Любимая учительница (СИ) - Зайцева Мария - Страница 44

Врачи такого не говорили. И, подозреваю, вообще не имели ничего такого в виду.

Глеб раздвинул мои ноги, добираясь до цели, и мягко прикусил клитор, заставляя выгнуться и застонать.

Давид, усмехнувшись, провел по моим распахнутым в стоне губам пальцами, погружая сразу два внутрь. Я прикусила, получила легий укус за мочку уха, чтоб не самоуправничала, и понятливо провела по подушечкам языком, а затем резко, с хлюпом всосала внутрь. Давид наблюдал все это, глаза его постепенно темнели, наливаясь привычной и такой притягательной черной похотью.

— Знаешь, — хрипло сказал он, — люблю вызов. И Шатер любит.

Глеб в это время прикусил опять клитор, до легкой боли, и сильнее раздвинул ноги, уложив их себе на плечи.

Я почувствовала его язык в себе и задрожала.

Давид вытащил пальцы, напоследок мазнув по щеке, провел ими по уже готовому к бою члену, и встал на колени возле моего лица.

Я с готовностью открыла рот и прикрыла невольно глаза, ощущая безумно сладостное скольжение языка у себя внизу.

И последнее, что мелькнуло в моей окончательно одуревшей голове, что я совершенно не против таких вызовов.

На новогодние праздники мы поехали в Архыз.

Парни хотели покататься на лыжах, ну а я особого мнения по этому поводу не имела. Архыз так Архыз. Без разницы. Я за всю свою жизнь только в двух местах и была. В родном городе и в Москве.

Место оказалось волшебным. В туристической деревне вполне себе приличная гостиница, с хорошими и чистыми номерами.

Нам понравилось. Я все удивлялась, каким образом удалось так хорошо подсуетиться прямо перед Новым Годом, когда места в подобных курортных зонах выкупаются с сентября. Глеб что-то упоминал про блат, но особо не вдавался. А я и не настаивала.

Юрик умотал в Лондон на очередной семинар. Не знаю, что там за семинары перед праздниками, особенно учитывая католическое Рождество, но мозги родственникам он, судя по всему, запудрил вполне качественно.

Посмеялся, что оставляет меня на растерзание зверям, обнял, весело стрельнув распутными глазами в нахмурившегося Давида.

Парни насчет его ориентации были в курсе, восприняли на редкость спокойно, но, как мне кажется, до конца все же не верили.

Как один раз заявил Давид, невозможно находиться рядом со мной и не хотеть. Кому угодно. Даже гею.

Приятно, конечно, льстит…

И голову кружит.

Я вообще стала замечать, что как-то по-другому себя веду. Более раскованно, что ли. Одеваться стала элегантней. Полюбила юбки-карандаш и чулки. Тонкие блузки и изящные строгие платья.

Особенно приятно было, когда видела, как моим парням от этого всего голову сносит. Пару раз, конечно, доводила их до срыва.

Как в тот раз, когда вечером затащили в лаборантскую после разговора с вредным проректором и сладко взяли, закрывая рот пальцами, чтоб не кричала.

Это будоражило, заводило, держало в тонусе.

Про мое самочувствие больше не заговаривали, закрыв эту тему.

Но вызов, судя по поведению, спокойно жить не давал.

А я что? Я была только за.

— Глеб, а когда ты понял, что я тебе нравлюсь? — я лежала, привалившись к боку Давида и легко шлепала пальчиками ноги по спине разлегшегося ниже Глеба.

— Бля, малыш, ну говорил же… — протянул он лениво, не поднимая головы, — сразу, как увидел… Стоит перед кабинетом, такая маленькая, хорошенькая, худенькая мышка. Так сразу и представил, как бы ты на моем члене пищала…

— Ах ты гад! — я шлепнула по спине посильней, обидевшись.

Я тут, понимаешь ли, жду признания в любви, а мне…

— Татьян Викторовна, — Глеб, резко развернувшись, поймал мою ногу, пощекотал пятку, — ну ты же все знаешь про мужскую психологию!

— Знаю, что вы похотливые самцы! — ответила я и тут же пискнула от неожиданности, потому что меня резко дернули вверх. Давид, оказывается, не спал, а просто лежал в засаде, как тигр, и теперь поймал нужный момент, повод заставить отвечать за свои слова.

Глаза его были черными, без искринок смеха, губы жесткими и требовательными, словно не прошло всего полчаса, как мы занимались любовью.

И, судя по тому, что я чувствовала животом, он успел за эти полчаса основательно соскучиться. Глеб, перевернувшись на бок, с интересом смотрел на нас, пока что не делая попыток присоединиться.

Я распласталась на мощном теле Давида, как маленькая белка-летяга, обхватывая его всеми конечностями и чувствуя, что от его грубого поцелуя тоже уже очень даже готова.

Давид скользнул пальцами вниз, проверяя, и больше предварительных ласк мне предложено не было. Мое легкое тело просто приподняли и сходу насадили на хорошую такую твердую дубину, притворявшуюся членом Давида. И подбросили бедрами немного, подгоняя.

Я откинулась назад, упираясь в каменные бедра своего любовника, охнула от изменившихся ощущений внутри и начала медленно двигаться, насаживаясь до конца, закатывая от удовольствия глаза. Повернула голову, нашла взглядом Глеба, уже отбросившего простыню и наглаживающего полностью готовый к бою член. Его рука, безостановочно скользящая по стволу вверх и вниз, его глаза, темные, внимательные, его язык, скользнувший по губам, все это завело еще сильнее, я задвигалась быстрее, не отрывая от него взгляда, пока Давиду, наконец, не надоело, и он не рванул меня к себе, удерживая за плечи и вбиваясь снизу сильно и жестоко. Оказывается, мне именно этого и не хватало, потому что кончила я внезапно и очень громко. Хорошо, что в отеле, где мы жили на новогодних каникулах, хорошая звукоизоляция, а то давно бы уже полицию вызвали.

Я пришла в себя примерно через полминуты, все еще ощущая здоровенный член Давида в себе, немного снизивший амплитуду и теперь ходящий по моей смазке медленно и глубоко. Посмотрела в его обволакивающие глаза. Он был серьезен. Глядел жадно. Воин-завоеватель. Завоевал меня полностью, подчинил. Я лежала на его широкой груди, наслаждаясь послеоргазменным кайфом, передышкой, потому что понимала, что он не кончил. И Глеб тоже. А значит, будет второй раунд. И я только за. Мне не требовалось двигаться, проявлять инициативу, все делали за меня. Но когда я все же попыталась шевельнуться, чтоб посмотреть на Глеба, и, возможно, уделить ему внимание, тяжелая лапа на моей спине стала просто каменной, не позволяя двигаться, взгляд, черный, разбойный, впился в меня, а сзади я почувствовала Глеба. Он скользнул пальцами по промежности, раздвинул ягодицы, ловкие пальцы прогулялись по сжавшемуся кольцу мышц. Я поняла, чего он хочет, и замотала головой:

— Нет…

— Не бойся, не бойся, Татьян Викторовна, я осторожненько… — тут же зашептал Глеб, чуть наваливаясь на меня сверху и проходясь поцелуями по спине, вдоль позвоночника. Я хотела повернуть голову, чтоб посмотреть на негодяя, отказать ему, глядя в лицо, Но Давид не пустил. Зафиксировал жестко другой рукой, поцеловал, заглушая протест. Сквозь поцелуй я опять почувствовала пальцы Глеба там, где не хотела, где боялась, но Давид, одновременно с поцелуем, двинулся опять внутри меня, снова загоняя тело в сладкую истому, дурманя, сводя с ума. И я, в этом дурмане, хоть и ощущала, как в меня проникает палец, потом сразу два, потом три, но не могла ничего сказать, никак воспротивиться. Глеб все шептал мне в ухо что-то настолько порочное, пошлое, что я заводилась от этого бешено, Давид держал, не давая никакой инициативы и вколачивался в мягкое покорное тело мерно и мощно, поддерживая градус безумия и повышая его. Поэтому, когда я почувствовала, как пальцы в попе сменил член, толкнувшись по моей собственной смазке, смешанной со слюной Глеба, практически полностью внутрь и не причиняя особой боли, только дискомфорт, то лишь выдохнула обреченно.

— Вот так, так, так, правильно делаешь, выдыхай, выдыхай, Танюш, давай, моя хорошая, расслабься, впусти меня еще чуть-чуть, еще, еще, еще… — Хрипел над ухом Глеб, уже не осторожно, а все более размашисто двигаясь во мне, поймав один ритм с Давидом, и принося вместе с непривычным дикомфортом еще какое-то странное чувство, совершенно не похожее на то, что я обычно испытывала. Я не отрывала взгляда от глаз Давида, падая в его бездну, в его адский пламень, сгорая в нем до угольков, сопровождаемая в своем огне уже практически бессвязным хрипом Глеба: