Сделать все возможное (ЛП) - Грей Р. С. - Страница 14

Когда я оглядываюсь, то вижу, как по груди Лукаса стекает пот. Дорогой Боженька. Я все еще уверена, что это противозаконно. Я замечаю группу женщин, занимающихся быстрой ходьбой, которые остановились на углу улицы, и глазеют на Лукаса. Неужели? Всем четверым одновременно понадобилось завязать шнурки? Народ, уже давно изобрели двойной узел!

Я машу рукой, чтобы прогнать их, и они убегают, смущенные, но недостаточно.

— Ты устраиваешь представление, — огрызаюсь я на Лукаса. — Наверное, ты и в одежде сможешь косить траву.

— Я могу снова надеть футболку, если для тебя это проблема.

— Для меня это не проблема. Мне всё равно.

— Правда? Поэтому ты так проверяешь почтовый ящик?

Я скрещиваю руки на груди.

— Что ты хочешь этим сказать?

— У тебя шампунь в волосах.

Вот тогда я чувствую, как мокрая пена стекает по моим щекам и груди, впитываясь в майку.

— Это несмываемый кондиционер.

— Очаровательно.

— Дэйзи, милая! — зовёт мама с крыльца. — Ты уже забрала почту ранее. А теперь заходи и оставь бедного Лукаса в покое. Мне все равно нужно домыть твои волосы.

Её способность испортить момент поразительна.

— О, и Лукас, — продолжает она. — Я оставила тебе лимонад на случай, если ты захочешь пить.

— Дьявола не мучает жажда, — бормочу я себе под нос, волоча ноги вверх по дорожке.

Последнее, что я вижу, это отражение Лукаса в окне: обнажённый, потный, обезоруживающе красивый. Ночью, перед сном, я достаю из гаража огромный вентилятор, включаю его на полную мощность и направляю прямо на кровать. Кажется, прилив только усиливается.

В пятницу днем мы с Лукасом встречаемся с мистером и миссис Роджерс. В свои почти пятьдесят, они молодожены, со склонностью всё делать вместе. Поэтому настаивают на совместном обследовании и сидят вместе на кушетке, держась за руки. В их заявлении на приём, упоминалось о болезненных высыпаниях, но этого мало.

— Видите ли... мы отправились в поход, в наш медовый месяц, и вы знаете, как романтично это может быть на природе…

Мистер Роджерс краснеет и щиплет жену за бок.

— Слишком много информации, Кэтлин.

— Они же врачи! Они должны знать всю историю, если хотят нам помочь, Митч.

Лукас добродушно кивает.

— Значит, вы шли пешком, а потом?

— Ну, мы молодожены, — продолжает миссис Роджерс, и они одновременно сверкают кольцами. — Мы уже упоминали об этом? Что мы только что поженились? Это безумие. Мы с Митчем ненавидели друг друга в школе. Он издевался надо мной на детской площадке! Разве это не смешно? Ну, так или иначе, мы столкнулись друг с другом в баре, одно привело к другому, ну и…

— Я сделал ей предложение на нашем первом свидании. Я знал, что она предназначена мне, ещё в начальной школе.

Мне необходимо срочно прочистить горло, но я не хочу привлекать к себе внимание. Я знаю, Лукас хочет, чтобы я посмотрела на него, чтобы он выгнул бровь и сказал: «Разве это не интересно?». Но я сопротивляюсь.

— Давайте вернемся к делу. Куда именно вы ходили? — мой голос звучит странно.

— К «Большому повороту». Мы решили разбить там лагерь.

— И по пути вам стало немного жарковато? — предполагаю я, пытаясь соединить всё воедино.

— Это была идея Митча! — хихикает Кэтлин. — Он поклялся, что никто не увидит, ну а потом, я думаю, мы немного увлеклись…

Пятнадцать минут спустя, после быстрого осмотра, становится ясно, что мистер и миссис Роджерс порезвились недалеко от ядовитого плюща, и теперь последствия их действий сконцентрировались вокруг нижних областей их тел. Вот, чёрт.

В результате они уходят с рецептом мази гидрокортизона экстра-усиленного действия и чёткими инструкциями: отложить секс до тех пор, пока не пройдёт сыпь. Не думаю, что они будут им следовать. Я улыбаюсь и качаю головой, когда заканчиваю записывать заметки в карту миссис Роджерс. Лукас стоит рядом со мной, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

— Ты не собираешься заполнять карту мистера Роджерса? — спрашиваю я, глядя на него из-под ресниц.

— Я уже заполнил.

Я смотрю вниз и начинаю писать ещё быстрее.

— Так вот в чем дело, не так ли? — спрашивает он.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

На самом деле, я понимаю, но хочу, чтобы он сменил тему.

— Ты все это время была влюблена в меня, как мистер и миссис Роджерс?

Из меня вырывается громкий смех. Он звучит вымученным и фальшивым.

— Неужели тебе больше нечем заняться? Например, ты можешь запланировать свою следующую игру с доктором Маккормиком.

— Я уже внёс её в своё расписание, а ты избегаешь ответа на вопрос.

— Это потому, что я пытаюсь работать, — говорю я, записывая в пятый раз одно и то же слово в карту миссис Роджерс. Спасибо Господи за изобретение штриха-корректора.

— Все в порядке. Я сохраню твой секрет.

Такое чувство, что он забирается мне под кожу. Мне трудно поверить, что, ведя эту старую битву, в его арсенале осталось ещё какое-то неиспользованное оружие, но это что-то новенькое, и мой разум от этого пошатывается.

Я щурю глаза и пытаюсь понять мотивы, но его нейтральное выражение лица ничего не выдает. Я не знаю, хирург ли он с ножом или ребенок с камнем ‒ в любом случае, он хочет, чтобы у меня отвисла челюсть, и мое сердце забилось быстрее, и я его не разочаровываю. Мое лицо горит. Он нашел новую, скрытую щель в моей броне, какими бы ни были его намерения. Лукас и я враждуем так долго, что он очень редко получает от меня неожиданную реакцию. Я встаю, разворачиваюсь и захлопываю дверь кабинета, нервно гадая, каким будет его следующий шаг.

Лукас

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Неотправленное письмо №349

Это немного странно. Я давно не писал тебе ни одного из этих сообщений: с тех пор, как вернулся в Гамильтон. Могу ли я вообще называть их сообщениями, если я никогда не нажимал на кнопку «отправить»? Я даже не уверен, что ты пользуешься этой электронной почтой. Доктор Маккормик до сих пор обещает дать нам новые почтовые адреса для работы, но, исходя из того, что парень все еще использует Windows 98, я бы не рассчитывал, что это произойдет в ближайшее время.

Я посмотрел на днях, просто из любопытства, когда первый раз написал одну из этих... «записей в журнал»? «криков в пустоту»? Как бы я ни называл эти сообщения, первое было написано на первом курсе в Стэнфорде. Прошла неделя первого семестра, и, думаю, можно было смело сказать, что я соскучился по дому. По крайней мере, это то, что я написал тебе по электронной почте. Я все говорил и говорил о том, что скучаю по Гамильтону, но ни разу не упомянул, что скучаю по тебе.

Думаю, я довольно хорошо умею хранить секреты. Я никогда не говорил тебе, что подал заявление в Дьюк. Мне предложили стипендию, как и тебе, но потом я подслушал твой разговор с Мэделин перед выпускным. Ты всё говорила и говорила о том, как рада переезду. Тебе не терпелось выбраться из Гамильтона и быть подальше от меня.

Я получил сообщение. Чётко и ясно. Возможно, это был первый раз в нашей жизни, когда кто-то из нас понял намек, ха.

Я поступил в Стэнфорд, и был готов начать все сначала, но вместо этого провел весь первый год, думая о переводе в Дьюк. Я не вступал ни в какие клубы и не заводил друзей на всю жизнь, которые в итоге становятся твоими шаферами. Я тусовался в своей комнате в общежитии и слушал CD-диски, которые ты записала для Мэделин. (Перед переездом я украл большую часть её коллекции.) Было что-то успокаивающее в том, чтобы слушать песни, которые ты выбрала сама, даже если они были записаны не для меня.

Боже, это было так давно, десять лет назад, и все же, я до сих пор помню, как был тем восемнадцатилетним парнем в колледже: я так тосковал по дому, что было больно.

Я преодолел это, я преодолел много вещей, но по сей день меня мучает один вопрос, который слишком поздно задавать.