Двое. После (СИ) - Салах Алайна - Страница 31

Запах утонченной туалетной воды, ощутимое движение за спиной. Я оборачиваюсь на звук мелодичного женского голоса:

— Здравствуй, Булат. 

Я ее знаю. Эта девушка была с ним на дне рождении отца Антона, и я так и не узнала ее имя. Впрочем, через секунду мне удается наверстать упущенное, когда Булат произносит:

— Здравствуй, Алина.

Девушка переводит взгляд на меня и в нем мелькают одновременные узнавание и растерянность: кажется, она не может вспомнить, где меня видела. Любезность в обмен на любезность: я не могу выдавить из себя приветствие.

Повисает пауза. Алина по какой-то причине не спешит уходить, а Булат ожидаемо не предпринимает попыток сгладить неловкость.

— Хорошего ужина, — наконец, говорит она и под цоканье ботильонов исчезает в глубине зала.

Хорошо, что в этот момент появляется официант. Стук фарфора и аромат еды дают мне время на передышку. Они общаются? Спят? Это замена Карины? А что если Карина сейчас я, а Алина и Диляра — это образцы меня самой полуторагодичной давности? Которые знают о своей не эксклюзивности и которые готовы с этим мириться. Видят его с другой, умирают внутри, но ничего не могут с этим сделать.

— Ты притихла, — подает голос Булат. — Есть что спросить?

Я разглядываю дымящийся бульон и, помотав головой, берусь за ложку. Не сейчас. Я еще не готова.

*******

Из ресторана я выхожу с переполненным желудком. В последний момент заказала ягодный бланманже — официант так красиво про него рассказывал, что я не удержалась. Остаток вечера прошел хорошо: Булат расспрашивал меня про учебу и про турагентство, и мысли об Алине постепенно покинули мою голову.

Едва Булат захлопывает водительскую дверь, погружая нас в идеальную атмосферу тишины и собственного запаха, волнительное покалывание в животе возобновляется. На улице темно, он совсем рядом, и я просто не могу не думать о его поцелуе и о сексе.

Двигатель заводится с мягким урчанием, и Булат поворачивается ко мне.

— Ты погуляла с Банди? 

Я знаю этот тон и этот взгляд. От них пересыхает во рту и хочется свести колени. Наш вечер только начинается, и в нем будет все, что я так люблю: его руки на мне, его запах, пропитывающий мою кожу и его жар, окутывающий меня до утра.

Я киваю. Я покормила Банди и погуляла с ним, а еще сказала, что сегодня возможно не приду ночевать. 

Дорогой выясняется, что мы едем не в квартиру, а за город. В еще одно место, где я пережила лучшие и худшие мгновения своей жизни. Я прослеживаю белые точки фонарей, проносящихся за окном, и невольно ерзаю в предвкушении. Для меня эта поездка означает не только время с Булатом в его настоящем доме, но и встречу с тем, кто ему по-настоящему дорог — с Акбашем. Интересно, он узнает меня? Почувствует запах Банди? А если почувствует, то не станет ревновать и злиться?

Ворота с жужжанием разъезжаются, и автомобиль занимает свое привычное место перед гаражными воротами. Я решаю не дожидаться, пока Булат откроет для меня дверь, и выхожу из машины сама. Жадно вдыхаю. Воздух пахнет потрясающе: свежестью, хвоей, немного костром и тихим счастьем. Как я, оказывается, скучала по этому месту: по его спокойствию и неповторимой атмосфере, олицетворяющей дух своего хозяина.

— Хороший, да, хороший… Ты хороший мальчик…

С замиранием сердца я смотрю, как Булат милуется с Акбашем: чешет его голову, зарывая пальцы пальцы густую белую шерсть и не перестает при этом улыбаться. Это отдельный вид удовольствия — видеть то, как открыто он проявляет любовь к своему питомцу и с каким теплом произносит его имя. Если бы я могла любить его еще больше — в этот момент наверняка бы полюбила.

— Привет, Акбаш, — я осторожно заношу руку на пушистым загривком, спрашивая разрешения, и когда не получаю в ответ ни насупленного взгляда, ни предупредительно оскаленных зубов, глажу.

Акбаш принимает мою ласку, но без видимого энтузиазма, словно терпит ее из вежливости. Навязываться я ему не хочу, поэтому убираю ладонь в карман и смущенно смотрю на Булата:

— Много времени прошло. Он наверное меня забыл.

— Собаки все помнят. Но Акбаш выдержанный пес, и к себе подпускает не всех и не сразу.

Я смотрю в блестящие черные глаза, преданно устремленные на Булата, и озвучиваю мысль, пришедшую в голову в этот момент:

— Вы с ним похожи.

— Животные — всегда отражение своих хозяев.

— А Банди, значит, мое отражение?

Булат уверенно кивает.

— Конечно. Непосредственный, с непростым детством и способный навредить себе неразборчивостью.

Я даю себе время осмыслить такую оценку, и прихожу к выводу, что доля правды в ней есть. Мы с Банди и правда похожи. Совсем не умеем скрывать своих чувств и закрываем друг другом потребность в любви, которой были лишены в детстве.

— А неразборчивый почему?

— Потому что поднимает с земли то, что должно нам остаться. 

Булат говорит это с намеком на усмешку, и потому я тоже позволяю себе надуть губы:

— Я никогда так не делала. 

— Делала и продолжишь делать тоже самое. Всегда будешь пытаться разглядеть золото в грязи.

— Это так плохо?

— Для окружающих хорошо. Для тебя означает будущие разочарования.

Я опускаю глаза в растерянности. Он тоже испытывает разочарование? Сожалеет, что я такая? Наивная и привыкшая доверять людям? 

Наполнившись протестом, я снова смотрю на Булата. Я себя не стыжусь. Такая уж родилась — ничего не поделаешь. 

— Я не изменюсь.

— Я уже сказал: тебе и не нужно.

Булат берет меня под локоть, как стал делать часто, и ведет меня в дом. Он не хочет, чтобы я менялась, но при этом считает меня наивной и не разбирающейся в людях? Как это понимать? Что это несовершенство во мне ему по какой-то причине нравится?

— Расположение комнат помнишь? — уточняет он, снимая с меня пальто.

Я киваю, и тут же задаюсь вопросом: а в какую комнату мне идти? Ведь несколько ночей я провела в спальне по соседству. Тут же высмеиваю свою нерешительность: он ведь сам привез меня в свой дом — конечно, мы будем спать в одной кровати.

— Хочешь поплавать в бассейне? Ты ведь ни разу не была внизу?

Волнительное покалывание в животе, не прекращающееся всю поездку, превращается в активное кипение. Бассейн? Невесомость, интимный полумрак и мы вдвоем почти без одежды?

— Хочу, — от предвкушения мой голос слегка охрип. 

— Тогда пошли.

**********

Спа-зона выглядит даже лучше, чем я себе представляла: приглушенные лучи софитов падают на составленные шезлонги и отражаются в идеальной лазурной глади, блики которой пляшут на стенах. Воздух влажный и по-особенному уютный, и вся атмосфера здесь какая-то… интимная. 

Булат, все это время шедший впереди, скрывается за одной из стеклянных дверей и выходит оттуда, держа в руках два белых свертка: халаты и полотенца. 

Застыв, я смотрю, как он складывает их на шезлонг и в нерешительности берусь за полы платья. Купальника у меня нет. Снимать нижнее белье или не стоит? Как это обычно происходит?

У Булата дилеммы с раздеванием явно нет: он быстро избавляется от рубашки и теперь расстегивает ремень.

— Ты же не собираешься стесняться? — он вопросительно поднимает брови, очевидно, заметив мою растерянность. Слышится дребезжание пряжки, и вслед за ним его брюки приземляются на пол вместе с черными боксерами.

Мышцы на татуированной спине и ягодицах красиво перекатываются, пока он идет к краю бассейна. Короткий всплеск воды — и уже через секунду Булат выныривает возле противоположного бортика.

— Хватит стоять, Таисия, — он убирает со лба налипшие пряди иссиня черных волос и обнажает зубы в насмешливой улыбке. — Или ты плавать не умеешь?

Левую половину груди окатывает горячим, дыхание перехватывает. Его редкая улыбка и этот тон — таким же он недавно говорил с Акбашем.

Пробормотав «сейчас», я отворачиваюсь и спешно избавляюсь от остатков одежды, даже не удосужившись ее аккуратно сложить. Сейчас мне не до этого — я слишком тороплюсь и слишком волнуюсь.