Среди людей - Левантская Гюрза - Страница 22

– Я помнить! Ловить эти звери.

– Это твоё. Возвращаю.

– Спасибо, Дэкин! Я думать, потеряться они. Дэкин, мочь спрашивать? Я не знать эти звери. Эти, – она указала на шкурки, – много деньги? Мало деньги?

Дэкин почесал в затылке.

– Вот эти, – он указал на коричневые шкурки, – в принципе не очень дорогие… Обычные. А вот этот можно хорошо продать. Белый хусса – редкий зверь. А зачем тебе? Тебе нужны деньги? Ты можешь попросить у меня. Чего-то не хватает?

– Дэкин, моя дом женщина есть деньги. Сама купить. Сама продать. Дэкин дать много, я плохо чувствовать не мочь купить сама. Без деньги моя сумка. Я хотеть продать один это и быть деньги. Не просить. Дэкин много-много дать я. Я плохо быть, не мочь сама и мало дать ты.

– Ты вольна поступать с твоими вещами как вздумается. Только… помощь нужна, чтобы посчитать?

Ира набрала в грудь воздуха для ответа. Ей потребовалось тщательно оглядеться вокруг, чтобы понять, что с запретом на счёт среди женщин всё обстояло не так плохо, как она думала после предупреждений Лэтте-ри. Да, женщины не читали и не писали, но вот счётом на элементарном уровне владели. Во всяком случае, Цыран прекрасно справлялась с обязанностями хозяйки там, где надо было присматривать за работой ключников . Скорее, тут не поощрялась женская тяга к более глубоким знаниям – всё в рамках необходимого для выполнения бытовых обязанностей. Например, та же Кесса владела счётом едва ли в пределах первых двух десятков. Именно поэтому в открытую говорить о своих способностях она всё ещё опасалась.

– Мне нужен помощь. Не считать. Я уметь считать. Мне нужен помощь, я не… Я не знать, сколько стоить эта вещь. Дорого? Мало? Я не хотеть я… слово не знать.

– Я понял. Ты не хочешь, чтобы тебя обманули торговцы, потому что не знаешь цены? Хитта проводит тебя на ярмарку и поможет. Он хорошо умеет торговаться. Ирина, а ты хорошо считаешь?

– Ну… как Цыран, да. Как Цыран, – ответила она.

«Если опустить тот факт, что хозяйка не знакома с интегральным исчислением и формула Ньютона – Лейбница для неё – набор колдовских знаков», – додумала она про себя.

Дэкин сдержал своё слово и в этот же день отпустил её на ярмарку в сопровождении Хитта – слуги, который умел торговаться так бойко, что сделал бы честь любому восточному базару. Ира наслаждалась тем, как он это делает, наблюдая летающие по воздуху руки, напирающую на торговца грудь и слушая бас, разносившийся по всем торговым рядам. Итогом этого представления стала горстка разноцветных кругляков с печатными птицей и мечом, которую мужчина всыпал ей в ладонь. Глаза продавца, ошалевшего от вида женщины с личными денежными средствами, были куда круглее монет.

На обратной стороне вместо герба был отпечатан профиль некоего государя с нахмуренным лицом. Ира с любопытством рассматривала его, подозревая, что именно от письма этого человека зависит её дальнейшая судьба. Некоторое время они походили по торговым рядам. Ира тиранила Хитта вопросами, прицениваясь и пытаясь уложить в голове, сколько и чего можно купить на полученную сумму, если без торга. Это позволило получить денежные эквиваленты и примерно понять, какие товары являются дорогими, а какие дешёвыми. Например, хлеб был дёшев, равно как и продукты, выращенные на земле, а вот изделия из металла влетали в копейку. Очень дорого обходились обувь, украшения и богатая многослойная одежда, и указанных вещей было представлено крайне мало. Хитта пояснил, что покупают их, исключительно чтобы преподнести в подарок по важному случаю, для остального хватает рукодельниц и рукастых мужиков в каждом доме. Предметы из дерева имели очень разную цену, которая зависела от отделки. Готовые повседневные изделия были представлены скудно, поскольку люди сами себя ими обеспечивали и не было необходимости поставлять их на рынок в больших количествах. Покрутившись по базару, она закончила свой путь в лавке торговца тканями. Хитта помог ей купить отрез полотна и несколько клубков тёплой пряжи.

Птичка встретил её возле уже разведённого костра. Он сидел на коленках, грея ладони, о чём-то глубоко задумавшись.

– Топаешь, как целое стадо, – буркнул он, заслышав её шаги.

– Я не учить ходить тихо, – пожала она плечами, уже привыкнув к его постоянным подначкам и грубости.

Ира протянула ему свой котелок, который Птичка сразу повесил на огонь, залив водой. Кормила она его остатками с кухни, но вот горячий напиток из сушёных трав, заменявший жителям Ризмы чай, всегда готовили свежий.

– Ты сегодня не торопилась.

– Хозяин звать. Он много-много удивиться архи идти я. Хотеть знать. Не бояться, – сделала она успокаивающий жест, заметив, что парень напрягся от этой новости. – Я не сказать ты. Помнить. Дать слово ты. Я сказать хозяин, что хотеть дать подарок и надо дни. Он сказать можно ходить архи. Птичка, когда я ноги сидеть архи?

– Ну… в лучшем случае ещё декада и будем пробовать.

– Это есть хорошо. Я не любить говорить… не говорить… не говорить хозяин я делать.

– И откуда ты такая честная выискалась на мою голову! Слушай, а расскажи сегодня, как ты у нас очутилась. Ну, как к хозяину попала. А то в городе чего только не бают. Уже надоело про большую воду слушать.

Ира вздрогнула.

– Это… это есть долгий и грустно история. Страшно.

– Не тороплюсь. Мне некуда.

– Хорошо. Но это… Я сказать ты эта история, ты сказать мне ты история.

– Какую ещё историю?

– История ты. Твой дом. Твой семья. Папа-мама. Где жить. Стать сын деревьев. Ты история.

Птичка ответил не сразу.

– Это тоже грустная история.

– Мой грустный история – твой грустный история. Можно история море океан. Ты думать.

Думал Птичка недолго и в итоге согласился на бартер рассказами. Его повествование, изложенное короткими фразами, было незамысловатым, но жестоким. Он родился в населённом пункте к югу от Ризмы в семье мясника, который отрабатывал долги в Доме судьи. Птичка не помнил своих родителей, но рассказывали, что его мать была редкой красавицей. Её красоту не могло спрятать ни одно покрывало, поскольку слухи, передаваемые от соседки к соседке, рано или поздно доходили до мужчин. Отца Птички считали счастливчиком. Хоть он и обладал тяжёлым характером и был несколько нелюдим, но обожал молодую жену без всякой меры. Когда она понесла, в их семье, несмотря на все проблемы, счастье стало неописуемым и продолжалось целых полтора года после рождения малыша. Пока слухи о прелестях женщины не дошли до одного из помощников судьи. А дальше… хрупкая женщина не могла оказать должного сопротивления, и в процессе их застигли. Сколько ни рыдала она, говоря, что не хотела, но молодую мать даже не стали слушать, оторвали от ребёнка, сорвали покрывало и с позором «дочери деревьев» изгнали из Дома. В отчаянии она пыталась вернуться за малышом, но слуги устроили «охоту», гнали её за пределы города, загоняя в леса. В какой-то момент у неё не выдержало сердце, и она рухнула под ноги преследователям. Отец семейства пытался сыскать справедливой кары для обидчика у закона, но того защитили чин и связи. Что мог сделать простой мясник против судейского помощника? В итоге из-за судейских трат он ещё больше увяз в долгах, не выдержал и утопился с горя. Маленького Птичку сунули нянькам-мамкам, которым он не был нужен. Среди них оказалась только одна молодка, которая по-доброму к нему относилась, и, наверное, именно поэтому Птичка не смог до конца растерять веру в людей.

Когда чуть подрос, его пристроили к работе, подчас непосильной для ребёнка, заявив, что отныне он должен отрабатывать свой хлеб. Он и отрабатывал. Его единственной отдушиной стали несколько архи в судейских стойлах, за которыми его постоянно отправляли убирать навоз. Он любил животных, а они платили ему взаимностью. Там он и получил свои первые навыки. А после у одной из кобыл родился рыжий архи. Мальчик души в нём не чаял. Как-то судья пришёл проверить своих питомцев и заметил паренька, который ловко обхаживает его ездовых животных. Поглядев на работу конюхов, он позволил себе заметить: «Вот тот пацан управляется с архи лучше, чем все мои работники. И за что только деньги плачу?» Естественно, такое замечание конюхи не могли простить какому-то заморышу из числа мелкой прислуги. Парня стали травить. Но конюхам, почуявшим в нём реального конкурента, этого оказалось мало. «Рыжий – значит, мясо», – сказали они и зарезали рыжего жеребёнка на глазах у Птички, удерживая втроём рвущегося на помощь к другу мальчика. Это стало последней каплей. Потратив ночь, чтобы оплакать погибшего друга, Птичка покинул негостеприимный Дом, добровольно став «ребёнком деревьев». Ушёл из города. Здесь, в Ризме, он нашёл… нет, не людей, он нашёл табун, который принял его, и остался жить рядом с ним, научившись выживать. Один. В лесу.