Покровитель (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 12

Спокойно завожу руки за спину, немного подрагивая от того, что его наглые пальцы уже настойчивее поглаживают трусики, но слегка, еле касаясь. Снимаю бюстгальтер, опуская его на стол. Вдыхаю, грудь колышется и соски твердеют, то ли от холода, то ли от возбуждения.

— Вот так, привыкай ко мне. К моим рукам, голосу, губам, — наклоняется и впервые меня целует, но не в губы, а в ноги, проводит горячими губами по бедрам и всасывает кожу. — Я буду ласкать тебя, иногда нежно, — кружит пальцами по клитору через ткань трусиков. Низ живота приятно тянет, становится жарче, его голос уже пьянит, грудь вздымается, и я откидываюсь назад, сдерживая стон. — А иногда, грубо! — его голос становится металлическим и властным. Он грубо сжимает мое бедро и одновременно надавливает на клитор. Стон все-таки срывается с губ, щеки горят от того, что я увлажняюсь, трусики промокают, и Виталий это чувствует. — Иногда будет больно, но эта сладкая боль! — Аронов обхватывает мою грудь, сжимает сильно, не щадя меня, щипает за сосок, одновременно пробираясь под трусики. И мне действительно хочется еще этой боли. — Я буду управлять тобой! Приказывать! А ты должна беспрекословно выполнять! И тогда ты станешь идеальной женщиной для меня, — Аронов раскрывает мои складочки, распределяя влагу по клитору, а я уже постанываю в голос, царапая столешницу. Ноги дрожат и сжимаются сами по себе, потому что это невыносимо хорошо. У меня так давно не было оргазма от мужских рук, что меня начинает трясти. Его руки оставляют ожоги на моем теле. Сейчас он далеко не нежен. Виталий груб и агрессивен, он тяжело дышит, продолжая сжимать соски, причиняя сладкую боль, разливая по телу жгучее возбуждение. Никогда не получала удовольствие от грубости, наверное, потому что меня ещё никто и никогда так грамотно к ней не подводил.

— Кончай! — четкий приказ. Виталий сжимает пульсирующий клитор, и меня разрывает на осколки от мощной волны оргазма, которая проходит через все тело, вынуждая выгнуться и стонать. Никогда не кричала во время секса, иногда тихо постанывала, все время контролируя себя, а сейчас потеряла контроль. Нет, я отдала его Виталию.

— Умница! — получаю похвалу и поднимаю голову, смотря сквозь пелену экстаза на триумфально улыбающегося Виталия, который поправляет трусики и слизывает мою влагу со своих пальцев. Так не бывает, но по моему телу проходит ещё одна волна возбуждения. Меня шокирует этот его жест, кажется таким грязным и одновременно приводит в восторг. Наверное, с этого момента я перестаю стесняться показывать ему свое тело. Если он вытворяет такие вещи, значит я явно ему нравлюсь.

Виталий продолжает осматривать меня, протягивая мне бокал с вином. Принимаю его, отпиваю несколько глотков, чувствуя, как по телу разливается удовольствие. А Граф-то не так уж и плох. И, возможно, у нас получится взаимовыгодная сделка.

— Ты прекрасна, когда отпускаешь себя и отдаешься чувствам, — расплываюсь в довольной улыбке от комплимента, но меня быстро спускают с небес на землю.

— Надеюсь, мы преодолели этот барьер? — Аронов посматривает на часы, берет свой телефон и набирает чей-то номер. — Одевайся! — кидает он мне уже не так мягко, а в приказном тоне. — К сожалению, у меня нет больше времени. — Да! Это Аронов, — Виталий начинает разговор, поднимается с кресла и отходит окну. А я соскакиваю со стола и быстро натягиваю на себя вещи. Я ошиблась, с хищником нельзя быть на одной волне. Он может быть спокойным, нежным и игривым, но в любой момент свернет тебе шею. Виталий умеет спускать с небес на землю. Вот и хорошо! Не нужно очаровываться, Лена! Ни к чему это! Полностью одеваюсь, поправляю волосы, и вновь чувствую себя измотанной, словно из меня выжали все силы. Хочу домой, в горячую ванну и в теплую кровать.

— Вот, — Аронов протягивает мне визитку какой-то клиники, заправляет рубашку и надевает пиджак. — Завтра твою мать ждут там. Обследование, консультации, операция и протезы, все уже оплачено. Там очень хороший нейрохирург, — кручу в руках визитку, радуюсь и огорчаюсь одновременно. Как я расскажу маме эту новость? Я так хотела прекратить мучения матери, что даже не придумала, как я ей это все преподнесу.

— Есть одна проблема, мама не примет ничего, если узнает, что… эм…

— Я понял, — обрывает меня Виталий. — Что ты предлагаешь? — он открывает сейф и достает оттуда какие-то бумаги.

— Могут ли в этой клинике и этот хирург сказать маме, что это помощь благотворительного фонда, мецената там какого-нибудь. Ну, например, тебя, но без моего участия, — Виталий отрывается от бумаг, поднимает на меня задумчивый взгляд, долго что-то ищет в моих глазах, а потом кивает.

— Хорошо, дай мне тогда еще день, я все подготовлю. Мой водитель ждет тебя на стоянке, а мне нужно совершить еще пару важных звонков, — Виталий намекает, что мне нужно уйти, и я спешу покинуть его кабинет. Я не знаю, во что ввязалась, но с этим мужиком легко не будет.

Виталий

Темно. Почти ничего не видно. Щелкаю выключателями, но света нет. В душе тревога, сердце колотится как сумасшедшее и одновременно на адреналине вхожу в раж, медленно продвигаясь по полумрачному дому, зная, что тварь где-то рядом. Я бесшумен, но он меня чувствует, от этого и прячется.

В ушах раздается свист, и буквально в нескольких сантиметрах от меня пролетает пуля, врезаясь в стену, а потом еще одна, и еще, но все мимо цели. Скрываюсь в коридоре, улавливаю движение на лестнице и направляю ствол туда, но не стреляю…

Дышу, дышу, дышу, в глазах пляшут вспышки, яркий свет. Выстрел. Кровь. Она на лестнице. В красивой позе драматической актрисы. Словно прилегла отдохнуть или устала. На голубом платье растет огромное бордовое пятно. Вновь вспышка. Мои руки и рубашка в крови, и чёткое понимание, что её больше нет! Что-то кричу, куда-то звоню, трясу уже бездыханное бледное тело. Злюсь, требуя открыть глаза, зажимаю рану на груди, но все это бесполезно. Она не вернется… никогда…

Вновь вспышка, яркая, ослепляющая… Я на кровати, в своей комнате. Опять темно, холодно и сердце колотится как сумасшедшее. В горле пересохло, трясет и на грудь что-то давит. Зажмуриваюсь, тру лицо руками, пытаясь отдышаться. Резко подскакиваю на кровати, включаю светильник и осматриваю руки. Чистые, но присутствует ощущение, что они в крови. Так и есть, просто не каждому дано это увидеть. Перевожу взгляд на часы — всего четыре утра. Падаю назад на подушки, хотя уже понимаю, что уснуть не удастся. Кислорода мало, мне душно и одновременно холодно. Сердце стучит так, словно сейчас разорвется. Лежу, смотря в потолок, пытаясь перетерпеть это состояние. Иногда мое тело неподвластно контролю. Ненавижу эти сны и это состояние, в которое они меня вводят!

Закрываю глаза, а там опять чертова лестница, море крови и ОНА, в моих руках. Я убил тебя, моя любовь… и себя убил. Только ты ушла в рай, оставив меня в этом вечном аду. Все правильно, всем досталось по заслугам. Но ты очень жестока….

Открываю глаза больше не в силах видеть ее бледное лицо и контрастное яркое бордовое пятно, разрастающееся на ее груди. Встаю с кровати, иду в ванную и начинаю мыть руки, тщательно, с большим количеством мыла, но все тщетно, я никогда не отмоюсь. В груди разрастается привычная боль, она медленно, но верно заполняет меня, сковывая тело. Это фантомная боль, но она настолько явственна, что мне хочется кричать. Иду в гостиную, к бару, рассматриваю бутылки: коньяк, текила, виски, все не то, открываю холодильник и наливаю себе чистой водки в большой стакан для виски. Дозатор мешает быстро наполнить стакан, руки дрожат, и водка проливается на стойку. Боль усиливается, меня почти скручивает, но я терплю, стискивая челюсть, почти кроша зубы. Залпом выпиваю стакан жгучего алкоголя. Дыхание перехватывает, какое-то время не дышу совсем, а потом выдыхаю, чувствуя, как жжет внутренности.

Передвигаю кресло к зеркалу, падаю в него, устраиваясь в полусидячем положении и смотрю себе в глаза. Иногда я сам не выдерживаю своего мертвого взгляда, там на дне зрачков ничего нет — пустота. Глаза отражают состояние моей души. А души у меня нет. Есть только оболочка. Она все у меня забрала… Справедливо, учитывая, что я забрал у нее жизнь. Закрываю глаза, откидываясь на спинку кресла, становится немного теплее, уже не трясет как ненормального и дышать легче — отпускает. Я больше не усну, но впадаю в прострацию до намеренного полного опустошения души, тела, выгоняя все мысли и воспоминания. Расслабляюсь, концентрируюсь на этой пустоте, два глубоких вдоха, и один медленный выдох, задерживаю дыхание до жжения в легких и вновь два глубоких вдоха и выдох… перед глазами пустота, тело отрывается от реальности — меня нет….