Расческа для лысого (СИ) - Зайцева Мария - Страница 29

Просыпалась я в такие моменты вся мокрая, как мышь, попавшая в дождь. И такая же несчастная. И долго лежала, впираясь в потолок и стараясь унять бешено скачущее сердце.

Дядь Миша, тварь ты такая, чего ж ты сделал со мной? Это гипноз такой, что ли? Ну не может нормальный человек просто так себя так вести! Не может просто! Я же ничего не планировала! Я не хотела этого! Ну, уехал, и хорошо! Зачем мне сниться-то?

Каникулы порадовали хорошей погодой.

Я ездила на пляж, загорала, бродила по городу, ела мороженое и черешню.

И все ждала, когда отпустит.

Когда перестану от каждого черного джипа вздрагивать. От каждого звонка телефонного. Когда привыкну к мысли, что его нет в этом городе. В одном со мной часовом поясе. А, может, даже в одной со мной части света? Мало ли, куда его унесло. Мужик занятой, дел полно. Если не врал.

А то, может, нихера он не соскочил, и теперь сидит?

И попрощался со мной, как тот парень в песне?

Тупая навязчивая мелодия, услышанная мной из соседнего окна как-то утром, про парня и его девочку, преследовала и будоражила мысли. Шансон я не любила, конкретно эту хрень никогда не слышала, но про «Ты не грусти и не скучай» отчего-то запомнилось. Может, от того, что дядя Миша как раз так и написал в прощальной смс? Хорошо, что я ее не сохранила. Хорошо, что вообще ничего не сохранила. Ни к чему это. Надо дальше жить. Это тупо, в конце концов. Так себя овцы ведут.

А я не овца.

Не овца.

Отлично, Лена, ты еще это на стене своей комнаты напиши. И каждое утро, как мантру. Особенно, если опять во сне этот гад всю ночь трогал тебя своими лапами и слова говорил разные…

Машку я встретила на пляже в августе.

Сначала она независимо улеглась неподалеку, демонстративно не глядя в мою сторону. А потом… Ну, как-то само собой получилось, что мы разговорились. Даже странно. Обычно я людей не прощаю. И ее не простила, в принципе. Но ее чириканье до такой степени напоминало мне прежние времена, когда я была свободна, счастлива и не знала, что где-то на свете есть дядя Миша, что я оттаяла.

Машка пыталась сбивчиво объяснить свое поведение временным помрачением рассудка, но мне было плевать. Даже не вслушивалась. Просто хотелось, чтоб кто-то был рядом. И почему бы не она? Больше-то некому. Ну не Польку же посвящать в такое, в самом деле. У нее волосы дыбом встанут, если узнает… Хоть она и ненамного старше, но, кажется иногда, что на целую жизнь.

Так и повелось.

Машка звонила, мы куда-нибудь выбирались. Обычно, в нашу местную рыгаловку, которую ее владелец отчего-то бодро именовал клубом. Там нас знали, Ванек регулярно подрабатывал в баре, поэтому можно было развлекаться бесплатно. Просто танцевать, расслабляться и ехать домой. Я, собственно, так не часто делала, но иногда накатывало. И тогда хотелось забыться. Очень. И Ванек, с его коктейлями, был к месту. С ним я, кстати, тоже начала общаться. Не простила, само собой, гада, но пользовалась его чувством вины. Потому что вот нехер вести себя, как скот. Пусть расплачивается теперь.

В середине августа стало отпускать. По ночам Миша мне все еще снился, но на черные джипы больше не пялилась. И это уже было хорошо. Нормально. Жизнь постепенно входила в привычную колею. И я извлекла из всего произошедшего урок.

Во-первых, нехер идти на поводу у своего сошедшего с ума тела.

И, во-вторых, нехер заводить романы со взрослыми мужиками.

Сегодня мы с Машкой зависаем в новом, недавно открывшемся аквапарке. Очень крутом, рядом с торговым центром. И лежаки пока что новые. И барчик есть, с коктейлями. И нам даже наливают. Ха-ха.

Вот еще бы весь город по жаре сюда не мотался, было бы вообще зашибись.

— Привет, девчонки, отдыхаете? — Вадик все же подходит к нам. Я не поднимаю головы, делаю вид, что сплю.

— Привет! Да вот, решили выбраться, — голос Машки звучит мягко, прямо мурчит, по-кошачьи. Вадик ей нравится. Все уши прожужжала. Ваньку дана отставка, хотя он не в курсе, что вообще на него смотрели с этой стороны. Это Машка облизывалась. Теперь вот на Вадика облизывается. — А ты что здесь делаешь? У тебя же гонка вечером?

— Да. Привет, Лен. — Судя по голосу, Вадик переместился ближе ко мне, присел на корточки, — классный купальник.

Я понимаю, что не отлежусь бревном, и поднимаю голову. Он и в самом деле близко. Сидит, смотрит. Взгляд шарит по моему телу, наверняка изучает задницу. Дурной взгляд. Облизывает губы. Рядом обиженно сопит Машка.

— Солнце загораживаешь.

И поворачиваю голову на другую сторону. Блин, не понимает ни намеков, ни прямых посылов. В универе прохода не давал всю сессию, караулил у входа, газовал на своем байке, пока мимо проходила, и тут теперь… Мне его интерес не нужен и не радостен. Как и он сам. Хотя, парень видный, этого не отнять. Но не нужен. Никто не нужен. И особенно не нужен проклятый наглый дядя Миша, которого я сегодня опять во сне видела.

— У меня гонка вечером, придешь?

Да чего ж ты прилипчивый такой!

— Нет. Терпеть не могу байки.

— А что любишь? Большие машины и стариков?

Голос грубеет, говорит гадости. А мне плевать. Раньше бы взвилась, надавала по роже. А сейчас…

— Именно так, малыш. Все именно так.

Выдыхает.

— Лен… Давай поговорим, а?

— Не хочу. Иди, а то скоро солнце уйдет.

Какое-то время рядом тихо. Потом сдавленное ругательство. И шаги. Ушел. Хорошо. А то, в самом деле, солнце загораживал.

Машка тоже молчит, хотя от нее ждала опять нотаций. Но нет. Сопит. Дуется, наверно. Хотя, чего на меня-то дуться? Я не виновата, что ее очередная любовь на меня смотрит, а не на нее.

Через час мы встаем и идем шляться по торговому центру.

В дорогущий бутик, где предусмотрительно рядом с наряженными манекенами выставлены ценники, чтоб такие, как мы, даже не думали забредать, меня затаскивает Машка.

Я не особо интересуюсь, так, брожу следом за ней по отделу, парочку топиков стоимостью в Полинкину зарплату прикидываю у зеркала. Ничего так. Мне бы пошло. Если б надо было. А оно не надо.

На выходе Машка отчего-то обгоняет, машет кому-то рукой, оборачивается ко мне:

— Я сейчас!

И выбегает.

Я неторопливо иду следом и даже сначала не понимаю, что происходит. На входе срабатывают антикражные ворота, и меня сразу же прихватывает охранник.

Я только удивляюсь, потому что до этого мы заходили еще в парочку отделов, и там ничего не звенело.

И не сопротивляюсь, когда просят открыть сумку. Спокойно открываю, потому что точно знаю, что звенеть там абсолютно нечему.

И, когда на моих глазах охранник достает один из топиков, что я прикидывала до этого у зеркала, даже не знаю, что сказать. Потому что слов нет.

Топ стоит, как самолет средних размеров, поэтому охрана вызывает полицию.

А я все еще не могу ничего сказать. Ступор какой-то. Тупость.

Только смотрю, как с противоположной стороны коридора торгового центра на меня смотрит Машка. Смотрит, а потом просто поворачивается спиной и уходит прочь.

И это, бл*, окончательно добивает.

20. Ленка

— Мелехова, значит…

Дознаватель кладет документы на стол, смотрит на меня.

А я в окно смотрю. Решеткой забранное. И вспоминаю Машкин взгляд. И думаю, какая же я дура. И это, в принципе, самое правильное направление мыслей для меня сейчас. Думать о том, что Машка — тварь, бессмысленно. Так же, как и убеждать дознавателя, молоденького парнишку, по виду стажера, в том, что меня подставили. Смысла нет. В глазах чувака — служебное рвение и прямо-таки охотничий азарт. Попала ты, Ленка. Главное, чтоб Польке не позвонили…

— Это уже четвертый привод, да?

— Не знаю, вам виднее.

— Да, ты права. И зря так спокойно себя чувствуешь, Мелехова. Это раньше ты была несовершеннолетняя, и все ограничивалось беседой и штрафом. А в этот раз все по-другому.

— Что, за тряпку поганую в тюрьму посадите?