Клинки и карабины (СИ) - Манасыпов Дмитрий Юрьевич - Страница 32

Прижатая к голове рука не помогла, лишь хрустнула, ломаясь. Освальд зашипел, тряся головой, где вдруг лихо отплясывали черти. Замутило, рванулось наружу все съеденное и он упал опять, лицом в собственную блевотину.

Вставай!

Освальд шарил левой рукой, пытался нащупать опору, чтобы встать, опершись и не свалившись снова.

Вставай!

Айна закричала. Испуганно, кутаясь в свой страх, как в саван.

Вставай!

Пальцы нащупали древко, схватили, подтягивая к себе. Освальд встал на колено, сломанной рукой вытер лицо. Больно? Боль проходит, жизнь проходит, дело остается. Человек, поднимающий мертвых, должен умереть сам.

Вставай!

Стагг получал свое, начавшееся так глупо и превратившееся в праздник боли, ужаса и смерти. Заваленный осколками костей храм – малая цена за такой удовольствие. Голубые жаровни моргали, дрожали, начинали выстреливать столбами жидкого пламени, разлетавшегося каплями, дрожавшего лужами на плитах с колоннами. Утробный смех перекатывался камнями, такими же тяжелыми, как надгробия, разбиваемые силой малефика.

Вставай!

Айна успела лишь закатиться внутрь черепа, скинувшего с себя наездницу-тиллвег. Желто-серая кость трещала под лапами мертвого кота. Летели стружка и крошево из-под черных когтей, пористое нутро мертвой головы открывалось все больше, поддаваясь яростному напору оживленного, рвущегося к жертве.

– Убей! – Тило, сломав стрелу, ковылял к ним. – Убей ее!

Отлетел большой кусок челюсти. Мертвый кот, рыкнув рванулся внутрь, с хрустом втянувшись на половину. Ребра, торчавшие из голого бока, сломались выгнулись наружу, не пуская дальше. Айна, подтянувшись на руках, вскрикнула, выпала наружу через глазницу. Упала, громко застонав.

Кот, тупо рвущийся за ней, влез внутрь черепа почти полностью. Серая кожа, связки, грудина, натянулись, выбрасывая куски ссохшейся плоти. Чудовищу, тупому и сильному, осталось просто выбраться и добраться до тиллвег.

Чихъ упал на череп сверху. С крохотной галерейки, прячущейся в тени второго этажа. Упал, держа в зубах запаленный трут, а в руках два болта, как-то выхваченных у Освальда. Болты проткнули твари глаза, брызнувшие слизью.

Дед откатился в сторону, стараясь не остаться внутри черепа. Скинул флягу, сковырнув печать с горла, обливая кота жидким огнем. Встал, чтобы отпрыгнуть в сторону и вытащил трут. Свистнув, ему в спину врезались несколько костей. Чавкнули, хрустнули, входя в человека. Чихъ, изумленно поворачиваясь, упал. На кота.

– Нет! – крикнул Тило.

Огонь не ответил. Занялся сразу, могуче загудев и превращая в два огненных шара мертвую тварь, поднятую малефиком и старого следопыта клана Лиса.

Освальд, шатаясь, выпрямился, перехватывая рогатину Чиха посередке. Ноги тряслись, но он встал.

Тило оказался рядом со съежившейся от боли, плюющейся кровью тиллвег. Наклонился, вытащив из-за спины черный клинок, изъеденный временем. Освальд метнул рогатину.

Она вошла точно между его лопаток, пробив насквозь, разорвав и выбросив наружу половину сердца. Тило каркнул, падая и выпустив нож. Заскреб пальцами, не собираясь умирать и пытаясь уползти подальше.

Храм затих. Ровно на удар сердца. Взревел, бурля яростью неупокоенной души хозяина, потянулся к Тило голубым пламенем, на глазах превращаюшимся в тугие полупрозрачные щупальца. Настоящий хозяин мертвых, Древний по имени Стагг, торопился вернуть жизнь в тело некроманта, не успевшего стать его вместилищем из-за собственной глупости существа, считавшего себя богом.

Айна успела первой. Крича от боли, двигаясь ломаными рывками, тиллвег дотянулась до черного клинка, схватила и ударила, наполовину отрубив голову. Ударила еще раз, хрустя ломающимися позвонками. И еще, отделив голову, бешено ворочающую глазами, от тела.

Освальд успел дохромать к ней, несколькораз упав. Взял голову за волосы и бросил в не успокаивающееся пламя, пожравшее тварь Тило и Чиха. Туда же улетело сердце некроманта. Храм вокруг завыл, задрожал, пойдя трещинами от гнева Стагга. Темнота, вдруг ставшая плотной и живой, накатила со всех сторон, охватывая душащей пеленой человека и тиллвег, прижавшихся друг к другу.

Мир почернел, съеживаясь вокруг них, стягивая тугие змеиные петли. И, звонко хрустнув лопнувшим хрусталем, разорвался.

– Мы пришли. – Айна, накинув капюшон, показала на Зеленую заставу, видневшуюсю промеж кустов. – Я иду с тобой, Освальд. Увидеть своего родственника и поговорить с ним. Потом, думаю, мы с тобой отправимся к наместнику. Руки не протухли?

Руки Тило, засыпанные крупной солью, пахнуть не хотели. Стукались деревяшками в мешке за спиной Освальда. И не воняли.

– Думаешь, тебе поверят? – он покосился на родственников тиллвег, вблизи заставы ставших совершенно незаметными. – Не стоило отправить к Комраду кого-то, ну…

– Ты же не знаешь, человек, сколько мне лет, верно?

– Не знаю.

– Я не молодая тиллвег и мое слово что-то, да значит. Думаю, Комраду-полукровке его будет достаточно, чтобы поверить. Стагг проснулся, ты это видел.

Освальд не ответил.

Он видел? Что довелось ощутить на себе, когда темнота накрыла их полностью, когда внутрь, скользко и пробираясь неземным холодом повсюду, потянулись шепчущие щупальца… Он даже не видел.

Стагг чуть не забрал его себе. Вместо некроманта Тило. И только клан Айны, пробившийся к ним через западные тропы Квиста, смогли их спасти. И похоронить в лесу Костей оставшееся от двух старейшин, пожертвовавших собой, прикрывая уходящий отряд. Наместник должен был все узнать. И Гриф тоже. Возможно, что Гриф был бы даже лучше.

Показать руки, стоя за стрелой, воткнувшейся им под ноги. Пройти через всю заставу, вдыхая запах свежего хлеба, каши, жарящегося мяса, коров, недавно проведенных к лугу. Простучать по ступеням лестницы, ведущим в дом Комрада.

Сидеть и молчать, когда тот спросит о Чихе. Все это ждало впереди.

– Его браслет.

Освальд достал черную полосу металлу, закопченную и кое-где треснувшую от огня.

Комрад смотрел на знак воинской доблести. На все, оставшееся от ворчуна-проводника.

– Ты не могла его спасти?

Весь разговор он даже не смотрел на тиллвег, а тут повернулся, уставившись тяжелым взглядом таких же, как у нее, чуть раскосых длинных глаз.

– Он спас меня. Мои ребра проткнули мои же легкие.

– Три дня назад? – уточнил капитан.

– Да. Мы сутки плавали в родниках у Золотой рощи, сутки беспамятства. Потому и смогли добраться сюда своими ногами.

Все верно. Освальд не верил себе, но для руки не требовалась даже повязка. Кости срослись, оставив только странную щекотку внутри. Сутки в горячей воде, пахнущей травяными настоями и чем-то пряным. Сутки беспорядочного стука сердца, жара и видений. Сутки, как заново родившие его.

– Сами отдадите.

Комрад встал, странно дернув лицом. Старался не смотреть на черный тусклый металл.

– Кому? – Освальд не понял.

– Пойдемте.

Идти пришлось недалеко, небольшой дом стоял сразу за тыном, окружавшим жилище Комрада. На скрип отворившейся калитки из дома выскочили две девчушки, обогнавшие невысокую и худенькую женщину. Следом, блестя на солнце рыжим золотом непослушных вихров и настороженно кося лисьми глазами, вышел подросток.

Женщина, все поняв сразу, вздохнула, желая что-то спросить, но…

– А где отец, капитан? – спросил подросток, глядя на вошедших подозрительно и знакомо.

И, еще более знакомо, сплюнул почти на сапог Освальда.

Блас…

Коршун сидел на старом, нагретом солнцем обломке скалы, притулившемся у края ущелья. Он чистил клюв, чиркая им по куску сланца, валявшегося неподалёку, иногда отрываясь и оглядываясь вокруг. Крылатый хищник был уже стар и опытен. Понимал, где можно ожидать добычи, а также то, что до времени лучше не подниматься в воздух. Люди, передвигающиеся на железных повозках, давно поняли, что и коршуны, и грифы, и другие стервятники всегда знают, где их ждут враги. И то же самое поняли воины Шадтаха, теперь постоянно их истребляющие. Поэтому он и не торопился взлетать, видя, как на горизонте появляется тёмная, относимая ветром в сторону, ленточка …