Только так. И никак иначе (СИ) - Перепечина Яна - Страница 43

И Павел поехал. Ясеня,с собой, разумеется, не взял. Хотя тот и порывался. Но Павел вероломно заблокировал двери, пока друг обегал «Ауди», собираясь плюхнуться на переднее пассажирское сидение, и злорадно показал язык потрясающему кулаками миротворцу.

Он страшно торопился. Ему казалось, что, если он не застанет Злату в школе и не поговорит с ней, всё станет совсем плохо. И он нёсся вперёд, ныряя в малейшие просветы между другими машинами, проскакивая на мигающий жёлтый, разгоняя слякоть по обочинам. И успел.

В окнах Златиного кабинета на третьем этаже горел тёплый жёлтый свет. Павел выскочил из машины и бегом взлетел по ступеням. За столом у входа сидел худой охранник с неподобающе интеллигентным лицом. Павел знал о нём из рассказов Златы. Она этого Василия Сергеевича очень любила, жалела и отзывалась только в восторженных выражениях.

Раньше работал Василий Сергеевич технологом на химическом заводе в маленьком городе километрах в двухстах от Москвы. И всё ему нравилось, всё его устраивало. Но потом завод закрыли. И пришлось, чтобы прокормить жену и двух обожаемых дочек, химику с высшим образованием устраиваться работать вахтовым методом в Москву. Как ни странно, оказался добрейший Василий Сергеевич в школе совершенно на своём месте. Все его любили за интеллигентность, заинтересованность в людях и неравнодушие. А со Златой они так просто стали друзьями, пятидесятилетний охранник и двадцатитрёхлетняя учительница.

- Вы к кому? – смело преградил путь высокому крепкому Павлу субтильный Василий Сергеевич.

- Я к Злате Андреевне, она здесь?

- Здесь-здесь. Где ж ей ещё быть-то? Третий этаж, направо.

- Спасибо. Я знаю.

- Только осторожно там!

Но Павел уже не слушал, он нёсся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени, и не сразу сообразил, что в школе что-то изменилось. А сообразив, остановился на минуту. Он тяжело дышал, всё внутри почему-то дрожало, а мозг лихорадочно работал. В школе шёл ремонт. И он знал об этом. Но, когда он был здесь в прошлый раз, ремонт только начинался. Сейчас же отчётливо пахло краской, ступени были покрыты замытыми белыми разводами, и вдоль стен на втором этаже стояли упакованные в плёнку новые окна. Павел пошёл выше уже медленнее.

В кабинете Златы играла музыка и раздавались голоса, дверь была приоткрыта. Павел заглянул внутрь. Злата и несколько её учеников, сидя кто на корточках, а кто прямо на полу, оттирали лезвиями от пола пятна краски и какой-то бежевой грязи. Кабинет смотрел на Павла новыми стеклопакетами, обильно залитыми по периметру монтажной пеной.

У Павла в голове стучало: вот дурак, вот дурак, вот дурак. Так вот где она испачкалась! Так вот откуда у неё на руке пятно от пены. А он! Как он её обидел! И не объяснил ровным счётом ничего. И отпустил на работу одну, растерянную и потрясённую. Правильно сказал Ясень – ополоумел он. С ума сошёл. И сволочь он порядочная.

Он стоял в дверях, никем не замеченный и смотрел внутрь. Ученики, среди которых Павел узнал уже знакомых ему Мишу Хабарова, Катю Барышева, Серёжу Иванова и Колю Толюшкина, болтали, смеялись. А его Злата, его бедная, обиженная им девочка, сидела в старых джинсиках среди них на полу и старательно тёрла линолеум обломком лезвия. Рукава её синего в белую полоску узенького свитера были поддёрнуты до локтя. Павел уже знал эту её привычку. Она не любила длинных рукавов, они всё время мешали ей – тёрлись манжетами о доску, когда она писала, лезли в воду, если мыла руки. И поэтому, наплевав на задуманную первоначально длину, Злата их всегда немилосердно подворачивала или подтягивала. Поэтому и пятно от монтажной пены было у неё на коже. Был бы длинный рукав – испачканным оказался бы он.

Ребята то и дело обращались к ней, она рассеянно кивала, иногда отвечала: а… да, да… - и сосредоточенно тёрла дальше. Дети встревожено переглядывались, растерянно смотрели то на Злату, то друг на друга и теребили её опять. Павлу стало ещё горше: он, взрослый мужик, ничего не понял, обидел её, даже не разобравшись, перестал доверять после первого же недоразумения. А эти подростки так всё понимали, так старались помочь, отвлечь.

Он шагнул вперёд, будучи абсолютно готовым к самому холодному приёму. Дети оглянулись, Злата подняла на него карие совершенно замученные глаза и несколько секунд сидела, не произнося ни слова, будто не узнавая. Потом вдруг точно какая-то пружина подкинула её, и она вскочила одним стремительным движением. Он снова шагнул навстречу, ожидая получить звонкую оплеуху и ощущая себя последним негодяем. Но она с каким-то глухим не то хрипом, не то стоном бросилась к нему, вцепилась в его свитер и прильнула всем телом, уткнувшись носом чуть выше солнечного сплетения. Он закрыл на секунду глаза, а когда открыл, то увидел, что Златины дети сосредоточенно скоблят заляпанный нерадивыми строителями пол, не глядя на них. В этот момент Павел вдруг отчётливо понял, за что Злата так любит этих смешных нескладных подростков. И ему страшно захотелось тоже иметь к ним хоть какое-то отношение.

Потом они дружно чистили пол. И Павел сидел вместе со всеми на новом линолеуме, который какие-то специалисты умудрились положить раньше, чем поменяли рамы и покрасили стены, и не догадались закрыть при этом, и скоблил упорно сопротивляющуюся высохшую краску и пятна монтажной пены. Им всем: и Злате, и её детям, и ему – было весело, несмотря на то, что теперь из-за этих горе-специалистов они проводили вечер за невыносимо творческим делом – оттиранием пятен.

Домой они ехали долго, Павел, говорил и говорил о словах Эдуарда Арутюновича, о своих ужасных подозрениях, периодически останавливался на обочинах и утыкался лицом в колени Златы. Ему было больно от собственного тупого свинства. Она робко касалась его волос пальцами и тихо шептала:

- Ничего. Ничего. Конечно, ты подумал на меня. Тут любой бы подумал. Ты просто в следующий раз не молчи. Ты говори. Мы поговорим – и всё решим. Вот увидишь. А так смотри до чего плохо вышло. Ведь день потеряли. Целый день.

- Целый день, - шептал он. – Да, моя хорошая. Да, моя маленькая мудрая девочка. Да.

В Никольское приехали около девяти и ещё с полчаса они с Павлом сидели, обнявшись, и разговаривали.

- Ты понимаешь, я не могу разобраться, что происходит. Что-то непонятное в Доме творится. Во-первых, я стал очень крепко спать… - заметив удивление Златы, подумал и уточнил, - нет, не так. Я не только стал крепко спать. Я никогда так быстро не засыпал и очень редко не слышал будильника. А теперь почти каждое утро с трудом глаза разлепляю.

- Может быть, ты просто переутомился? Да и на свежем воздухе как никак. Я здесь тоже крепче сплю.

- Да нет, бывало, я и больше работал. Гораздо. А тут, как будущую мамочку, так и тянет в сон.

- Давай я тебя с доктором познакомлю, очень хорошим. Она мама моего ученика. Такая чудесная, приятная женщина. И доктор, говорят, редкий. Она поможет понять, в чём причина.

- Стыдно как-то: здоровый тридцатилетний мужик – и тут такая ерунда.

- Да ну, ты что? Обязательно надо проконсультироваться. Я договорюсь… Давай к тебе подъедем, я Банзая с Кезиком заберу, - Злата подняла голову с его плеча.

- Всё-таки решила переселиться обратно? И у меня нет шансов отговорить тебя?

- Так будет правильно, - она потёрлась носом о его щёку, - не сердись… Бабушка с Батей не поймут. А я не хочу их расстраивать.

- Я не сержусь, я грущу. Мне без вас будет плохо. Имей в виду, я настроен решительно, и собираюсь в самое ближайшее время водворить вас на место! – вид грозный, а глаза смеются.

- Интересно узнать каким же образом? Групповое похищение? Так сказать, соседенэппинг? Шантаж? Мошенничество?

- Сватовство. Свадьба. Долгая и счастливая семейная жизнь.

Хохоча, они доехали до соседней улицы и вошли в дом. Павел направился в гостиную за клеткой с Кезиком, а Злата ходила по дому в поисках Банзая. Кота нигде не было. Обыскав весь первый этаж, поднялась на второй. Дверь в спальню Павла была приоткрыта.