Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария - Страница 17

Миша подходит близко, удивительно, сколько это времени занимает… Или совсем мало? Просто для меня слоу мо?

Он становится между моих ног, не давая сдвинуть, и под его взглядом я начинаю тянуть подол вниз. Непонятно, правда, нафига, потому что чего он там не видел, спрашивается? Но это жутко тупо и страшно, вот так вот сидеть с раздвинутыми ногами на глазах у всего клуба перед страшным мужиком.

А, самое главное, что я и сдвинуться дальше не могу.

Его взгляд не пускает чернущий. В мигающем свете он кажется демоном, поднявшимся за моей грешной душой из ада. И кровь на его руках и лице вообще не снижает градус.

Мыслей у меня в голове нет, только острое понимание надвигающегося кошмара. Такой тонкий противный голосок: "Попала ты, Ленка, попала… А нечего шляться и мужиков дразнить…".

И я, в ответ этому тупому голоску, только нахально задираю подбородок и не могу удержать губы, расплывающиеся в усмешке. Как обычно, в моменты полной и тотальной жопы включается привычное и милое сердцу бешенство.

Ну давай, дядя Миша! Что делать будешь, а? Накажешь? Три раза хаха!

Миша видит эту мою наглую усмешку, хмурится, сжимает челюсть. А потом резко нагибается и дергает меня с пола, легко, словно и не вешу ничего. Прихватывает за волосы на затылке, прямо вот точно так же, как избитый им придурок до этого. Только теперь у меня нет желания вмазать. Вернее, оно есть, но нифига не главное.

Я смотрю ему в глаза. Надеюсь, что с вызовом. Прямо сильно на это надеюсь. Потому что ноги трясутся, руки трясутся и внутри тоже все… Сжимается… Не думала, что так можно возбуждаться, так сходить с ума. Причем, я даже не могу понять, отчего. От вида крови, от его взгляда, от жесткости его пальцев в волосах, от самой ситуации.

А потом он меня целует.

И я понимаю, что то, что я испытывала раньше — это нифига не возбуждение. Это легкая разминка. Потому что меня торкает так, что на ногах стоять не могу. Реально, если б за затылок не держал лапой своей железной, то упала бы.

Его губы вообще не нежные, прям ни разу. Он не целует даже. Порабощает. Показывает, кто тут хозяин, а кто кошка в охоте, которую надо наказать. И я, сука, дико хочу в этот момент, чтоб меня наказали. Чтоб он наказал.

Я не выдерживаю этого напряжения, вкуса собственной крови во рту вперемешку со спиртным, табаком и его бешеным напором. Я просто умираю в его руках. И тянусь к груди, цепляюсь за черную рубашку, то ли оттолкнуть хочу, остановить безумие, снизить градус, то ли наоборот… И стону в его губы, наплевав, на то, как это смотрится со стороны, и что в этот момент он подумает.

Плевать.

Я никогда никого так не хотела. Никогда. Полная потеря себя, абсолютная.

И, может, именно поэтому, когда Миша, наконец, отрывается от меня, я бью его по щеке.

Чтоб в себя хоть немного прийти. Хоть чуть-чуть соображение вернуть.

Он смотрит так, словно не верит, что я это сделала. И, наверно, все вокруг так же на меня смотрят. Охеревают. Конечно, самоубийца, бл*.

А я смотрю, глаз не отрываю от его лица. Колени подламываются, еще немного, и упаду. Но он не позволяет. Рука перемещается с затылка на талию. Ниже. Оправляет подол платья. А потом со всего размаху бьет по попе! Больно! Я подпрыгиваю, слезы непроизвольно из глаз летят.

Пытаюсь отшатнуться, вырваться, но обе моих руки в капкане, он легко запястья одной своей лапой перехватил. Разворачивает меня и толкает к выходу. Я не иду. Сопротивляюсь, извиваюсь. И не молчу, само собой:

— Сука ты, дядя Миша! Тварь! Как ты смеешь? Пусти! Пусти, тварь!

Он резко прижимает опять к себе, бьет спиной о бетонную твердость груди и хрипит:

— Заткнись, бл*, а то свяжу.

Меня это заводит так, что даже ноги дрожать перестают, а бодренько шагают в указанном направлении.

На лестнице я спотыкаюсь, и Миша, видно, не выдержав, разворачивает лицом, поднимает меня и сажает себе на талию. И я обхватываю его торс ногами.

Сзади кто-то из наблюдателей, наконец-то отмерев, протяжно свистит, кто-то орет пошлятину, и все это под непрекращающиеся музыкальные биты.

Я только лицо прячу на плече у Мишы. Стыдно, черт. Но нереально кайфово.

В машине он сгружает меня на заднее сиденье, защелкивает замки.

А сам…

Возвращается обратно в клуб!

Скотина!!!

Я дергаю замки в остервенении, ругаюсь, но бесполезно. Он просто не обращает внимания на меня! И уходит!

Ну гад!

Ну ты получишь свое! Вернее, не получишь! Мое возбуждение немного трасформируется в боевую ярость, и я думаю только о том, чтоб разнести его машину в хлам. К сожалению, особо порезвиться не удается, потому что буквально через несколько минут он выходит и садится в машину. Я тут же перебираюсь на переднее, плюхаюсь, задрав ноги выше на торпедо. Ох, дежавю… Что-то мне это все напоминает…

Но в этот раз я не поведусь, облом тебе будет, дядя Миша. Облом!

Он не торопится заводить, закуривает, видно, пытаясь успокоиться.

Руки его, со сбитыми костяшками и потеками крови, смотрятся брутально. Глаз не оторвать. И курит он вкусно. Затягивается медленно, выпускает воздух. Я демонстративно не смотрю. Но все вижу. Все.

— Ну что, дядя Миша, — наконец издевательски говорю я, — как обычно? Домой? Или наказывать дальше будешь?

— Да тебя наказывать, только время тратить…

Он говорит спокойно, и, судя по всему, уже пришел в себя. И мне даже жаль немного. Потому что тот бешеный берсерк заводил до невозможности. А сейчас… Сейчас тоже заводит. Вот только не до рукотрясения. А до постоянной сильной пульсации между ног. И мне хочется его достать. Спровоцировать.

Мне его просто хочется, черт! Ну чего себе врать-то? А просить… А просить как раз нихера не хочется.

Ага. Гордые мы. Независимые.

Я демонстративно потягиваюсь, улыбаюсь сладко, с удовольствием замечая, что он за мной очень даже заинтересованно наблюдает, а потом мурлычу:

— Тогда вези домой, дядь Миш. Устала я сегодня.

Он хмыкает и заводит машину. И везет.

Сука!

Неужели, реально домой везет? Ну вот как его назвать после этого? Я всматриваюсь в непроницаемое лицо, пытаюсь найти хоть какие-то отголоски мыслей. Понять, какое решение он принял. Миша спокоен, ведет одной рукой машину, в другой сигарета.

Я сама не замечаю, как залипаю на его профиль, на татуху на шее, резкие черты лица. Глаз оторвать не могу. Кошка, просто кошка блудливая. Стыдоба.

И не замечаю, куда мы едем. И только минут через пять, уже после остановки, понимаю, что он привез меня не домой. Ну, по крайней мере, не ко мне домой.

Гостиница, не самая херовая, в центре, на тихой улочке. Он выходит, опять закуривает, мотает мне головой на выход.

Ну да, манеры — наше все, бл*.

Я выхожу. И гордо вышагиваю в противоположную сторону. Чтоб догонял. Хочу, чтоб догонял, гад. Помотал мне нервы, сволочь.

И он догоняет.

А потом просто закидывает меня на плечо, и это нихера не романтично и не удобно.

— Зае**ла, бл*, - ворчит он, а потом увесисто шлепает по попе, а она еще от прошлой ласки не до конца отошла, и я пищу, громко матерюсь и даже немного мотаю ногами. Неудобно так висеть, вниз головой, и больно давит на живот твердое плечо. И в глазах прямо темно.

Короче говоря, когда он меня до номера доносит, я уже практически без сознания.

И вот интересно, как он решил вопрос с администратором? Или всем здесь настолько на все похер, что мимо них хоть лошадь ездовую проводи, наплевать будет?

Меня неаккуратно бросают на кровать, я пытаюсь прийти в себя и одновременно отползти прочь.

Ну бляха муха, вот так! Не сразу же ноги перед ним раздвигать? Хотя очень хочется.

Прямо вот очень!

Но голова от прилива крови кружится и побаливает, живот тоже ноет, и злость на ситуацию перехлестывает разум и желание.