Трон Знания. Книга 5 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" - Страница 52

Проповеди, нацеленные на подонков, читал Людвин. У него был неплохой голос, но не было взгляда, способного заманить и удержать людей в доме молитвы. Слушатели иногда уходили посреди службы, и редко кто приходил ещё раз.

Братья, чей взгляд мог загипнотизировать, не хотели произносить ту чушь, что писал Людвин, и выступали в роли исповедников. К ним шли старики; обмусоливали давнишние обиды, жаловались на детей и внуков, кляли правителя за маленькое пособие по старости, однако никто не говорил о преступлениях, будто Рашор обычный город, и жители обычные люди, и семейные перебранки на кухне — это самое страшное, что здесь происходит.

Сибла ненавидел этот город. Ночью, опуская голову на подушку, задавался вопросом: что удерживает его в Рашоре? Малика. Кто она ему? Никто. Почему никто распоряжается его жизнью? И не находил ответа. Может, Праведный Отец был прав, и моруны действительно ведьмы?

Приходило утро, Сибла открывал двери дома молитвы и с высокого крыльца улыбался горожанам, столпившимся за резной оградой. А людей интересовали волки в вольерах. Заметив Сиблу, толпа разбредалась. Оставались несколько стариков, желающих подремать под голос Людвина. Сектанты часами просиживали в подвале особняка, пытаясь придумать, как выявить главаря бандитской группировки.

Наконец Сибла понял, что держит его в аду — Братья. Он не может сбежать один и прослыть трусом и предателем. Сектанты должны сами поднять вопрос о побеге. Внутренний голос нашёптывал: не торопись, и Бог поможет. Бог не обращает внимания на дураков, а здесь, в центре преисподней, очутились вовсе не дураки. Здесь свет Его очей, здесь божьи искры. Бог любит тех, кто любит Его.

После вечерней службы Братья делились на группы и отправлялись на прогулку по городу, чтобы потом на карте отметить злачные места и подозрительные дома. Людвин и Сибла в это время планировали расходы на следующий день. Пожертвований не наблюдалось. Деньги таяли. Волки голодали.

Людвин предложил пройтись по ресторанам и договориться о покупке пищевых отходов. Сибла сначала воспротивился: волкам надо мясо, пусть даже урезанная пайка. А потом согласился, прикинув, что поддельные документы Братьям обойдутся в кругленькую сумму, и экономия как раз кстати.

Удачно посетив с пяток заведений, Людвин и Сибла возвращались домой. Дорога лежала через рынок. Запоздалые покупатели бродили между прилавками, уставшие продавцы отдавали товар за бесценок. Скоро на город опустятся сумерки, попробуй уследи за корзинами, тележками и кошельками. В темноте не спрашивают: есть у тебя амулет или ты залётный приезжий.

Солнце подныривало под козырьки рядов, сплетая тени людей, навесов и столбиков-опор. Взрываясь алым светом в пустых проёмах, обдавало народ закатным теплом. Солнце ошиблось: его место в раю, не здесь. Сибла скользил взглядом по лицам: хмурые, приветливые, утомлённые, добродушные, озабоченные. Лица, как лица, но души: подлые, изгаженные, изуродованные.

Сквозь гул голосов прорвался девичий крик:

— Не надо. Пожалуйста. Не надо. Помогите.

Людвин ускорил шаг. Сибла вытянул шею и закрутил головой, силясь определить, откуда донёсся зов.

— Идём же, идём! — прикрикнул Людвин, оглянувшись.

— Кто-нибудь… Не надо…

Продавцы принялись перекладывать товар с места на место, покупатели стали проверять карманы и сумочки. Пробежала гурьба мальчишек: «Девку насилуют». Сибла сделал несколько шагов. Оказавшись на перекрёстке проходов между прилавками, посмотрел в ту сторону, куда помчалась детвора, и зажмурился от ярких лучей.

Неужели в этом месте только солнце такое щедрое на тепло и чистый свет? Если он — ангел-воин — будет постоянно скрываться в тени, божья искра погаснет. Но если лезть на рожон, искру потушат. Он Белый Волк, а волки не дают самок в обиду. Но в беде не самка волка.

Раздался хриплый смех, прозвучала мольба. Путаясь в мыслях и споря сам с собой, Сибла двинулся на гул голосов.

— Совсем спятил? — произнёс Людвин, вцепившись ему в рукав. — Мы же договорились не ввязываться.

Высвободив руку, Сибла свернул и оказался в тени навеса. Пробираясь через ораву весёлых мальчишек, раздавал увесистые подзатыльники направо и налево: «Брысь отсюда. Живо!» Втягивая шеи в плечи, подростки одаривали его отборной руганью.

Детина грызёт яблоко. За прилавком на корточках сидит продавец. Смазливый юнец жонглирует початками кукурузы. Человек в полосатом костюме вспарывает мешок. Из прорехи чёрным месивом вытекают семечки. А чуть дальше на мешках дрыгается мужик со спущенными штанами. Задница то на солнце, то в тень, то на солнце, то в тень… И всхлипы.

— Отпусти её, — крикнул Сибла.

Мужик замер, посмотрел через плечо:

— Она проститутка.

— Проститутки в публичном доме, а на улице горожанки.

Недовольно покряхтев, мужик поднялся, открыв картину, от вида которой Сибла потерял дар речи. Перед ним вывеска, только между ног нет розы.

Девушка одёрнула юбку и хотела встать, но мужик придавил её коленом. Не стесняясь своей наготы ниже пояса, окинул Сиблу взглядом и усмехнулся:

— А если я нагну тебя, стяну с твоей жопы штаны и отхарю по полной.

Сибла покосился на зевак, которых буквально минуту назад интересовали только собственные кошельки. Через час по Рашору разлетится слух, что Белый Волк струсил…

— Не нагнёшь.

Мужик потёр загривок:

— Ты что, в себя поверил что ли?

Людвин положил ладонь Сибле на плечо:

— Остынь, Брат.

Сибла стряхнул его руку и проговорил, глядя на мужика:

— Если ты изнасилуешь девушку, люди решат, что в городе нет хозяина.

— В городе есть хозяин?

— Надеюсь на это. И надеюсь, что это не ты.

Мужик сплюнул через губу:

— Ты угадал, я не староста Рашора.

— Я говорю о настоящем хозяине, которого ты хочешь сейчас обокрасть, — произнёс Сибла громко.

— Ты чё мелешь?

К мужику стали подтягиваться дружки, перемигиваясь хитрыми вороватыми глазками. Людвин вытащил из кармана амулет.

— Он не действует, когда какой-то бык нарывается, — рассмеялся смазливый юнец, бросая початки кукурузы в толпу.

Люди прикрывались руками, приседали, но не расходились.

Сибла сделал шаг вперёд и, глядя на мужика, кивком указал на девушку:

— Приди в публичный дом и заплати ей. Она отдаст долю хозяину. Но ты не идёшь и не платишь. Ты хочешь взять даром то, что имеет цену. И давно ты обкрадываешь хозяина?

— Ты это… поосторожнее… — проговорил мужик и убрал колено с живота девушки.

— Я осторожен, а ты нет. Застегни ширинку, извинись перед дамой и больше не позорь хозяина. — Сибла посмотрел на дружков. — И вы никогда так не делайте. Хотите почесать между ног, идите в публичный дом и, как законопослушные граждане, заплатите.

Вскинув руку, указал на детину, грызущего яблоко:

— Ты за него заплатил? Нет. Ты тоже воруешь у хозяина, потому что в этом яблоке его доля. — Оглянулся. Перед глазами полосатые штанины. — Это прилавок хозяина. Он тебе разрешил его топтать? Хочешь напасть на меня, так давай лицом к лицу. Или честная схватка не в твоём стиле?

Человек в полосатом костюме спрыгнул с прилавка. Засунув руки в карманы пиджака, подошёл к Сибле:

— Ты кто такой?

— Похоже, я единственный, кто уважает хозяина Рашора.

Человек вздёрнул брови:

— Понятно. — Сделал знак приятелям и смешался с толпой.

Девушка поднялась с мешка. Глядя на удаляющуюся компанию, затолкала трусики в сумочку, подняла шляпку. Продавцы стали быстро собирать товар, покупатели поспешили к выходу из рынка. Сибла упёрся руками в прилавок, от запоздалого страха тело тряслось в ознобе и подгибались ноги.

Людвин похлопал его по плечу:

— Ну ты даёшь, Брат…

— Я не знала, что в Рашоре есть настоящие мужчины, — прозвучал за спиной нежный голосок. — Спасибо.

— Как тебя зовут? — спросил Сибла, не понимая, зачем ему имя проститутки.

— Как пожелаешь.

— Нет желания гадать.

— Найрис.

Злость помогла взять себя в руки. Сибла рывком обернулся: