Второгодник (СИ) - Литвишко Олег - Страница 34

Мотю выбрали Командиром отряда колхозных ремонтников, бывших колхозных. К тому же был создан сводный отряд по строительству ремзоны, который тоже возглавил Мотя. Теперь осталось не дать ему снова слиться со своими шестерками. Пока сидит в президиуме и переваривает то, что предложил Саныч. С ним раньше он связываться побаивался, как, впрочем, и теперь. Посмотрим, как на нем скажется доверие серьезных людей. Хочется верить, что проймет, а пока без него собрание прокатилось по своим темам, как лыжник с горки, легко и весело.

Сегодня, 20-го декабря, у Нонны первый выходной за последние пять месяцев. Вчера она позорно уснула на совете командиров, а эти несносные мальчишки постановили, что завтра, т. е. теперь уже сегодня, она должна провести у себя дома и спать, а чтобы не сбежала, поставили под окнами часового. Вон вышагивает…, не хватает только винтовки и буденовки. Неожиданное тепло разлилось по телу Нонны. Она их всех обожает и отчетливо понимает, что не сможет без них жить. Совсем непонятно, как она высидит этот день без этой милой мордашки нашего коллектива.

На личном календаре Нонны сегодня праздник — ровно пять месяцев новой жизни. Началась она в тот день, когда Игорь принес заявление о досрочной сдаче экзаменов за девять лет обучения. Сегодня, когда он придет, она предложит ему выпить маленькую рюмочку коньяка. Пусть будет их личная традиция. Они выпивали уже два раза: первый, когда она согласилась принять участие в его невероятных авантюрах, а второй — после того общего собрания, когда выгнали Сережу. Игорь тогда сказал, что это день рождения нашего коллектива, он пока несмышлёныш, но уже живой. Пусть сегодня будет третий — итоги первого года.

Странная штука — Время! Все эти пять месяцев оно уплотнялось с дней в часы, потом в минуты, а скоро закрутится до того, что на счету будет каждая секунда. Нонна уже не помнила, что и как она делала до того, как все началось, эти месяцы, дни, часы вместили так много, что хватило бы на всю ее прошлую жизнь. Получается, что время удлинилось, накрыв собой все, что наполнено какими-то значимыми событиями. Похожие чувства испытывают дети, когда возвращаются домой из деревни после трехмесячного отпуска — все кажется новым, необычным и знакомым только очень отдаленно. А с другой стороны, время несется, как экспресс, что кажется, новая жизнь началась лишь вчера. Как можно это понять? Время бесконечно и мгновенно… Без рюмочки — никак!

Нонна взяла с этажерки три тетрадки и села с ними за стол. Это их с Игорем складывающаяся "Инструкция коммунистического воспитания". В эти тетрадки Нонна педантично, чуть ли не ежедневно вносила все значимое из их сумасшедшего эксперимента. Здесь все задумки, их реализация и результаты, здесь выводы и закономерности, которые удалось зафиксировать, здесь планы и сомнения, здесь работа над ошибками. Эти три обычные 96 листовые тетрадки в дерматиновом переплете не имели цены, причем не только для Игоря и Нонны. Это хроника педагогической работы, какой она должна быть, какой ее следует сделать повсеместно в советских школах. Правда, пока об этом знают всего два человека.

Она погладила одну из них, открыла и провалилась в недавние события… Медленно листая страницы, Нонна проносилась над тем, что делала все эти месяцы.

Вот собрание педагогов, где были и усталость, и непонимание, и отторжение того, что их просили делать; а вот они впряглись и просят добавить еще часов на свои предметы; вот мы с секундомерами замеряем скорость чтения старшеклассников. Слегка обалдеваем от результатов. Вот Борис Сергеевич обучает других учителей быстро читать и не может поверить, что у детей результаты лучше.

Вот Петрович привез последнюю сумму, недостающую до нашего первого миллиона, и, встав на одно колено, вручает ее Светочке, объявив, что она главный двигатель торговли и он у ее ног. Светочка все-таки раскрутила мульчу и гранулированный навоз. Продается на ура!

Вот отгрузили последние бревна из залежей; вот первый профилированный брус; вот пакеты сухой строганой доски, которые краном загружает в вагон семиклассница Поля; вот закладка первого дома для переселенцев; а вот общее собрание, где решили строить роддом, ясли и детский сад.

Событий так много, что, если бы не тетрадки, вспомнить все никак не удалось бы. Она задумалась.

Везде, куда дотянулась организующая ручонка Игорешки, жизнь закручивалась со скоростью в разы, превышающей предыдущую, спокойную. Странность же состоит в том, что и взрослые, и дети этому рады. То, что было до, воспринимается как мука, а сейчас да, все здорово. Усталость, которая сопровождает всех почти каждый день, воспринимается с удовольствием, наподобие того, что испытывают тяжелоатлеты после плотной тренировки и расслабления в бане и у массажиста — сил нет, а настроение блаженное.

Больше всего, Нонну поражали дети. До сих пор она не представляла того запаса сил, который таится в этих маленьких существах. Кажется, вот уже падают от усталости после утренней тренировки, ан нет, через полчаса, перед началом занятий, скачут и играют в чехарду. Все, что они делают, сопровождается смехом, шутками и взаимными подколками. Энергия брызжет и не собирается кончаться. Игорь в качестве одной из первых видел задачу преодоления мышечной лени, а она оказалась и не задача вовсе, как-то рассосалась сама собой. Когда через два месяца после начала нашего забега мы собрались проанализировать этот момент, то просто не обнаружили этой самой лени, а когда именно она исчезла, мы как-то и не заметили. Ведь была же, она это помнила отчетливо. Игорь опасался противостояния, сопротивления внутреннего или явного, но обошлось.

Эта энергетика, которую щедро распыляют вокруг себя дети, вещь заразная и лечебная одновременно. Заразная в том смысле, что рядом с такими детьми никому не удается отлежаться в теньке, совесть поднимет даже самых отмороженных, лечебная, потому что имеет свойство пополнять отсутствие собственной жизненной силы. Нонна уже заметила, что ее хандра с легкостью лечится простым общим собранием — заходит развалина, а уходит особь, полная сил.

Между тем, эти месяцы дались ей нелегко. Труднее всего было держать осанку и не прогибаться тогда, когда в спину смотрели негодующие, укоряющие, жалобные взгляды. Выдержать стиль, темп, ритм, смысл всего происходящего и не отступить, и не остановиться. Это было чрезвычайно трудно. Напор проблем стал ослабевать только по мере того, как укреплялись традиции, появлялась привычка к напряжению, дисциплина перестала вызывать противоборство. Жизнь уже не борьба, она превращается просто в жизнь. Сейчас дети не учатся и не вкалывают, не пашут, сейчас они просто живут, и эта жизнь им интересна и нравится. Похоже, они забыли, как жили еще в июле.

Такое простое и понятное чувство еще только начало появляться, и его надо бережно выращивать. Нонна его чувствует, она его видит в глазах детей, в их походке, постановке корпуса, в массе деталей, которые Игорь приучает ее замечать. Все так хрупко, все только появляется, только набухают почки, а до цветов, а тем более — плодов еще далеко. Или близко, кто знает. Хрупко потому, что стоит ошибиться в тоне, в интонации, в смысле, и можешь услышать: "Я так и думал, вы только играете с нами, все это нужно только вам, а до нас вам дела нету…". Доверие к вам готово улетучиться в любую секунду. Как потом его возвращать? Ну, ладно, один раз можно публично покаяться или извиниться, а второй, третий раз? Все это напоминает хождение по тонкому льду. А еще адреналин от первых успехов бушует, лишая мозгов. Вот такой вот коктейльчик.

Нонна думала о том, что с ней было бы, если бы рядом не было Игоря, такого уверенного в себе и знающего. Откуда ей было знать, что Игорь думал о том же. Похоже, они дополняли друг друга, помогая встроиться в ту жизнь, которую начали, и которая их придавила. Так будет всегда или это только стартовая инерция? На этот вопрос они не знали ответа, и, наверное, это спасало их от малодушной жалости к себе и поворота на сто восемьдесят градусов, то есть вспять.