вышку. Но в целом война ушла из пейзажа, хотя, наверное, не из умов людей, которые, как и я, ее пережили.

Из рюкзака Сьюзан появились стаканчик с йогуртом и пластмассовая ложка.

– Хотите? – спросила она.

В последний раз я съел гамбургер в "Ку-баре", но скорее заморил бы себя голодом, чем прикоснулся к йогурту.

– Спасибо, – ответил я.

Она отправила в рот ложку слизистой жижи.

– В этом поезде есть вагон-ресторан?

– Разумеется. Сразу за вагоном-баром и обзорно-панорамным вагоном.

На голодный желудок я соображал хорошо и догадался ей не поверить. И к тому же заметил, что все вокруг ели и пили свое. Пришлось просить у нее йогурт.

Сьюзан сунула мне в рот полную ложку клейкой субстанции. Но она оказалась не такой противной, как я ожидал.

Мы прикончили воду и йогурт. И Сьюзан захотела поменяться местами. Но в проходе все было забито, и ей пришлось лезть по моим коленям. Я пересел на ее место и предложил:

– Может, повторим?

Она улыбнулась и закурила послеобеденную сигарету. Достала лондонский "Экономист" и выдохнула дым в трещину в окне.

Через полчаса после остановки в бухте Камрань и примерно через шесть часов после того, как мы отправились из Сайгона, поезд начал тормозить – мы приближались к Нячангу.

Мы подъезжали с запада и имели возможность полюбоваться прекрасным видом спускающихся к морю отрогов гор. Их подножия пестрели кирпичными башнями – башнями чамов, как выразилась Сьюзан, хотя я понятия не имел, что она имела в виду. Слева на холме красовалась огромная статуя Будды, а впереди, на отлогом склоне напротив вокзала, стоял построенный в готическом стиле католический собор. Этот собор я помнил.

Поезд замедлил движение и остановился у перрона.

Нячанг был конечной станцией, и пассажиры, подхватив детей и багаж, стали пробираться к выходу, а те, что стояли на платформе, рвались в вагон, чтобы поскорее занять места.

– Толкайтесь, – подбадривала меня Сьюзан. – Вы самый крупный мужчина в поезде. И все, кто позади, рассчитывают только на вас.

Наконец нас вынесло на платформу.

Здесь было прохладнее, чем в Сайгоне, и воздух в тысячу раз чище. Небо отливало голубизной, и по нему плыли прозрачные облака.

Мы прошли через здание небольшого вокзала и оказались на площади, где в надежде на заработок стояла дюжина такси.

В машине Сьюзан что-то сказала шоферу, но тот переспросил еще раз, прежде чем тронуться от станции.

– Что вы помните о той гостинице, куда приезжали в отпуск? – спросила она меня.

– Она стояла к югу от побережья. Французская колониальная постройка. Кажется, три этажа. Вроде бы белая. Или бледно-голубая.

– Очень приличная память для пожилого человека, – хмыкнула Сьюзан и повернулась к водителю. Тот выслушал ее и кивнул.

Мы миновали Нячанг – городок, который ничем не отличался от других курортных местечек, – белые оштукатуренные дома, красные черепичные крыши, пальмы и крутые тропинки. Город выглядел лучше, чем я его помнил, – тогда он был забит военными грузовиками и солдатами. Он был убежищем от войны, и я не помню, чтобы Нячанг пострадал от серьезных разрушений, хотя время от времени с окрестных холмов его обстреливали из минометов. И еще здесь размещались службы ЦРУ – верный признак относительной безопасности и наличия приличных ресторанов и баров.

• Предыдущая
• 55/169
• Следующая