Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" - Страница 42

— Кенеш? — Хатма свела белесые брови. — Кто это?

— Старуха. Она живёт в Приюте Теней.

— Мне нельзя туда ходить. Там я была один раз, когда разговаривала с матерью-хранительницей. Потом меня поселили в комнату рядом с твоими покоями.

Малику бросило в пот. Любая служанка может представиться чужим именем: её голоса никто не знает, а лицо спрятано под чаруш.

— Сколько у меня служанок?

— Личных — пять, — ответила Хатма. — Я и ещё четверо. У нас зелёные платья. Еду приносят прислужницы кухарки. У них синие платья. Бельём занимаются прислужницы прачки. Серые платья. Когда тебя нет во дворце, здесь прибираются сразу двадцать служанок. А на прошлой неделе нас закрыли в комнатах, а слуги мыли потолки и люстры.

Малика хлопнула ладонями себя по коленям:

— Так, ещё раз. Кому непосредственно подчиняешься ты?

— Старшей служанке.

— А старшая служанка?

— Сейчас вспомню. Я ведь здесь новенькая. — Виновато улыбнувшись, Хатма почесала висок. — Сначала идут прислужницы, потом старшие служанки, потом смотрительницы ведомств. Потом идёт старшая смотрительница.

— Которая подчиняется матери хазира.

Хатма кивнула:

— Правильно.

— Вы не выходите на улицу?

— Выходят смотрительницы ведомств, если раньше они не были кубарами.

Малика усмехнулась:

— В Ракшаде такое бывает?

— Если девушка до двадцати лет не становится чьей-то женой или кубарой, она может пойти в услужение. За это ей платят деньги. Но на улицу она может выйти только в большой праздник или когда состарится и снимет чаруш. Так во всех домах, не только во дворце.

— Хазир встречается с матерью?

Хатма замотала головой:

— Нет. Это запрещено законом.

— А со старшей смотрительницей?

— Не знаю. Наверное. Скорее, не хазир, а его помощники. Ведь кто-то приносит на женскую половину ткани на платья, продукты, посуду, мебель.

Надев чаруш, Малика вызвала старшую служанку и вместе с ней отправилась в Приют Теней. В голове роились вопросы. Зачем Хёск придумал историю про ненависть Шедара к матери? Хотел, чтобы шабира спряталась от Иштара в Приюте? Но чего ей бояться? Или Иштар нарушил какой-то закон, поселив шабиру в Обители Солнца, а Хёск этому противится?

После блужданий по лабиринту коридоров Малика наконец-то оказалась возле комнаты матери Иштара. Она ещё не знала, о чём будет говорить, но желание хоть немного разобраться в мире, который вдруг начал ей нравиться, вынудило постучаться в двери.

Из комнаты выглянула старая женщина. Без лишних вопросов посторонилась и жестом предложила Малике войти.

В комнате находились ещё несколько старух; узнать среди них мать Иштара не составило труда. И не потому, что она сидела в кресле, а все остальные стояли. И не потому, что она единственная, кто не поклонился шабире. Перед Маликой сидел Иштар, вмиг постаревший на десятки лет: окружённые сеткой морщин миндалевидные глаза, красиво очерченные губы, упрямый подбородок. Несмотря на преклонный возраст, взгляд старухи остался цепким, всепроникающим.

— Я пришла извиниться, Фейхель, — проговорила Малика, чувствуя себя неловко, обращаясь к старой женщине на «ты». В Ракшаде «вы» использовалось при обращении к нескольким собеседникам. — Я должна была прийти к тебе раньше, как только приехала. И скажу, почему я этого не сделала.

Откинувшись на спинку кресла, Фейхель сложила руки на животе.

— Я не знала, как относиться к женщине, которая дала жизнь двум дочерям и покорно ушла из их жизни. Я не знала, как смотреть на женщину, которая произвела на свет шестерых сыновей и не смогла четверых проводить в последний путь. Я не понимала — и до сих пор не могу понять, — почему эта женщина позволила себе стать для своих детей никем. А теперь смотрю на тебя, и мне хочется поклониться, — вымолвила Малика на одном дыхании и низко поклонилась.

Скрестив руки на груди, Фейхель спрятала ладони под мышки. Не хочет, чтобы дрожащие пальцы выдали её волнение? А умеет ли она волноваться?

— Мать-хранительница, разреши нам уйти, — проговорила женщина, которая открыла перед шабирой двери.

— Что?.. Нет, останьтесь. — Фейхель вновь устремила взгляд на Малику. — Ты пришла поклониться? Мне?

— Не тебе — твоему почтенному возрасту. Я хочу, чтобы ты знала: я не буду женой хазира. И прошу тебя пресечь слухи.

— Чем мой сын тебе не угодил? — В голосе матери-хранительницы прозвучали металлические нотки.

— Я уважаю его как хазира, но не более.

— И что?

— Я не люблю его.

Казалось, что Фейхель подавилась воздухом и закашлялась, но вдруг запрокинула голову и расхохоталась. Совсем как Иштар. Глядя на хихикающих старух, Малика сжала кулаки: как они смеют потешаться над моруной?

— В Ракшаде не принято набивать себе цену, — сказала Фейхель, успокоившись.

— Мать-хранительница, — отозвалась одна из её помощниц. — Смею напомнить, что шабира прибыла из Краеугольных Земель. Они там все такие: цены себе не сложат.

— Умом не блещу, а гонору… — добавила другая старуха и обратилась к Малике: — Не принимай на свой счёт. Мы говорим о недостатках тамошнего воспитания. Ваши матери расчётливы и лживы, а ваши отцы наивны и доверчивы. Какие у них могут получиться дети?

— Такие. — Малика сняла накидку. — Моя мать была замечательной женщиной и полюбила достойного мужчину. Я не позволю говорить о ней в подобном тоне.

Фейхель нахмурилась:

— Нельзя открывать лицо, шабира. Ты нарушила закон.

— И не только этот. Я нарушила много законов.

Фейхель покачала головой:

— Не надо этим хвалиться.

— В чаруш я занимала более выгодное положение. Я читала в твоих глазах твои мысли, а ты не могла читать мои. Мне показалось это несправедливым.

Фейхель жестом подозвала помощниц; те встали за её спиной и уставились на Малику.

— Что скажете? — спросила мать-хранительница.

— Хёск зря волнуется, — откликнулась одна из старух. — Иштар не возьмёт её в жёны.

— Не возьмёт, — подтвердили другие.

Опираясь на подлокотники кресла, Фейхель с трудом встала и подошла к Малике:

— Как ты познакомилась с моим сыном?

— Не помню. Иштар был другим человеком, которого я забыла.

— Верховный жрец рассказывал мне о паломничестве. Ты его очень расстроила.

Малика кивнула:

— Я обещала Иштару молчать, но подвела его. Некрасиво получилось.

— Ты расстроила жреца, но не моего сына. — Фейхель притронулась холодными пальцами к её подбородку. — Прости меня, Эльямин. Мне надо было пригласить тебя в гости, как только ты приехала. Знаешь, почему я этого не сделала?

— Знаю. Ты считала меня расчётливой и лживой. Тебе стало обидно, что твой младший сын, твоя гордость, вдруг превратился в доверчивого простака. Но это не так, Фейхель.

Мать-хранительница вернулась в кресло, укутала ноги пледом:

— Иштар не возьмёт тебя в жёны. Хёску предстоит серьёзно поволноваться.

— Не понимаю, о чём ты говоришь.

— Мой муж посещал мою спальню одиннадцать раз. Я родила одиннадцать детей. Трое умерли в младенческом возрасте.

— Муж приходит к жене только ради зачатия?

— Рождение детей — святая обязанность жены. Беременность должна протекать в спокойствии. После родов женщина должна восстановиться и подготовить организм к очередному зачатию.

Малика потёрла лоб. Она совершенно ничего не знает о Ракшаде. Думала, что жена по рангу выше кубары, а получается, что супруга — это всего лишь свиноматка. Муж посещает её раз в два года, а все остальные ночи проводит в доме наслаждений.

— Почему верховный жрец волнуется? — спросила Малика.

— Его дочери уже восемнадцать. Ещё пару лет, и она пойдёт в чей-то дом служанкой. Но Хёску стоит волноваться по другому поводу: как бы Иштар не изобрёл для тебя новый статус.

— Это как?

— Сейчас у мужчины есть кубары и жена. А может появиться ещё кто-то.

Малика отвела взгляд. Иштара меньше всего заботит правовое положение женщины, его интересует лишь положение её тела. Но если матери-хранительнице хочется думать о своём сыне как о новаторе — пусть думает.