Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" - Страница 33

Пока Хёск говорил, воины возвели три шатра. Два — из белого шёлка — для шабиры и хазира. Третий, фиолетовый, для верховного жреца. Малика с бóльшим удовольствием посидела бы на вершине бархана, любуясь оазисом, однако Хёск попросил её уйти в палатку. Он словно чувствовал, что шабира горит желанием побеседовать со своими людьми.

Внутри шатра было не так жарко, как снаружи. Ветер играл витыми шнурами, окаймляющими полог, раскачивал золотые кольца. От кувшина, установленного сбоку от входа, исходил запах благовоний. Лежа на ковре, Малика рассматривала браслеты и изнывала от жажды: перед ритуалами запрещено есть и пить.

Сначала тишину ничего не нарушало, будто даже лошади впали в спячку. Затем послышался слабый пересвист, и вскоре мир наполнился звуками. Надев чаруш, Малика заправила края под цепь с кулоном и выскочила из шатра.

Долгожданная прохлада пробудила природу. В последних лучах солнца парили птицы, над гладью озера носились серебристо-голубые стрекозы, из воды вскидывались рыбы, в зарослях шебаршили зверьки. Но самым удивительным было то, что за спиной догорал закат, а впереди, над дворцом, отливала слюдяным блеском огромная луна.

Воздух стремительно темнел — ещё одна особенность Ракшады. Только что было светло — несколько раз моргнул, а над головой уже густо-сиреневое небо, продырявленное астрами-звёздами.

Какая-то птица издала запоздалый крик и всё затихло. Неожиданно раздался барабанный бой, слабый, мягкий, как удары спящего сердца. Зазвучал приглушённый речитатив. Малика обошла шатёр и присоединилась к стражам, наблюдающим за ритуалом.

Воины и барабанщики, образовав два круга, двигались в разных направлениях. Стоя в центре, Хёск воздевал руки к луне и читал молитвы на древнем языке. Сложнейшая интонация отражала его возвышенные чувства и приводила людей в благоговейный трепет.

Луна становилась ярче, голос Хёска крепчал, кони беспокойно всхрапывали, нарастающий бой барабанов долетал до стен дворца и возвращался раскатистым эхом. Малика посмотрела по сторонам, надеясь увидеть Иштара.

— Я здесь, — прозвучало за спиной.

Малика кивком указала на жреца:

— Что он делает?

— Разговаривает с духами, которые прошли все перевоплощения и обрели вечную жизнь.

— Что он им говорит?

— Просит поделиться со мной мудростью.

Малика посмотрела через плечо. Иштар выглядел серьёзным, сосредоточенным. Значит, шутить по этому поводу не стоит.

Барабаны грохотали уже второй час, Хёск не умолкал ни на минуту. Круги из человеческих тел вращались в сумасшедшем темпе. Иштар взял Малику за плечи и повернул её лицом к оазису. Чёрная гладь озера затягивалась искрящейся плёнкой, словно со дна всплывали крупицы серебра. Когда на поверхности воды не осталось ни одного тёмного пятнышка, Иштар жестом позвал Малику за собой и начал спускаться с бархана.

Внизу было прохладно и особо чётко чувствовалось сотрясение воздуха, сотворённое религиозной оргией. Шагая за Иштаром, Малика смотрела на мерцающую гладь водоёма. Видимо, гул, бой и вибрация голоса Хёска разбудили живущие на дне организмы.

Серебряное озеро напомнило изумрудный залив в Смарагде. Только над Смарагдом никогда не светят звёзды, там звенит тишина, и чтобы увидеть свечение — необходимо войти в воду.

Иштар и Малика раз за разом обходили озеро.

— Может, ты сам походишь, а я посижу? — спросила она.

— Прерывать молитву нельзя, — бросил Иштар через плечо.

Он ещё и молится… Вот почему не разговаривает и не сбавляет шаг. Малика уселась под деревом. Духи делятся мудростью с Иштаром, а ей чужая мудрость не нужна.

Он обернулся:

— Устала?

— Надоело.

Иштар посмотрел в сторону бархана. Сел рядом с Маликой:

— Если бы духи давали хазирам мудрости столько, сколько просят жрецы, — вся Лунная Твердь подчинялась бы Ракшаде.

— Вы захватываете пустыни?

— Мы не захватчики — мы защитники. Мы приходим, когда нас зовут. Только последнее время нас зовут очень редко.

— От кого вы защищаете?

— От трупников.

— Я думала, это сказка, — опешила Малика.

— Трупники тоже не захватчики. Им своих земель хватает. Они совершают набеги — им нужны жертвы для обрядов. А правители Пустынь терпят. Обратись они к нам, ни один трупник больше не ступил бы на их землю.

— Видимо, есть причины, почему они не обращаются к вам за помощью.

Иштар сорвал травинку, помял в пальцах:

— Не у каждого ракшада есть жена, но у каждого есть кубарат. И зачастую непомерно раздутый. У Шедара было почти три тысячи кубар.

— Мне говорили, семь, — заметила Малика.

Иштар скривил губы:

— Никого не слушай. Спросишь: где мы берём девственниц? Правильно спросишь. В Ракшаде девственниц катастрофически не хватает. Нам их поставляют правители Песков.

— В обмен на защиту, — догадалась Малика.

Иштар кивнул:

— Когда ракшады распускают или обновляют кубарат, кубар часто выкупают жители Пустынь. Спросишь: зачем им нечистые женщины? Там рожать некому.

— Сколько у тебя будет кубар?

— Я говорю о хронической головной боли, а тебя волнует: сыт ли я, — произнёс Иштар и поднялся. — Пошли.

Малика встала. Отряхнула платье от песка:

— Хёск знает о твоих планах?

— Знает. Потому и взывает к духам так отчаянно.

Малика устремилась за Иштаром:

— Он против?

— А ты как думаешь?

— Он твой друг и должен тебя поддержать.

Иштар усмехнулся:

— У него семьсот кубар.

— Боже… и ты хотел отдать ему Галисию, — пробормотала Малика.

Рассвет застал их возле ребристого холма, поросшего густыми зарослями кустарника. В один миг умолки барабаны, затих голос Хёска. От неожиданности Малика прижала руки к ушам — показалось, что она оглохла — и без сил рухнула на песок. Скинув сапоги и плащ, Иштар ринулся в озеро.

Малика посмотрела на противоположный берег, переместилась под дерево, чтобы с бархана её не смогли увидеть воины, и сняла чаруш. Где-то за спиной, среди камней, журчала вода — там находится родник, о котором рассказывал Иштар.

Оазис дарил ощущение надёжности и защиты. Ощущение назойливое, обманчивое. Красивейшее озеро, мохнатые деревья, дающие достаточно тени — за это место под солнцем боролись на протяжении сотен веков. Белый берег часто был усеян трупами, а вода смешивалась с кровью, и над оазисом звучал не птичий пересвист, а плач.

Малика сжалась. Плач… Посмотрела на кустарники у подножия холма, поднялась на ноги. Она не могла ошибиться — это был плач ребёнка.

Выйдя из воды, Иштар стянул с волос зажим, встряхнул головой:

— Идём к роднику. Там вода пресная. Можешь искупаться.

— Ты ничего не слышал?

— Ничего. Нас звали?

Малика указала на кусты, похожие на растрёпанные клубки, из которых торчали иглы:

— Здесь плакал ребёнок.

— У нас дети не выходят из дома.

— Я слышала!

Подойдя к зарослям, Иштар похлопал в ладоши:

— Никого нет. Идём.

В гуще деревьев, обвитых лианами, как паутиной, из-под валуна бил родник. Струясь по сглаженным водой голышам, стекал в каменную чашу, созданную природой, и мирным водопадом летел в расщелину в земле.

— Раздевайся. Я отвернусь, — сказал Иштар и отошёл в сторону.

Обнажаться в пяти шагах от Иштара не очень-то хотелось. Малика встала на колени. Зачерпнула пригоршню ледяной воды и вдруг над своим плечом увидела отражение девочки — каштановые волосы, смуглое личико, карие глаза.

Малика резко обернулась и, не удержав равновесие, упала в чашу. Схватилась за острую кромку, закрутила головой. Никого. Только Иштар похлопывал ладонями по мокрым штанам.

С колотящимся сердцем Малика выбралась на камень. Она могла поклясться, что почувствовала на щеке дыхание ребёнка. Озираясь, приблизилась к Иштару:

— Я всё.

Он смерил её взглядом:

— Боишься меня или не доверяешь? Не отвечай. — И пошагал к озеру.

Безудержный страх гнал Малику в лагерь. Слыша за спиной детский смех, она боялась оглянуться и убедиться, что сошла с ума. Влетев в шатёр, выбросила за порог кувшин с благовониями. Это всё проделки Хёска…