Покровитель (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 28

У Елены уже дрожат и подкашиваются ноги, а глаза заволакивает дымка, она на грани, ещё немного и попадет в рай, но я не позволяю. Сегодня мы должны взорваться в унисон. Хочу ее помучить, чтобы просила об оргазме.

Вынимаю мокрые пальцы, и она разочарованно стонет, облокачиваясь на меня. Демонстративно подношу блестящие пальцы к своим губам и облизываю их, вызывая ее очередной стон.

— Ты вкусная. Хочешь попробовать? — не жду ответа, вновь грубо проскальзываю в нее, собираю влагу, немножко дразню, нажимая на нужную точку и вынимаю пальцы, поднося их к ее рту, размазывая блестящую влагу по губам.

— Оближи! — я даже не приказываю. Я требую, потому что тоже на грани. Возбуждение все же возникает в голове. Меня чертовски заводит представление в зеркале и то, как меняется ее лицо в моменты моих прикосновений. Как краснеют щеки, закатываются глаза, но Елена старается смотреть. Поворачиваю ее голову к себе, на секунды всматриваюсь в пьяные молящие глаза и слизываю с ее губ терпкую влагу. Лена инстинктивно тянется за поцелуем, но я лишь жадно кусаю ее губы и отворачиваю от себя.

— Скажи, чего ты сейчас хочешь? — я прекрасно знаю, что ей нужно, но хочу услышать это от нее.

— Тебя, — ее голос дрожит, и я не даю ей потерять это возбуждение, вновь накрываю грудь, но уже грубо сжимаю, потирая соски.

— Конкретней, Елена! — да, мне нравится ее умоляющий взгляд.

— Тебя в себе! — немного нервно всхлипывает она, когда я спускаю штаны и трусь об ее попку каменным членом. Кажется, ещё немного и меня самого разорвет от желания.

— Умница, — усмехаюсь я, слегка шлепая по ее попке. — Повернись ко мне лицом и обхвати поручень, — указываю на верх. Она распахивает глаза и переводит их наверх. — Делай все, что говорю! — рычу я от нетерпения. Елена хватается за перила и крепко их сжимает. Беру одну ее ногу, закидываю себе на бедро и вжимаю спиной в зеркало. — Не отпускай перила и держись крепче, — сам вздрагиваю, когда прикасаюсь пульсирующей головкой к мокрым складкам.

Вхожу в нее медленно, давая возможность привыкнуть, хотя хочется сразу войти на всю длину. Застываю, сжимая ее бедро. Закрываю глаза, наслаждаясь ощущениями. По телу проносится иное желание: болезненное, острое, почти невыносимое, словно оголили все нервы.

— А теперь смотри мне в глаза! — требую я, потому что хочу считать все грани ее удовольствия. Так вышло, что меня заводят женские оргазмы. Если женщина в процессе не получает удовольствия — секс неполноценен и не приносит удовлетворения. Я кончаю от того, что женщина улетает со мной. Начинаю раскачиваться, ускоряя темп, наслаждаясь ее стонами.

— Громче, не сдерживайся! — сам задыхаюсь от волны экстаза. — Хочу тебя слышать!

Вдавливаю ее в зеркало одним грубым рывком, проникая очень глубоко, до самого конца, и Елена вскрикивает, а потом стонет, когда я вновь нас мучаю, оттягивая оргазм, медленно выхожу и вновь резко вхожу! Повторяю, это действие снова и снова, наслаждаясь музыкой ее протяжных стонов, ее дрожью и собственным отражением в ее глазах. Твою же мать! Никогда бы не подумал, что мне будет настолько хорошо с этой женщиной!

Теряю контроль, начиная двигаться очень быстро, не щадя Елену, не думая о том, что ей может быть больно. Но даже если так, то ей нравится эта боль. Ее тело на грани, мышцы влагалища начинают сокращаться. Она на грани, еще немного и будет взрыв. Хватаю ее за шею и немного придушиваю, не прекращая вбиваться в нее на полной скорости. Реакция мгновенная: ее глаза распахиваются, тело напрягается, Лена застывает в немом крике, а потом сокращается, выгибаясь в моих руках. Отпускаю шею, давая ей возможность глотнуть воздуха и закричать.

— Да! Это было пи*дец как красиво, Елена! — не уверен, что она меня слышит. Лена уже где-то в раю, оседает в моих руках, рассыпаясь на осколки и содрогаясь в судорогах. Замираю внутри нее глубоко, потому что мне уже не нужно двигаться, ее судороги до боли сжимают член, утягивая меня в наш общий рай.

А потом наступает несколько минут полной потери себя и контроля. Где уже ничего не важно и ничего вокруг не существует. Некая изоляция от внешнего мира. Лена отпускает поручень и повисает у меня на шее, тяжело дыша, щекоча мою кожу горячим прерывистым дыханием. А я зарываюсь в ее волосы носом и нежно вожу по бедру, которое до этого нещадно сжимал. Полная прострация. Давно я не был в таком состоянии. Давно так не отпускал себя… И в мой контролирующий мозг врывается это понимание, отрезвляя. Отстраняюсь, удерживая обессиленную Лену на вытянутых руках.

— Ты как? Жива?

— О Боже! Что это было? — хватается за шею. Надеваю штаны, подаю ей руку, провожая к креслу, сажусь сам и утягиваю ее себе на колени, и Елена тут же напрягается.

— Расслабься! — тяну ее на свою грудь вынуждая откинуть голову мне на плечо. — Тебе не понравилось? Кажется, ты улетела именно в этот момент, — накрываю ее грудь и просто массирую, приятно щекоча ладонь ещё твердым соском.

— Просто это…, - не может подобрать слова, а потом просто смеется.

— Вот и славно, тебе понравилось. Не думай ни о чем, просто доверься мне. А сейчас все же тебе придется поехать домой. К шести я приглашен на прием к Белинской. Ты идешь со мной.

— К балерине? — немного недовольно переспрашивает Елена, вздрагивая, когда щипаю ее за соски.

— Почему именно «балерина»?! — усмехаюсь я. — И ты прекрасна в ревности.

— Я не ревную!

— Вот и замечательно. Поэтому сейчас Артем тебя отвезет домой. Собирайся, я хочу, чтобы ты была неотразима!

Елена

Пока собиралась, постоянно думала: «Что значит быть неотразимой?» Я никогда не была на приемах, да и не горю желанием никуда идти. Но выбора у меня нет… Граф Аронов распорядился быть готовой к шести. Я нанесла минимум косметики — выразительные губы и длинные ресницы. Вместо колготок — чулки, новое белье, а дальше я благодарила бога за то, что у меня есть подруга Кристина, которая уговорила меня купить это чёрное дорогущее платье. Все довольно скромно и одновременно сексуально. Длинное платье с запахом, который открывает вид на ложбинку между грудей, длинные прозрачные рукава и яркий бордовый акцент в виде пояса-ленты, которая струится по юбке. Надеваю туфли на каблуке и глубоко вздыхаю, поправляя волосы, уложенные на бок. Не хватает украшений, кулона на грудь или сережек, но у меня нет ничего достойного. Да и я никогда не была падкой на украшения. У меня были другие приоритеты и ценности.

Наношу несколько капель духов на шею и запястья и встаю возле окна в ожидании Виталия. Ничем другим заняться не получается. Я волнуюсь от того, что иду в общество людей, которых не знаю. Набираю номер сына, но он не отвечает. Звоню соседке и в этот момент к подъезду подъезжает машина Виталия. Зажимаю трубку между ухом и плечом и иду в прихожую. Надеваю пальто, закрываю квартиру и спускаюсь вниз. Соседка уверяет, что у них все хорошо, Андрюша общается с ее детьми, и они уже собираются домой. Слышу на заднем плане смех детей и мужа соседки. Они что-то увлеченно обсуждают, а у меня начинает щемить в груди. Моему сыну весело в кругу чужой семьи. В этот момент мне тоже хочется такую семью. Чтобы в выходные ездить в зоопарк, покупать детям мороженое и сладкую вату, дурачиться и шутить, а по дороге домой делиться впечатлениями. Ужинать в маленьком уютном ресторанчике, позволяя себе раз в неделю вредную еду, и быть вполне счастливой. В наше время такие семьи — редкость. Счастье оно все же не в количестве денег, а в простых мелочах.

Выхожу на улицу и быстро добегаю до машины, а в душе все равно ноет. Не знаю, что со мной, волнение смешивается с плохим настроением и чувством, что я отвратительная мать. И в машину я сажусь с огромным желанием вернуться домой, забрать сына и провести с ним выходные.

— Прекрасно выглядишь, — осматривая меня, произносит Аронов.

— Спасибо, ты тоже хорош, — натянуто улыбаюсь и отворачиваюсь к окну. В салоне как всегда пахнет кожей и его холодным парфюмом.