Клинки и карабины (СИ) - Манасыпов Дмитрий Юрьевич - Страница 33

Диски тяжёлого «Сида», с лязгом проворачивали траки, толкая танк вперёд, вздымали тучи мелких камней и серой дорожной пылюги. Мерно гудел двигатель, скрытый под толстыми пластинами металлокерамической брони, и приводимый в действие золотым шаром апейрона. Ствол спаренной пушки нахмуренно рыскал по сторонам. Позади танка мерно нарастали шум и скрежет.

Широкие, с глубокими протекторами, покрышки, сделанные из натурального каучука Ост-Индии, рубили крошево дороги, самим временем вырезанной в скалах. Машины шли тяжело покачиваясь из стороны в сторону, плавно неся в себе груз и людей. Проходили вытянутые, с четырьмя ведущими мостами, бронетранспортёры «Науро» и приземистые, устойчивые грузовики «Таука», работающие на апейроне. С шумом и пыхтеньем, выпуская излишки пара, важно катили угольные старики-транспортники «Мулы». По обочине, впритирку к идущим машинам, сновали юркие трёхколёсные «Мальдонадо». Важно, ворочая по сторонам всеми своими восемью крупнокалиберными пулемётами, проплыла громада двухбашенной установки «Орильяна».

Караван армии Великой Испании, везущий груз драгоценной бериллиево-иридиевой руды, двигался по заданному маршруту, от шахт Куш, что в Лемуре, до порта Сан-Кристобаль, на границу Хинда и Му.

На броне одного из «Науро», вместе с пятёркой рядовых, сидел сержант, с нашивками командира отделения. Из-под низко надвинутого шлема выбивались светлые волосы, выдающие истинного идальго. Ведь только так можно узнать кастильцев, что смогли сохранить благородные светлые волосы и голубые глаза настоящих идальго во время гибельной волны нашествия мавров.

По боку машины, изрядно вытертая, чернела волчья голова и надпись «Los Lobos». А уж эту эмблему, печально известную в местных краях, могли догадаться намалевать только настоящие кастильцы, славившиеся бесшабашной лихостью. И их-то в составе штурмового полка хватало.

Серые запылённые машины рвали горячее марево, разрезали тяжелый воздух острыми носами. Солдаты, укутав лица тканью, уставшие, с красными глазами, крутили головами. Проводка караванов с рудой для добывания апейрона давно стала рутиной. Работой, пусть и очень опасной, страшной и кровавой, но работой. Сколько людей и машин остались здесь, на старой пыльной дороге? Точно десятки, явно сотни, и, кто знает, может и тысячи.

Империя нуждалась в энергии, и потому, снова и снова, из ворот форта Диас выходили длинные ленты машин, шедших к морю. Сто лиг, что в Европе проходятся за три дня, здесь могли растянуться на неделю. И если из вышедших в путь транспортов доходила половина, это считалось нормальной ценой. Хорошей для Лемура и Му, через земли, где им приходилось идти.

Сержант Блас де Мендоса, сидевший с бойцами своего отделения, смотрел вокруг. Сжимал опухшие веки, исхлестанные жаром местного ветра и мириадами песчинок. В последний (крайний же, крайний) его караван, куда как меньший, их зажимали три раза. Они прошли почти все. Всего один «Сид» и три транспорта остались на изгибе серпантина.

– Эй, Васкес, – Мендоса повернулся к пулемётчику, баюкавшему на сгибе руки дисковый пулемёт «Амадис», – а ну не спать, собака похотливая! Тебя кто заставлял перед самым выходом к putas бегать? А?!! Приедем – отправлю тебя к медикам в наряд, вместо отдыха. Будешь там… альтернативку служить. Сам знаешь, чего и куда таскать, да?

Штурмовики, прислушивавшиеся к распеканию сослуживца, дружно грохнули смехом. Васкес, высокий и плечистый астуриец, покраснел:

– Да ладно, сеньор сержант, что вы, в самом деле? Я ж не сплю. Так, вполглазка…

– Васкес!!!

– Молчу, сержант, молчу.

Блас покачал головой. Этого вечно сонного астурийца ему перевели с месяц назад. Единственное, что не позволяло немедленно выкинуть того к угольщикам, идущим с запасом топлива в караване, было умение Васкеса стрелять. Этого у него не отнять, стрелок от Бога.

Мендоса отвернулся от солдат, посмотрев на мерно пылящего в голове колонны «Сида». Многотонный великан с кажущейся ленивой грацией легко одолевал любые преграды, наплевав на пыль. Но вот уж кому он не стал бы завидовать, так это его экипажу.

Блас помнил, как жирно чадил такой же танк, подожжённый ифритом на переходе от Джихангира к Сан-Кристобалю. Чёртовы демоны… Да поможет каждому благочестивому католику святой Яго, покровитель конкистадоров, в их борьбе с исчадиями Князя тьмы.

Мендоса поправил подсумки, поблагодарив про себя оружейников из Толедо и Рура. И пускай сделанное в земле алеманов оружие – дело рук подземных карликов. Они-то хотя бы не являются врагами рода человеческого. Именно их патроны с серебром, снаряжённые в магазины, били его по левому бедру. В своё время его, как и всех других новобранцев, наставники заставляли доводить до автоматизма перезарядку. Как это помогло потом здесь:

Против людей – правая сторона, сталь и свинец. Патроны с красными головками.

Против демонов – левая, серебро и ртуть. Патроны с крестом на чёрных головках.

А ведь спать хотелось и ему. Неудержимо клонило в сон, наваливалась тяжёлая усталость. Блас почти не вылезал из конвоев несколько последних месяцев. Он очень устал. Но отказаться идти в составе охранения каравана? Такая мысль даже не приходила в голову. Которую, тем не менее, всё ощутимее клонило вниз. Хотелось откинуться на башню и закрыть глаза. Совсем на чуть-чуть. Сомкнуть пыльные тяжелые ресницы и забыться. Но нельзя, потому что…

…. Пикировал, заходя от солнца и сбивая прицел наводчикам уцелевшей башни «Орильяны», серый в крапинку дракон, плюющийся сгустками кислоты. Рвались шары с бурлящим зелёным содержимым, летевшие откуда-то из-за холмов, рвались и заливали всё вокруг лавиной живых, копошащихся жирных червей. А те вгрызались своими жадными ртами во всё живое, что находилось рядом. Из всех щелей на машины лился поток огня и свинца, сметая всех не успевших укрыться. И подбирались всё ближе воины Шадтаха, не жалевшие ни себя, ни врагов, в своём стремлении уничтожить их. И вот совсем рядом с Бласом, вынырнув из-за горевшего грузовика, выскочила сгорбленная длиннорукая фигура, вооружённая шестопёром и кривым горским ножом. А у него заклинило затвор «Койота»…

Мендоса очнулся от воспоминаний, тряхнув головой и положив руку на роговую рукоять любимого ножа с кривым клинком. Трофей, дааа. Ох, и не зря же он взял из дома ещё дедовскую тяжёлую шпагу, тогда в первый раз спасшую ему жизнь.

– Сеньор сержант?! – бискаец Хоанес похлопал его по плечу, прикрытому бронещитком, с изображением креста Господня поверх ало-жёлтого геральдического щитка, – Сейчас поворот на подъём будет. Приготовиться нужно, больно уж тихо идём. Не к добру.

– Хоанес, отставить! Думай, что треплешь своим болтливым помелом. – прикрикнул Блас и повернулся к бойцам – Эй, кабальерос, смотрим бодрее! Ну-ка!

Хотя, как это не было бы неприятно, но Мендоса понимал, что бискаец прав. Караван прошёл уже треть пути, но никто даже не попытался их атаковать. А это… Ну, никак не было похоже на местных. Пропустить караван – да шайтан упаси, ни за что.

Он поправил ремень своего штурмового, двадцатизарядного «Койота», и, устроившись удобнее, достал из поясной сумки желтоватый листок бумаги.

«Здраствуй дядя Блас, это тибе пишет твой племяник Игнасио. У нас всё хорошо. Вчера бабушкина кошка, Лючита, родила пять котятков. Они маленькие и полосатые. Только один чёрненький. К нам приходил старый Педро, и сказал, что этого бегимота нужно утопить, потомушта он колдофской, и придёт падре Адриан и назовёт бабушку ведьмой и анафемой. И чего это Педро кота назвал бегимотом? А потом бабушка Анита налила ему из своей бутылки, которую она прячет в шкафу и думаит что никто не знает, а папа знаит и пастаяна туда лазиет. Педро выпил и ушёл. Бабушка хотела утопить котёнка, но я заплакал и папа ей не разрешил. Потом бабушка Анита ругалась и плакала. Говорила, что еслибы не ты, дядя Блас, давнобы быть нам всем в Саламанке за то чем папа занимаеца. И ещё бабушка молилась вечером за тебя и просила святой Яго спаси и защити равно как пресвятая и непорочная девабогородица. Дядя Блас, а ты привезёшь мне такую свистульку, какую ты привёз в прошлый раз, а то…»