Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ) - Мусникова Наталья Алексеевна - Страница 31

  - Ладно уж, поедемте к Нюське.

  - Сейчас, - Анна Викторовна вскочила на ноги, - пять минут подождите!

  - Анна, - Яков хотел сказать, что супруга остаётся дома, но она уже дверью бухнула, даже слушать ничего не стала.

  - За косу и на спину, - повторил Игнат, солидно покачав головой, - средство верное, на других испытанное.

  - Я обдумаю, - буркнул следователь, сердито глазами сверкнув.

  К счастию, Анна Викторовна ждать себя не заставила, скоренько вернулась с пухлой корзинкой, которую протянула Игнату:

  - Вот, это Вашему братишке гостинец. Берите, не отказывайтесь.

  Игнашка шмыгнул носом, посмотрел на корзинку, на Анну, опять на корзинку, потом на Штольмана.

  - Берите и едем, - следователь поправил перчатки, взял неизменную трость, - не будем терять время.

  - Благодарствую, Анна Викторовна, - просипел Игнат, с трудом выдавливая слова из словно бы опухшего горла. Парню хотелось сказать, что Васятка будет просто счастлив, но слова разбежались, в носу засвербело, а глаза защипало так, словно в них едкого мыльного раствора, кожу сдирающего налили. А слезинка по щеке побежала всего одна, никто её и не приметил, ведь Анна Викторовна шубку накидывала, а Яков Платонович ей в этом помогал. И на Игната они не смотрели.

  ***

  Нюська оказалась дома, более того, платье подаренное не стирала и показала его без единого возражения. Яков Платонович осмотрел заметные даже на чёрной ткани пятна, хмыкнул выразительно.

  - А живёт та барыня на Каменке, в шестом доме, - протараторила Нюська, - я её нынче там видела, когда стирку забирала. Сама бледная, глаза потухшие, чисто мертвяк, прости господи. Я ей поклонилась, за подарочек отблагодарила, а она посмотрела на меня пустыми глазами, развернулась и в дом пошла, едва ноги переставляя.

  - В шестом доме, значит, - Штольман бросил быстрый взгляд на темноту за крохотным подслеповатым окном, на Анну, кою домой только в куле да под охраной отправить можно было и вздохнул. - Значит, едем туда.

  - Я с т... - Анна смутилась, исправилась поспешно, на тон служебный переходя, - я с Вами, Яков Платонович.

  Штольман улыбнулся так тепло, что у Нюськи, непривычной к ласке, даже слёзы на глазах заблестели:

  - А у меня есть выбор?

  Анна посмотрела на Якова, тот на неё. Анна улыбнулась, Яков пожал плечами, протянул супруге руку:

  - Едем, сударыня. Нас хоть и не ждут, а всё равно мешкать не стоит.

  Дама гостей, да ещё в столь поздний час, действительно, не ждала, но дверь открыла без вопросов, да и в дом их пустила сразу же, на пороге держать не стала, даже не спросив, кто такие.

  - Следователь Штольман, - коротко отрекомендовался Яков Платонович, стараясь держаться так, чтобы всегда прикрывать Анну Викторовну.

  Женщина посмотрела на следователя тусклыми чёрными глазами, устало пожала плечами, ответила глухо:

  - Кубышкина я, Анна Ивановна. Замученной зверем Бобровым Авдотьюшки мать.

  Анна... Милое имя, ставшее для Якова Платоновича самым дорогим на свете, почти священным.

  - Вы убили Кирилла Владимировича из-за дочери? - Штольман не спрашивал, он уточнял.

  Кубышкина помолчала, то ли собираясь с силами, то ли решая, стоит ли признаваться, а потом выдохнула, не скрывая торжества:

  - Да! Да, я убила этого зверя лютого, антихриста в человечьем облике, я его убила и видит бог, не жалею! Другим господь даёт по трое, а случается, по шестеро - семеро детишек, у меня же Авдотьюшка дочка поздняя, намоленная, долгожданная. Сколько я на коленях пред иконами простояла, сколько по монастырям да святым источникам поездила, чтобы смилостивился господь, подарил мне радость материнства. Наконец, услышали мои молитвы, понесла я. Через год дочку родила, да за счастие горькой ценой заплатить пришлось: мужа моего на стройке бревном задавило. Остались мы с Авдотьюшкой одни, горе мыкать. А дочка у меня пригожая, умничка, только вот здоровьем слабенькая, в детстве болела часто. И опять я молилась, по знахаркам да водам целебным её возила, а когда удавалось, то и докторам известным показывала. Ночей не спала, куска не доедала, лишь бы сыта была кровиночка моя, одета не хуже других, да ленту могла новую в косу заплести.

  Анна Ивановна всхлипнула судорожно, передник закомкала:

  - Красавицей у меня дочка выросла, глаз не отвести. Хоть и бесприданница, а женихи находились, не шибко много, но были. И как-то после ярмарки присмотрел мою Авдотьюшку купец этот, будь он проклят во веки вечные. Ухаживал красиво, подарки дарил, цветы носил, мороженым угощал, на лодке катал. Вскружил девочке моей голову, влюбилась она в него без памяти, да и я, дура старая, поверила ему. Помстилось, мол, сама счастливо не жила, так дочка богачество узнает, из нужды выберется, поживёт счастливо. После свадьбы муж новоиспечённый дочку мою в Петембурх увёз, а я в деревушке нашей осталась, мол, так будет лучше, быстрее Авдотьюшка к новой жизни привыкнет. Сначала дочка мне каждую неделю писала, потом письма стали приходить всё реже и реже, а самое страшное, из них жизнь ушла, понимаете?

  Яков Платонович кивнул. За годы службы он много писем видел и без труда мог отличить послания, написанные с душой, от писем, продиктованных разумом. Материнское сердце сухими короткими строчками коротких, тщательно обдуманных посланий обмануть не получилось, женщина без труда поняла, что дочь не так счастлива, как пишет, да и сама ли сочиняет послания? Возможно, муж диктовал, что нужно записать, а Авдотья беспрекословно писала, не смея даже строку от себя добавить?

  - Я не вытерпела, приехала, - Анна Ивановна смахнула слезу со щеки, - замаялась неизвестностью, а пуще того снами кошмарными, в коих видела раз за разом, как муж-изувер доченьку мою убивает. Приехала я в Петембурх, нашла дом их, а меня даже на порог не пустили. Да что там, мне даже ворота не открыли! Так и стояла, точно побирушка, прости господи, барин ко мне и не вышел. Потом я немножко опомнилась, за городовым бросилась, а ему Кирилл Владимирович деньгу сунул, и тот меня в камере запер. За бродяжничество и нарушение общественного порядка.