Похищение с сюрпризом (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 25

…Время шло и шло, а третий встречный как сквозь землю провалился. Ну, или сквозь пол. В конце концов, бродить по замку подустала даже Огонёк. Плюхнулась на диванчик в главной гостиной. Гастон с Лизеттой устроились в креслах. Оба невольно посмотрели в сторону окна. Ночное небо посерело, готовясь распрощаться с мрачными оттенками и поприветствовать зарю. Все шло к тому, что треклятый третий окажется не полуночником, а самой ранней пташкой в замке.

- Хочу побывать на ярмарке, - неожиданно объявила Огонёк. – Наши, кто в городах жил, говорят, там весело. Много сладостей и эти… как их…на которых дети крутятся.

- Карусели, - подсказал Гастон.

- Ага. Они самые. Хочу.

- Сходим. Завтра. Ярмарки только по воскресеньям устраивают.

Огонёк расцвела от радости и предвкушения. Пусть и лесная девчонка, но ребенок – везде ребенок. А Лизетта приуныла. Ей-то придется в апартаментах торчать. Кто ж корову иль дракона на ярмарку пустит, а по ночам та не работает. Ох, что бы такого потребовать в качестве компенсации за вынужденное одиночество?

- Шшшш, - Гастон приложил палец к губам, прежде чем жене пришла хоть одна дельная мысль. – Кто-то идёт.

Он не ошибся. Да только появление этого «кого-то» чуть не довело до удара. Ну, или, как минимум, заикания. «Третий человек» вошел в гостиную уверенной походкой. Почти хозяйской. Он имел на то право. Да, замок принадлежал не ему, но когда ты командуешь огромным штатом прислуги, то и ведешь себя как персона важная и влиятельная.

- О-о-отец? – пробормотал Гастон и замолчал. Утратил дар речи. Полностью. И, кажется, впервые в жизни.

Уильям Ла-Пьер глянул на сына и компанию без тени удивления. Скорее, с досадой. Особенно прожигающий взгляд достался Лизетте. Не спасли положение ни человеческий облик, ни привлекательная внешность. Он ничего не сказал. Поджал губы и ушел, звеня связкой ключей. Отправился отпирать закрытые на ночь двери. Предпочел выполнение обязанностей общению с молодыми родственниками и их маленькой «помощницей».

«Безумие», - пронеслось в голове Гастона.

Отец попросту не мог быть хранителем магического медальона. С какой стати?

С другой стороны, это открытие – не самое безумное за последние дни…

****

Гастон шел по замку и не мог отделаться от мысли, что за последние часы стряслось нечто важное, касающееся лично его. А как еще объяснить, что все пялятся и хихикают, будто у него рога выросли. Гораздо оригинальней, чем приходилось наблюдать у Лизетты.

- В чем дело? – спросил он грозно младшего лакея – совсем мальчишку, когда тот выпучил глаза, став похожим на лягушонка.

Лакей испуганно пискнул и припустился прочь, сверкая стоптанными подошвами.

Гастон только выругался под нос и отправился дальше – матушку разыскивать. Для разговора важного, хотя и сильно сомневался, что из затеи выйдет что-то путное.

Это все Лизетта с Огоньком придумали! После того, как все трое вернулись в апартаменты и переругались в пух и прах. Не устроило девиц, видите ли, что Гастон отказался спрашивать отца о медальоне. А кто бы согласился? Батюшка из него одной левой дух выбьет, коли посмеет задать столь важный вопрос в лоб. Так Гастон и сказал жене, мол, коли она на тот свет торопится, можно и рискнуть. Девицы впечатлились. Подумали-подумали и решили, что безопаснее приняться за матушку. Во второй половине дня, разумеется. Глупо заниматься серьезным делом после бессонной ночи. Надобно выспаться и силы восстановить.

Вот он теперь – спустя проведенные на диване часы – и шел. Правда, сам плохо представлял, с какой стороны подступиться к заданию…

…Инесса Ла-Пьер – экономка Винзуров и матушка Гастона нашлась в общей комнате для прислуги, что располагалась недалеко от кухни на цокольном этаже. Господа уже отужинали, и экономка занялась отложенными на вечер делами: сидела за столом в очках и внимательно изучала хозяйственную книгу, куда вносились все расходы. Гастон обожал наблюдать за матерью в подобные моменты: за чтением книг, разбором бумаг или составлением писем. На ее лбу появлялась глубокая вертикальная морщинка, но она не портила смуглое лицо, а делало его мудрее.

Мать почувствовала взгляд. Посмотрела на сына и недовольно вздохнула.

- Явился, - проворчала, закрывая книгу. – И хватило наглости.

Обида вновь закопошилась внутри наподобие зверька с когтистыми лапками. Ладно, отец. Что взять с мужчины, привыкшего раздавать распоряжение направо и налево. Но разве женщине не полагается испытывать сочувствие? И вообще – подбодрить младшего отпрыска? Родная кровь всё-таки.

- Я… я… поговорить хотел. Об отце.

- Само собой. Но не надейся, что замолвлю за тебя словечко.

- Не об этом речь. Я хотел…

- Твои хотения больше никого не интересуют, - перебила мать раздраженно, чего обычно за ней не водилось. Она умела говорить строго, но всегда делала это без эмоций. – Ты уничтожил свое будущее. Будущее, ради которого мы с отцом столько старались!

Терпение Гастона лопнуло. Сколько можно выслушивать претензии и упреки? Причем, сразу со всех сторон.

- Вы оба так говорите, будто принесли жертву, и не одну, ради моего рождения и воспитания! Я же не…

Он осекся, заметив, как мать изменилась в лице. Вместо ожидаемого гнева на нем промелькнул страх. Но почему?!

- Вы с отцом что-то скрываете? – спросил Гастон прямо.

- Не мели чепухи! – велела мать, взяв себя в руки. – Уйди с глаз моих! Иначе…

Однако сыну не довелось узнать, чем именно планировала пригрозить разгневанная родительница. В комнату вошли два лакея, поминая не добрыми словами характеры братьев Винзуров, и она принялась за них.

- Сколько раз вам говорено: нельзя обсуждать господ! Вам невероятно повезло. Вы работаете на известнейшую в Алмании и за ее пределами семью, а смеете злословить. Ох, узнает господин Ла-Пьер, погонит обоих в шею.

Парни побледнели. Все знали грозный характер дворецкого. Мало того, что выставит, еще и обеспечит попадание в «черный список», и больше никто в столице на работу не возьмет. Разве что за коровами и свиньями убирать. Оба молитвенно сложили руки, надеясь убедить экономку не выдавать их мужу, а Гастон предпочел ретироваться бочком. Всё равно разговора не получится. Но не вышло. В дверях он столкнулся с бородатым конюхом Фредди – настоящей местной «достопримечательностью», коей слыл благодаря огромному росту. А вот умом боги его обделили, что он в очередной раз и доказал.

- А, это ты, Гастон, - расплылся Фредди в бестолковой улыбке и добавил, совершенно не подумав, что открывает рот при взбешенной экономке. – Как твоя женушка? Рогами еще не покалечила? Иль копытами?

В комнате повисла опасная тишина. Не считая звука удара. Это Гастон попятился и врезался спиной в стену.

- В с-с-смысле? – спросил он хрипло.

- Дык это… все только и болтают. О жене-корове. То бишь, оборотне. Утром Полли всем рассказала, что герцог Теодор всех того… обдурил. Никакая твоя корова…э-э-э… жена - не уродина, а очень даже ничего. А тут Арнольд… ну, камердинер герцога Себастьена и выдал, мол, она только по ночам красавица. А днем того… копытами прикладывать любит. То-то вы с Его светлостью на дереве сидели весь день.

Голова Гастона пошла кругом. Все знают?! Знают?!

Арнольд совсем сдурел? Иль пил всю ночь, да так, что к утру не протрезвел? Наверняка! Чем ему еще заниматься, коли господин в покоях заперт! Тьфу!

- А родит-то она тебе кого: теленка иль жеребенка?

Фредди совершил огромную ошибку, заговорив в подобном тоне о следующем поколении Ла-Пьеров в присутствии Инессы. Если до сего момента она слушала бездарную болтовню конюха, вытаращив глаза и не произнося не единого звука (из-за шока, не иначе), то теперь ее прорвало. Во всех смыслах. Сначала в Фредди полетела хозяйственная книга, затем тяжелые мужские сапоги, обмазанные кремом и оставленные сушиться у стены. А потом… и сама госпожа Ла-Пьер. В смысле, не полетела, конечно же, а накинулась с кулаками, приговаривая: