Вилья на час (СИ) - Горышина Ольга - Страница 28

— работы. Еще пару дней назад я бы спокойно вынесла такой тон начальницы, но в тот день «милочка» в ее устах прозвучала как «дура», а дурой я могла быть только для самой себя, но не для посторонней тетки, даже той, от которой зависело мое благосостояние. Дура! Она.

И я тоже дура, конечно. И дело даже не в том, что на моей карточке в момент увольнения только и оставалось денег, чтобы купить авиабилет. А в том, что летела я к Альберту.

После увольнения я собралась в бар, чтобы напиться и, возможно даже подцепить кого-то на одну ночь. Целый год у меня никого не было. На всех мужчин, даже тех, что при параде, после Альберта я могла глядеть только с одной лишь жалостью. Как и на себя саму. Но в тот день я решила начать жизнь с белого листа. И для начала сорвала со стены портрет Альберта, скомкала бумагу и швырнула в мусор, решив тут же его вынести. Заодно выкинуть из почтового ящика всю рекламу. За неделю той накопилось столько, что уголок одной листовки торчал из щели.

И вот, не донеся всю эту кипу бумажек до коробки, которую кто-то из соседей целенаправленно поставил под почтовыми ящиками для сбора рекламной макулатуры, я просыпала все на пол. И, чертыхаясь, начала собирать листок за листком, пока не наткнулась на нечто очень красивое — открытку, фон которой походил на раскрытый аквамариновый веер. Оранжево-красно-белые трехмерные буквы складывались поверх него в слово BARCELONA. Дизайнер явно увлекался поп-артом.

Я машинально перевернула открытку и ахнула. Она не была рекламкой, на ней красовался почтовый штамп и значился обратный адрес. Испанский! И мое имя, хотя его я увидела последним. Наверное, потому что боялась читать и верить написанному великолепным почерком с завитушками: «Моя дорогая Виктория, если не боишься дождей, заглядывай на часок в солнечную Барселону», а подпись можно было и не ставить. Кто еще мог написать мне по-английски подобное, кроме Альберта? Да и кто вообще мог послать мне настоящую открытку?

Я даже приложила ее к лицу — не к губам. К носу… Она пахла старой краской, чужими руками и моим будущим счастьем. Я тут же купила билет. Если б могла, то только в один конец, а не туда-обратно.

Вылет через две недели. Мое ответное письмо за это время должно успеть дойти до Барселоны. Да оно и не нужно — Альберт и без него знает, что я прилечу к нему на собственных крыльях, если меня вдруг откажется нести стальная птица.

Забыв про выпивку, я побежала в книжный за открыткой и проторчала перед стендом с полчаса, не в силах выбрать ничего достойного глаз Альберта. В итоге купила крылатого ангела. Да, я снова хотела в подарок крылья. Пусть и на час. Пусть даже на одну минуту! Хотя чего хотеть?! У меня уже чесалось между лопаток

— крылья пробивались на прежнем месте, и мыслями я вновь была на небесах. Только на этот раз с ним, а не с мамой. Мамочка… Ты ведь понимаешь меня и не осуждаешь. Ведь правда, да?

— Викуся, взрослые умные женщины так не поступают, — распалялась тетя Зина под воздействием Бейлиса, который я купила сразу после отправки открытки.

Теперь заливать виски рабочее горе не было никакой надобности. Теперь я хотела отпраздновать будущий праздник души и тела. И сделать это я могла лишь с тетей Зиной. Других подруг у меня не было.

— Если год назад я тебя поддержала, то сейчас громогласно заявляю, что баба яга против.

И она действительно орала, но мне было плевать на соседей. Мне было плевать на весь мир. Какое мне дело до людей, когда в моей жизни вновь возник не человек, но ангел. Темный и такой добрый. Надо же, не забыл меня за год! И даже сам позвал… Да я ему не только стопку крови готова с радостью нацедить, я отдам ему сердце целиком — пусть выжмет себе целую кружку. Горячей с примесью корицы и кардамона, которые я нещадно сыпала каждое утро себе в кофе, чтобы очнуться от ночных грез, в которых властвовал он, и окунуться в реальность, в которой были одни…

Не буду, не буду… Кому-то повезло со вторыми половинками, а у меня половинки не было. Я сама по себе была целой. И склеил меня именно Альберт. По его милости я расправила плечи, гордо подняла голову — и ни один мужик даже макушкой теперь не дотягивался до моего задранного носа.

Альберт… Мои губы расплывались в сладострастной улыбке предвкушения…

— Хватит уже улыбаться, как дура! Поманил пальцем, она и побежала, как последняя… Нуты меня поняла.

Я ее понимала, а вот она меня нет, и я не могла сказать тете Зине всей правды об Альберте. А так хотелось поговорить о нем. О нем настоящем, а не австрияке, решившим на халяву потрахаться с русской дурой, а именно такой портрет нарисовала для себя тетя Зина. Об Альберте настоящем я могла говорить только с мамой, держа в руках ее фотографию. Она улыбалась с нее на любую мою фразу. Ведь я все правильно делаю, да, мама?

— Тетя Зина, это нужно мне. Мне, понимаешь? Чтобы вновь почувствовать себя женщиной.

— Чтобы почувствовать себя женщиной, а не доступной сучкой, надо найти мужика, который захочет провести с тобой больше, чем одну ночь.

Я промолчала, и тетя Зина почувствовала свободу слова.

— Викусь, сколько, думаешь, ты еще будешь конфеткой? Тебе нужно искать мужа, а то так и останешься на бобах с кучей приятных воспоминаний. У твоего австрияка могут быть серьезные намерения?

Я покачала головой и сжала губы. Не знаю, для чего больше: чтобы не заплакать или чтобы не улыбнуться.

— А ты к нему летишь! Точно девочка по вызову! — всплеснула руками тетя Зина.

— Вика, так нельзя! Неужели ты не понимаешь, что счастья на час не бывает? Потом оно становится несчастьем на всю жизнь. Вика! Прекрати так на меня смотреть!

А как я смотрела? Я, кажется, не смотрела, а ржала. Уже в голос. Благо бутылку ликера мы опустошили уже наполовину. Можно списать гогот на то, что я уже пьяная. От счастья. Будущего!

— Теть Зин, не драматизируй. Я никогда не была в Испании. А это повод съездить и хорошо провести время с интересным человеком. В конце концов, у меня по графику в августе все равно должен был быть отпуск.

Она больше не улыбалась, и я обновила ей бокальчик.

— Взять бы тебя да ремнем по филейной части! — выдала тетя Зина уже даже, скажем, зло. — На которую ты ищешь себе приключений!

— Я ищу их немного на другое место, — попыталась сострить я, но тетя Зина оказалась крепким орешком. Даже не улыбнулась!

— Вика, на какие шиши ты собираешься жить?

Настроение сразу испортилось. Обратным билетом рано или поздно, но придется воспользоваться.

— Я найду работу. Уволилась я не из-за Альберта. У меня просто кончилось терпение. Это серпентарий. Если не сказать просто — гадюшник. Я потом на лечение нервов потрачу больше, чем заработаю. Ну порадуйся ты за меня. Ну пожалуйста!

Тетя Зина через силу улыбнулась и подняла бокал. Я — свой.

— За твое женское счастье! — произнесла она сухо.

И все-таки тетя Зина душка! Все она прекрасно понимает!

Альберт, жди меня… Потому что я тебя уже не могу дождаться!

К двум неделям ожидания поездки в пустой квартире добавились еще и два часа ожидания в шумном аэропорту. Мне бы смотреть той ночью не только в зеркало, но и в экран телефона — авиакомпания Вуэлинг загодя прислала сообщение об отложенном рейсе. Да и без этих эсэмэсок ежу должно быть понятно, что испанские самолеты не летают по расписанию. Но моя голова после барселонской открытки работала в совершенно неправильном режиме.

Если целый год я только засыпала с мыслью об Альберте, то теперь я и вставала с этой мыслью, и кофе пила, и одевалась, и в магазин ходила, и в салон… В салон-то еще понятно почему меня понесло с мыслью об Альберте, но в остальное время я должна была вести себя как взрослая, хотя бы немного умная, женщина, но я сделалась вдруг дура дурой. Пусть и влюбленной, но легче от этого не становилось.

— Ты там еще не передумала ехать? — с этого вопроса начинались ежедневные звонки тети Зины.