Один и без оружия (СИ) - Корн Владимир Алексеевич - Страница 28

— Не рановато ли? До сумерек еще грести и грести.

Подумав, если они скажут — грести-то не тебе, предложу свою помощь. Хотелось добраться до Станицы как можно быстрее. Существовала неплохая вероятность, что Грек с остальными окажутся в ней. Если они пошли в том же направлении, что и я, и не смогли обнаружить проход в горах, Станицы им не миновать. Разве что они успели ее покинуть. Как замечательно было бы с ними со всеми встретиться! К каждому душой прикипел, можно сказать.

— Нет, не рано. Дальше порог на реке, и его только по светлу проходить, а мы к нему как раз к темноте доберемся.

— Понятно. Порог-то большой?

Не пришлось бы его с лодкой на плечах обходить. Занятие малоприятное, особенно в жаркий день. А в этих широтах других практически и не бывает. За исключением, когда идет дождь.

— Не так, чтобы очень. Но по темноте туда лучше не соваться: ход извилистый.

Нести лодку на себе не придется точно, что уже успокаивало.

«Ребенка ей от меня захотелось, — переметнулись мысли к словам Жанны. — Только на радость ли ему самому, а заодно и матери он родится эмоционалом? С другой стороны, все дети родились уже здесь: ни один с Земли не перенесся. И родились они, в том числе, от эмоционалов».

Правда, эмоционалов среди детей тоже нет. Слава Проф предположил: дело в том, что человеческий мозг полностью формируется годам к двадцати.

— Ты всегда к нему сводишь, — тут же заметил Гудрон.

На что Слава пожал плечами.

— В большинстве случаев все так и есть. Это сердце у нас вполне самостоятельный орган, для которого приказы головного мозга стоят лишь на третьем месте.

Так вот, когда вырастут дети, рожденные от эмоционалов, и проснется в них дар, конкуренция между ними станет огромной. Или наоборот — исчезнет. Потому что эмоционалов будет столько, что всех их не уберешь. Цены на заполненные жадры обязательно упадут, и станут доступны они как жареные семечки. Получается, Игорь, в интересах всего местного человечества, сделать как можно больше детишек. Это будет твоим личным вкладом во всеобщее счастье. А что, логично ведь, черт побери! Жаль только, не получится по прибытию встать посередине Станицы, и объявить: «Кому ребенка от эмоционала?! Самого сильного из всех известных! Налетай: я здесь проездом!» Понятное дело, отбирать буду только самых симпатичных.

— Чего разулыбался-то?

— Да так, своим мыслям.

— Лучше по сторонам смотри.

Слышал уже, причем не раз. Вы расслабьтесь, парни! Понимаю, что груз у вас ценный. Интересно: в чьем они рюкзаке припрятаны? Или вы жадры между собой распределили, чтобы все яйца в одну корзину не класть? Только напрягайся тут, не напрягайся — не поможет. Потому что если во — о — он на той скале, скрываясь в зеленке, сидит человечек с приличной винтовкой, ничто нас уже не спасет. Выщелкает он всех в пять секунд: спрятаться посреди реки негде. И принесет течение лодку прямо ему под ноги: там излучина. Тут смотри — не смотри, даже оружие вскинуть не успеешь. А если даже успеешь: куда именно стрелять?

На ухвостье острова действительно оказалась стоянка. С беглого взгляда становилось понятно, что пользуются ею довольно часто. Стоянка добротная: навес из плах, покрытых сверху дерном, хорошо оборудованный очаг и даже лежанки. И расположена удобно для, например, обороны. Толковый человек ее обосновал. Где надо кустарник вырублен, где необходимо оставлен, а кое-где настоящие стрелковые ячейки из камней выложены.

Но даже там мои спутники вели себя настороженно. А самый бородатый из них, который был старшим, когда я спросил: как будем дежурить ночью? буркнул:

— Спи, без тебя обойдемся.

Не доверяют. Опасаются, что глотки им перережу, и заберу сокровища себе. Но это их дело: проспать всю ночь, буду только рад.

Ночь прошла спокойно. Я просыпался лишь однажды, причем по собственной воле, и буквально на пару минут. Утром меня разбудили, когда начало светать, несильным толчком в плечо.

— Дима, проснись: скоро отправимся.

Мне уже настолько было привычно свое новое имя, что даже спросонья сообразил: обращаются именно ко мне. Хотя, возможно, решающую роль сыграл толчок. Полежал немного, вспоминая сон перед самым пробуждением. А тот был хорош! И связан напрямую с тем, о чем размышлял накануне, рассуждая о личном вкладе в этот мир.

— Все лыбишься?

— Ага. Настроение хорошее, — чего и вам желаю. — Завтракать будем? — поинтересовался я, обнаружив, что им и не пахнет.

— На ходу перекусим.

Ну, хоть не сказали, что уже в Станице.

Порог ничего серьезного собой не представлял. Так, не порог, шивера. И уж тем более, не водопад. Мы прошли его, практически не заметив. Еще несколько часов монотонного плавания, пока, наконец, не показалась сама Станица.

Лимпопо в этом месте резко меняла направление, огибая возвышенность, на которой поселок и располагался. Археологи утверждают, наши предки любили селиться именно в таких местах. И подтверждением тому, многочисленные раскопки. Собственно, да: близость реки, которые когда-то и были единственными дорогами, что зимой, что летом. Возвышенность, куда не заберется половодье. Ну и обороняться проще: с двух сторон охраняет откос. Наверное, имеются и еще какие-нибудь преимущества, но даже этих троих уже за глаза.

— Что это? — удивился я, обнаружив двухэтажное здание, которое никак не могло быть местной постройки.

— Школа.

А ведь и точно, именно она. Типичная сельская школа времен СССР, сложенная из красного кирпича. Без всяких архитектурных изысков, но даже на вид добротная. Только часть крыши не под шифером, под тесом.

— Целая?

— Кому же придет в голову ее ломать? — пожал плечами Игорь.

— Я имею в виду: когда ее угораздило здесь появиться, она была целая?

Вокзалу дал название именно железнодорожный вокзал. Но там одно крыла оказалось как будто отрезанным чем-то острым. Ровнехонько так отрезанным, до зеркального блеска.

— А шут ее знает, вроде целая. Говорят, когда ее обнаружили, в ней даже парты стояли, и учебники со всякими глобусами.

«Удачненько она здесь приземлилась, прямо в оазисе», — размышлял я, разглядывая человека на берегу, который показался мне знакомым. Сначала даже сердце екнуло: один из людей Грека! А значит, не ошибся в своих предположениях. Увы. Человек повернулся к нам лицом, и оказался никем иным, как Иваном. Тем самым Иваном, который провожал всех нас на Хуторе. Или его братом — близнецом. Чего точно не могло случиться: здесь не только родственников никто никогда не встречал, но даже знакомых. Земных знакомых.

«Он что, на мотоцикле сюда приехал?! Или у них какой-нибудь дельтаплан с мотором припрятан?».

Имелся на Хуторе байк, настоящий чоппер. Весь хромированный, с отделанными кожей и бахромой седлами, и таким же багажником сзади. Правда, никто им не пользовался, пылился под навесом.

— И разобрать его руки не поднимаются, и ездить на нем некуда, — объяснил мне все тот же Иван. — А так он на ходу: с полтычка заводится, и бак у него полный.

Тогда-то до меня и дошло. Ни на чем он сюда не прилетал. Иван приплыл, как и мы. И привез с собой весь груз жадров. А я, Стояк, и остальные, были отвлекающим маневром. На тот случай, если жадры попытаются перехватить. И ничего мне не показалось, когда, проснувшись ночью, увидел легкую темную тень на реке, так напоминающую лодку, которая следовала в ту же сторону, что и мы. Но если так, должны быть и еще жители Хутора. Не мог же Иван приплыть сюда один? Когда и увидел Олега, в сопровождении двух хуторян, чтобы окончательно убедиться в своей правоте. Оставалось только надеяться, Олег отправился вместе с ними не для того чтобы поквитаться со мною за свою поруганную честь.

— Не обижаешься? — спросил Иван, едва только наша лодка ткнулась носом в берег.

— А смысл? Да и знал я, что у нас ничего нет.

— Откуда?! — изумление у него было искренним.

— От верблюда. Спасибо, кстати, за гостеприимство, — и пошел себе вверх по тропинке, уходящей в сторону Станицы.