Покровитель (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 39

Все…

Все…

Все, Лена! Иди уже!

Беги!

И я бегу. Не оборачиваясь. Забегаю в подъезд и мчусь наверх, чувствуя, как внутренняя истерика все же рвется наружу. Захожу в квартиру, запираюсь на все замки, отшвыривая сумку, облокачиваюсь на дверь в темной прихожей и съезжаю на пол, зажимая рот рукой. Меня прорывает, слезы катятся нескончаемым потоком, а из горла рвется вой. Я не хочу пугать сына и расстраивать маму, но ничего не могу с собой поделать — это сильнее меня. Перед глазами все плывет, в ушах звенит, дышать трудно, и я никак не могут это остановить. Почему так больно? Ведь я даже не успела толком его узнать? А мне не просто больно, мне невыносимо. Ещё хуже, чем раньше, когда меня душили бытовые и финансовые проблемы. Кажется, что жизнь закончена и нет больше смысла существовать. А перед глазами агония, боль Виталия и его жена, рыжеволосая женщина, которую преданно любят даже после смерти. Я знала, что этот мужчина умеет любить на разрыв, но только не меня…

— Лена?! — мама включает свет в прихожей и идёт ко мне. — Леночка, что такое?! Что с тобой?! Тебе плохо?!

— Мне очень плохо, — всхлипываю, глотая слезы.

— Нужно вызвать скорую! — с волнением произносит мама.

— Нет! Физически со мной все хорошо! — мама садится на тумбу прихожей, я кидаюсь ей в ноги, утыкаясь лицом в колени, и рыдаю.

— Леночка, да что случилось?! Тебя кто-то обидел?! Сергей?! — отрицательно мотаю головой, чувствуя, как мама гладит меня по волосам. — С Кристиной что-то случилось? — вновь мотаю головой, начиная рыдать ещё больше. Мама думает, что я провела праздник с подругой. Она долго молчит, принимая мою истерику, продолжая перебирать мои волосы. — Мужчина? — тихо спрашивает она.

— Да, — всхлипывая, сознаюсь я. — Мам, почему так больно? — глухо спрашиваю я, прекращая истерику, и просто дышу, чувствуя, как слезы уже льются беззвучно.

— Самую большую боль может причинить только любимый мужчина, — тихо отвечает мама, гладя меня по волосам. — Кто он? — отрицательно мотаю головой, потому что не смогу маме рассказать всей правды, а лгать не хочу.

***

Все новогодние праздники я провела с сыном и мамой. Днём я старалась не показывать, что творится у меня в душе. Я просто не имею права уходить в себя и открыто показывать, как мне плохо. Никогда не понимала, как люди могут носить маски, скрывая под ними истинное состояния души. А теперь научилась это делать сама. Снаружи я ношу маску повседневности, а внутри я сгорела и остался только пепел с горьким послевкусием. Я уже расставалась с мужчиной и переживала болезненный развод и мне тогда наивно казалось, что это самый плохой период в моей жизни, оказалось, что нет. Тогда во мне больше бушевала обида, злость, отчаянье, растерянность перед жизнью матери-одиночки, страх перед будущим. А сейчас я словно опустела. Возможно, время меня вылечит, но я никогда не стану прежней.

Я не собиралась оставаться в компании. Все мои проблемы решены, поэтому теперь я могу себе позволить сменить работу. Работая на Аронова, мне все равно придется с ним сталкиваться, а мне будет больно только от того, что я уловлю его запах в холле. Принимать его предложение о протекции в другую компанию я не собиралась. Я просто собиралась тихо уволиться.

Все что я себе позволила — это купить подарок. Вещь, которая бы напоминала мне о нашей последней встрече. «Лена, не зли меня! Я бы сам купил подарок. Но тебе не понравились те серьги, которые я выбрал, и поэтому это выглядит вот так!» — говорил он. «Чтобы через несколько дней предоставила мне то, что я тебе подарил!» — я ничего не собиралась ему демонстрировать, это больше было нужно мне. Какая-то вещь, ассоциация с Виталием. Разум кричал что я зря это делаю, убивая себя ещё больше. Но, по велению души, я приобрела себе серебряный кулон с черным опалом. Этот холодный, но завораживающий камень, напоминал мне его глаза.

И вот я опять в отделе кадров, чтобы забрать документы. Заявление уже подписал мой непосредственный начальник, ещё каких-то пять минут, и я покину это место навсегда. И это правильное решение, мне очень тоскливо только от понимания, что Аронов где-то рядом, в стенах компании.

— А ваших документов нет, — меня накрывает дежавю, но тогда мой покровитель делал все, чтобы заключить со мной сделку, а сейчас он сам меня отпустили.

— Что значит — нет?! — недовольно спрашиваю у женщины.

— После того как документы забрал Виталий Андреевич, нам их никто не передавал.

— Так заберите документы. У меня заявление об увольнении, подписанное начальником!

— Вам надо — вы и заберите, — огрызается женщина. — Если Виталий Андреевич держит их у себя, значит это неспроста.

В общем, в отделе кадров я ничего не добилась и мне пришлось идти к Аронову. Сижу в приемной у секретарши жду, когда меня примут. Сердце опять не на месте. Вместо пустоты и привычной горечи душу заполняет трепетом. Зачем он это делает? Он ждал, что я приду? Скорее нет, это все ещё иллюзии, которые я не могу из себя изжить. Аронов просто забыл вернуть мои документы.

— Елена Дмитриевна, проходите, — говорит мне секретарша, а мне почему-то хочется сбежать. Зря я сюда пришла, нужно было позвонить. Или… — Елена Дмитриевна, — торопит меня девушка, и я встаю и иду на ватных ногах в кабинет Аронова. С каждым шагом к двери грудь сдавливает. Глубоко вдыхаю, нажимаю на ручку, открываю дверь, прохожу в кабинет и застываю на пороге возле двери.

Виталий

Что я чувствовал, отпуская ее?! Хороший вопрос, которым я задаюсь уже почти две недели. Я был шокирован, когда понял, что чувствую к Елене что-то глубже, чем просто физическое влечение. Это случилось гораздо раньше, в ее маленькой ванной, когда я имел Лену на стиральной машинке. Заглянул в ее глаза и увидел там гамму чувств и эмоций. В ее глазах я видел то, чего не просил… то, чего пытался избежать… и во мне тоже тогда что-то разорвалось, по венам расползлось очень знакомое ощущение — болезненное, выворачивающее наизнанку. Надо было ещё тогда все закончить. Оборвать нашу связь! Во мне живет иная, извращённая, мазохистическая любовь к моей жертве. Я осознаю, что я ненормален, но в психологах и спасителях не нуждаюсь. Я ни в ком не нуждаюсь, пустую, вызженную под корень душу уже ничем не заполнить.

Я ушел тогда… Нет, я сбежал.

Сбежал от себя.

Потом переварил все и решил для себя, что мне плевать на ее чувства. Пусть держит их при себе. Я предупреждал, что мне нужно только тело. А она решила отдать мне душу. Дура! Тогда я исключил из наших встреч все, что может дать ей надежду на развитие наших отношений: ужины, обеды, беседы, поездки, сопровождение на встречи, оставив только секс. Я словно с цепи сорвался и пытался компенсировать отсутствие общения сексом. Трахал ее безжалостно и с каждым разом понимал, что нас даже секс привязывает, сближает, объединяет. Это замкнутый круг… и выход только один.

Полная ампутация.

Терапия не удалась…

Начался мой личный ад. Мои кошмары мучили меня почти каждый день. Фантомные боли усиливались, я почти прекратил спать. Маленькими урывками сна с моими личными кошмарами… а потом вечная агония… В один момент я не выдержал, схватил ствол и внепланово сыграл с судьбой в русскую рулетку. Мне опять не повезло. Осечка. На кой черт судьба оставляет мне этот шанс на жизнь?!

Мне очень хотелось взять с собой Елену на новогодний вечер в клуб к моему партнеру. Скажу больше, мне не хватало ее общества, я даже хотел, чтобы она поязвила немного. Мне нравится ее осаживать и наказывать за дерзкий язык. Вот в этом-то и проблема — мне стало очень много в ней нравиться, даже недостатки… И если я убедил себя, что мне плевать на ее чувства, то Елена все же надеялась. Возможно, ненамеренно, неосознанно, но в ее глазах с каждой нашей встречей читалось все больше и больше любви. Она и меня в ней топила. И вот в чем парадокс, как бы я не любил свою боль и агонию, как бы не наслаждался своим сумасшествием, с Леной меня отпускало. А мне иногда нужны вот такие передышки.