Непридуманная сказка (СИ) - Перепечина Яна - Страница 52

- Да не очень. Мелкий, задохлик совсем. Непонятно, в кого только такой. Я в теле. Отец его вообще под два метра. А он… - ласковая мать раздражённо сплюнула. Виталий за деревом передёрнулся от отвращения всем телом. - Врачи, идиоты, что-то говорили о последствиях пьянства и курения во время беременности. Это они меня ещё жизни учить пытались, представляете?! Нашли алкоголичку. Ну, выпивала, конечно, иногда, но под забором не валялась! – хрипло засмеялась Олеся. – Короче, девы, привезите-ка мне завтра одежду, они мою забрали и не отдают, уроды. Эту вот, - она показала на старомодное пальто и разношенные сапоги, в которых была, - я у санитарки без спросу позаимствовала. Надеюсь, не заметит. А то сейчас вернусь, и ору буде-е-ет… Да и шут с ними со всеми. Поорут и успокоятся. Тоже мне, тюрьму устроили…

А я уйти хочу. Сил больше нет эту их больничную баланду хлебать и толпы приходящих терпеть: то из опеки, то из хренеки! – она сплюнула в снег. – Пусть моими вещами подавятся… С завтрашнего дня я снова возвращаюсь в ваши ряды, девы. Прощай живот, мешающий жить!..

- Да ладно, Олесь! – стала вдруг спорить одна из девиц. – У тебя живота-то и не было почти. Пацан-то уж больно мелкий оказался. Никто даже не заметил ничего. Нам бы с Наташкой не сказала бы сама, и мы бы не знали, что ты беременная.

- Это да, - согласилась Олеся, - хоть это хорошо. Не придётся матери да соседям объяснять, что да как.

- А что, тёть Валя так ни о чём и не догадалась? – удивилась пергидрольная блондинка.

- Прикинь, - хрипло засмеялась Олеся и закашлялась, - ни о чём! Она, правда, в этом году чаще у сестры моей жила в Питере, чем со мной. Вот и не успела ни во что вписаться… Да и шут с ними со всеми. Завтра жду вас с одеждой. И да здравствует свобода!

- Да здравствует! – звонко чокнулись они все втроём бутылками. – Долой спиногрызов!

- Ладно, побежала я, - быстро допила оставшееся пиво Олеся, - замерзла совсем в этом безобразии, - она со смехом сделала пару оборотов вокруг себя, будто демонстрируя одежду на подиуме. Подруги довели её до дверей корпуса и неспешно пошли в сторону станции…

Саша слушала, не чувствуя, как по её щекам текут слёзы, как замёрзли руки и ноги и как ломит от неудобной позы спину. Она боялась повернуть голову и посмотреть на Виталия.

- В этот момент, Санечка, я понял, что больше всего на свете ненавижу таких вот матерей и таких вот подруг, понимаешь? Родился человечек, крошечный, нездоровый, ему любовь и нежность нужны! А тут мать… Господи, что я говорю, какая мать?! Разве это мать?! Разве та, кто меня родила – мать?! Мать – это Ангелина твоя. Мать – это та, кто потом этого бедного мальчика, сына Олеси, забрала… Я узнавал, его усыновили хорошие люди… А она… она… это даже не кукушка! В великом и могучем русском языке слова такого нет, чтобы её назвать! Ты понимаешь? Слова нет…

… В общем, в тот день я Валентину Павловну ждать не стал, а вместо этого отправился следить за этими самыми подружками. И так узнал, где они живут. На следующий день проводил до дома и Олеську, которая сбежала из роддома. Видела бы ты, как она улепётывала. Будто за ней гнались…

И родился у меня, тоже брошенного матерью мальчика, план.. Я должен был отмстить вот этим бесполезным, жестоким, пустым… нет, не женщинам. Назвать их женщинами – это оскорбить тебя, Валентину Павловну, Ангелину и миллионы других… Ну, и я решил разбить их жизни и перешагнуть через них ровно так же, как они перешагнули через крошечного малыша.

Это оказалось довольно легко…

Москва, февраль-март 2002 года. Виталий Незнамов

Это оказалось довольно легко. Неожиданно для себя Виталий обнаружил в себе дар сочинителя запутанных историй и разработал чёткий многоходовый план.

Начал с Олеси, как с самой, на его взгляд, пропащей. Узнать, где она работает, и познакомиться с ней на рынке оказалось проще пареной репы.

В тот день он, хорошо и дорого одетый, неспешно шёл по рядам и, будто задумавшись о чём-то, рассеянно окинул взглядом вешалки с нижним бельём, которым торговала Олеся.

- Вам что-нибудь показать, молодой человек? – с готовностью подскочила та.

- Да нет, спасибо, - тепло улыбнулся ей Виталий, - не для кого мне такую красоту покупать. Не попадаются мне как-то такие прелестные девушки, как вы.

Она на удивление легко попалась на его грубые, шитые белыми нитками заигрывания – он даже удивился – и включилась в диалог. Ему сразу стало неинтересно и совсем уж противно. Но он терпел.

Вообще их «роман» разгорелся быстро и жарко. Виталию, представившемуся, впрочем, Василием, не приходилось даже выдумывать предлоги для встреч. Олеся сама приглашала его в кино и к себе. И он ходил, изображая горячо влюблённого, а сам с трудом терпел её общество. Плоские сальные шутки любимой, её громкий хриплый смех, её тяжёлое одышливое дыхание чересчур тучного человека – всё вызывало в нём отвращение. Но приходилось мучиться: дело надо было довести до конца.

К счастью, ни о какой близости речь не шла. Олеся сама избегала её. И Виталий знал, что у него есть ещё месяц-полтора в запасе, пока она не оправится после родов. Но ему и не нужно было больше. Его план был построен по принципу молниеносной войны. Сам себе он свою задачу сформулировал лаконично: пришёл, увидел… растоптал. И посмеялся: ну, чем не Юлий Цезарь?

И всё шло вполне в соответствии с его планом. Олеся быстро влюбилась в него. А уж когда он стал заводить разговоры о свадьбе и семейной жизни, и вовсе стала смотреть на него с собачьей преданностью.

Сложнее было не попадаться на глаза двум её закадычным подружкам – объектам второй и третьей частей его плана – и маме. Но и с этим он легко справился. Предложил Олесе отправить маму в санаторий за его счёт, что привело её в полный восторг. С подружками тоже всё вышло просто и изящно. Стоило только слегка сыграть на ревности и гордыне «любимой». Буквально в первый свой визит к Олесе он попросил посмотреть альбомы с фотографиями. Вытащив из кипы снимков один, на котором его «наречённая» была изображена вместе с Натальей и Машей, которых он сразу узнал, Виталий с улыбкой, демонстративно не замечая её мрачневшего с каждым его словом лица, сказал:

- Какие славные девушки. У тебя очень красивые подруги, милая. Прямо и не скажешь, кто из вас краше. Бывает же такое! Ты пригласишь их к нам на свадьбу? Они придут с мужьями или и с детьми тоже?

- Они не замужем, - буркнула Олеся и начала собирать рассыпанные по дивану фотографии.

- Значит, ты в вашей компании первой станешь замужней дамой? А они пока одинокие?

- Ну да, - зарделась и сразу оттаяла «невеста».

- Тогда приглашай твоих подружек к нам в гости. Мне будет приятно с ними познакомиться. Буду, как в цветнике, среди вас. Я один, и три такие красавицы вокруг. Мечта любого мужчины…

- Они очень заняты, работы по горло, - отговорилась Олеся, не замечая, как Виталий-Василий спрятал довольную улыбку.

И дальше тоже всё шло по плану. Встречи их были довольно частыми, но не слишком, чтобы хватало сил изображать горячо влюблённого. Он умело разжигал в «подруге» страсть и поддерживал веру в счастливое будущее. И она уже полностью зависела от него и слушалась его беспрекословно.

Один только раз позволила себе пойти против Виталия-Василия, попытавшись его, спящего, сфотографировать. Он ей с самой первой их встречи рассказывал о том, как не любит фотографироваться. Позже стал обещать, что ради неё и в честь особого, торжественнейшего, случая, на свадьбу всё же пригласит фотографа… «Но это потом, потом, любимая. А пока не заставляй меня делать то, что я так не люблю»… И она соглашалась и ни на чём не настаивала.

Но как-то раз, когда он ехал к ней без сломавшейся в тот день, как на зло, машины, пошёл обильный мокрый мартовский снег. Продрогшего и насквозь промокшего Виталия-Василия Олеся уговорила принять горячий душ. Он с удовольствием согласился и так разнежился, что даже задремал на диване, укрывшись пледом, пока «невеста» болтала по телефону с позвонившей из санатория мамой.