Только так. И никак иначе (СИ) - Перепечина Яна - Страница 42
- Предыдущая
- 42/55
- Следующая
- Иди, а то опоздаешь. – И распахнул дверь.
Она боком, с выражением такого отчаянья и непонимания на лице, что ему захотелось схватить её в охапку и никуда не пускать, протиснулась мимо него.
Вот сейчас она уйдёт, и ты её потеряешь. Останови. Пока она ещё смотрит на тебя, ожидая объяснений. Она поверит всему, потому что хочет поверить. Ну, соври что-нибудь про мигрень и проблемы на работе. Давай! Но Павел вспомнил про проклятую дверь на чердак и пятно на смуглой коже её левой руки, и молча кивнул: иди. Она тоже молча улыбнулась, губы страдальчески кривились, ходуном ходило нежное горло – шарф она ещё не завязала, и шея была видна. Павел смотрел на это горло, не отрываясь. Потом перевёл взгляд выше. Лучше бы он этого не делал!
Злата продолжала мужественно улыбаться, но смотрела в сторону. В глазах слёзы. Так много, что совершенно непонятно, как они ещё не пролились. Повернулась аккуратно – чтобы слёзы не расплескать – и пошла по дорожке. Как по раскалённым углям, - подумалось Павлу. Она ничего не понимала. Но и он тоже ничего не понимал. Кроме того, что происходит в его Доме и в его жизни что-то нехорошее. Что-то непонятное. Что-то, что сейчас сломало ему жизнь.
Когда он расстался с Глей, ему было плохо, больно, но вот пустоты он не чувствовал. Даже, как ни дико звучит, облегчение какое-то. А сейчас пустота, мёртвая, злая, пугающая, враждебная. Абсолютная пустота.
Он простоял на крыльце минут десять. Прямо так, в джинсах и тонкой фланелевой рубахе. И ушёл только тогда, когда просвистела за домами электричка, увозящая из его жизни лучшую девушку, которую он встречал. Девушку, оказавшуюся обычной обманщицей.
Его хватило ровно до шести вечера. До восемнадцати ноль-ноль, как любил выражаться Ясень, который был сейчас далеко, в командировке, и не мог помочь.
Весь день был непрекращающимся кошмаром. В офисе от него шарахались все, даже старая опытная секретарь Елизавета Фёдоровна, которую он переманил с ЗИЛа, где она проработала сто лет, а он проходил практику на третьем курсе института.
Тогда он вернулся из Чечни, придумал себе дело, а ЗИЛ как раз почти скончался. Павел нашёл королеву Елизавету и позвал к себе. Она помнила его ещё с тех, студенческих, времён. Потому что он один догадывался перед походом в магазин заскочить к ней и спросить, не надо ли чего купить. Все остальные боялись строгую секретаршу, как огня, и не думали, что она тоже может хотеть есть. А он совсем не боялся. Шутил с ней, что сначала повергало её в глубокий шок, а потом стало даже нравиться. Покупал ей булочки и даже пару раз подвозил на вишнёвой «копейке» отца до самого дома.
Поэтому, когда уже взрослый, прошедший войну Павел появился на пороге и сразу заявил, что пришёл забрать её к себе, она его тут же вспомнила и поверила ему. Павел был готов уговаривать и упрашивать её, ведь ему нужна была именно она. Но долго уговаривать не пришлось. В том сумасшедшем, тревожном, пьянящем девяносто пятом году, когда он только демобилизовался, она даже не поинтересовалась ни зарплатой, ни графиком, ни перспективами, а просто спросила:
- Я тебе очень нужна?
Он убеждённо кивнул:
- Очень, - и улыбнулся.
Она тоже улыбнулась в ответ, неожиданно молодо, озорно и залихватски, и упитанная сверх меры бухгалтерша Пивоварова, которая присутствовала при разговоре, потом долго бегала по коридору и рассказывала всем, кто пожелал её слушать, что Елизавета, оказывается, умеет улыбаться. Но ей никто не верил.
Королева перешла в его зарождавшуюся только тогда фирмочку и с головой окунулась в дела. Они с Ясенем дневали и ночевали почти весь тот год в их первом крошечном офисе в Свиблове. А Елизавета Фёдоровна пошла ещё и на курсы бухгалтеров, и в первое время лихо справлялась не только с делопроизводством, но и с бухгалтерией. И Павлу было тогда спокойно, очень спокойно от того, что их дела в таких надёжных руках.
А вот теперь даже королева Елизавета, его верная, надёжная, как автомат Калашникова, проверенная бедами и победами, шарахается от него и старается не попадаться на глаза.
Нет, он, конечно, не кричал, не топал ногами, не кидался кофейными чашками и документами. Это было не в его стиле. Но в глазах его была пустыня. И все, кто хоть немного знал его, пугались сразу же, стоило ему поднять на них больные мёртвые глаза.
В мастерских у лучшего специалиста по аэрографии Вадика Зимина впервые за годы работы дрогнула рука, когда за его спиной стоял Павел. Вадик молча отложил аэрограф, повернулся к начальнику и сказал:
- Павел, я тебя прошу, уйди. Ты знаешь, я люблю, когда ты рядом, потому что ты сам суперпрофи. Но сейчас с тобой что-то не то.
Павел холодно вскинул бровь.
- Не то. – Твёрдо кивнул Зимин. – Ты похож на Кая из сказки, которого поцеловала Снежная Королева.
«Как поэтично», - мрачно думал Павел, поднимаясь в офис.
Снежная Королева. Не было никакой Снежной Королевы. Была лучшая девушка на свете, оказавшаяся обманщицей и трусихой.
Без десяти шесть в его кабинет влетел в распахнутом длиннополом пальто Ясень, вернувшийся из командировки и собиравшийся прийти на работу лишь завтра, но срочно вызванный Елизаветой Фёдоровной спасать шефа. С грохотом отодвинул стул, плюхнулся на него и помахал на себя здоровенной лапищей – устал, упарился. Павел мрачно смотрел на него.
- Так. Всё ясно. Не зря меня наша королева Елизавета вызвала. Что стряслось, грозный ты мой?
Павел скривился и отвернулся к окну.
- Что? Со Златой своей поссорился? Она что? Отказалась за тебя замуж выйти? И правильно сделала, пойду-ка, позвоню ей, предложу свою кандидатуру.
Павел так посмотрел на него, что Ясень со стуком захлопнул рот и несколько секунд молча смотрел на друга. Потом сказал:
- У, как всё запущенно! Слушай, Рябина стоеросовая, ну ты ж никогда страусом не был, съездил бы ты к ней, что ли, поговорил. Может, фигня на постном масле, а не ссора у вас?
- Мы не ссорились.
- Ну, тем более! – обрадовался Ясень. – Тем более съезди. Даже если виновата женщина, прощения должен просить мужчина. Это ж аксиома! Вот увидишь, как она рада будет. Ну, купи цветочки, конфетки…
- Ясень, заткнись.
- Ой, какие мы грозные сегодня! Паш, не дури! – Ясень вскочил, забегал, топоча, по кабинету. Заглянул в шкаф, порылся в нём – в шкафу что-то падало и шуршало – извлёк куртку Рябинина, потряс и полез по карманам.
- Так, права на месте… Ключи от «Ауди» тоже… А это что за верёвка? Вешаться собрался?! Ах, нет! Пардон! Это шнурки. Шнурки я изымаю до лучших времён… Ключи от дома… Где ключи от дома?
- В машине. В бардачке, – в голосе Павла впервые за этот длинный день мелькнуло что-то, похожее на эмоцию.
- Ага. Вот и хорошо. – Ясень, конечно, уловил «положительную динамику» и забегал ещё резвее. Подскочил к Павлу, выдвинул кресло прямо с седоком из-за стола и вытряхнул друга на пол. Павел с трудом удержался на ногах и рявкнул:
- Ты что, ополоумел?!
- Я – нет. А вот ты, ясен пень, – да. Ты впервые за столько лет… Да что я говорю?! За какие «столько лет»? Ты впервые в жизни по-настоящему влюбился! И так всё хорошо шло! А тут взял и всё собрался порушить!.. Ой, вот только не надо мне, что она сама виновата! Я уже сказал, что на то ты и мужик, чтобы свои амбиции засунуть… ну, куда-нибудь подальше! Ты давай сам придумывай, куда ты свои амбиции в придачу с гордыней засовывать будешь! Что она такого натворить могла, чтобы ты вот таким стал?! И ведь не поговорил, небось, с ней даже? Ты хоть разберись сначала, Рябина! Поговори со Златой! А потом уже помирать собирайся! Понял меня?
Павел мрачно кивнул.
- Ну и молодца! – обрадовался верный друг. – Так что надевай свою передергайку… - Ясень силой напялил на Павла куртку, похлопал, потряс, ловко застегнул, как маленькому, молнию, чуть не прищемив кожу на шее, сунул в руки борсетку и выпихал в коридор.
- Иди, иди! Иди, я сказал! – одной рукой он подталкивал друга в спину, другой послал воздушный поцелуй королеве Елизавете, ставшей похожей на каменное изваяние с острова Пасхи, ногой захлопнул дверь. – Ну! Шевели поршнями, мон ами! Едем мириться!
- Предыдущая
- 42/55
- Следующая