Вырай. Триединство (СИ) - Боровикова Екатерина "Копилка" - Страница 59

Следующим вечером Таня пришла к ведьминому дому, рассчитывая обсудить возможное усыновление мальчика Кеши. И узнала неприятную новость — её подруга, наплевав на собственное интересное положение, маленького сироту, гостей из Родника и Житомира и предстоящий массовый поход сельчан в Вырай, попросту сбежала.

Они сидели друг напротив друга, в креслах, в которых обычно обсуждали совместные планы Марина и Славка. Фельдшер молча «переваривала» новость — она, наконец-то, окончательно поняла, что имел в виду её муж, когда говорил о странном и опасном изменении характера ведьмы.

А Егор кипел. Так его ещё никто не обманывал. Он целый день провёл в наивной уверенности: в Приречье знают, что их ведьма снова ушла.

— Таня, какой мальчик, какой сирота? — высказался он наконец. — Это ведь ответственность! Его грудью, наверное, кормить всё ещё надо. Ладно бы, пятилетка, а лучше ещё старше, и то бы подумал.

— Зачем грудь? Ему уже потихоньку каши можно давать, овощи, — виновато пробормотала Татьяна. — Домовиха тебе поможет.

— И речи быть не может, — замахал руками Егор. — Это Марина придумала? Нашла няньку. Теперь понятно, почему она про наши отношения со Степанидой спрашивала.

Экзорцист встал, подошёл к окну и сквозь зубы процедил:

— Наверное, надо уходить. Толку от такого обучения не будет. — Потом вздохнул и обречённым тоном продолжил: — Конечно, библиотека богатая, но… До чего же взбалмошная всё-таки баба! Прости, Тань. Обещала мне обучение, помощь, а сама… Ещё и дитя это… Она, значит, берёт на воспитание, а растить его я должен? Нет, так дела не делаются. Отсканирую как можно больше книг и свитков и уйду. Забуду о вашем Приречье, как о страшном сне.

— Так и хочется взять дрын и отлупить так, чтобы месяц сесть не могла! Да не тебя, её, — торопливо уточнила фельдшер, когда Егор обернулся и нехорошо прищурился. — Но и ты тоже, как маленький: «уйду, уйду»… Куда? А здесь тебе сплошной почёт и уважение. Пока эта дур… э-э-э, Марина носится непонятно где, Приречье в зоне риска без колдовских возможностей. И ты нас бросишь в такой ситуации? Да ты знаешь, что Семашко на тебя молится почти? Даже не думай уходить.

Егор упрямо сжал губы и отвернулся.

Минут десять Таня пыталась убедить экзорциста остаться, но он был глух к доводам. Тогда она выложила козырь, наплевав на «врачебную тайну».

Егор был в шоке — и от самой ситуации, и от того, что Марина это скрыла. Они снова сидели в креслах, и Таня молчала, с тревогой вглядываясь в окаменевшее лицо колдуна. Она даже дышать старалась потише, чтобы не мешать.

— Это мой ребёнок? — наконец-то спросил Егор ледяным тоном.

— Ну да, — виновато сказала Таня. — Я поэтому и была уверена, что она пока не уйдёт никуда. Если бы знала, ещё вчера бы тебя предупредила. Но с ней что-то не то творится, понимаешь? Ещё год назад она так не поступила бы. Маринка всегда была совестливой, ответственной, о других думала. Да если бы беременность случилась год назад, она бы ни за что не стала рисковать жизнью ещё не родившегося человека!

Егор поднялся и, ни слова не говоря, пошёл к двери кабинета. Уже взявшись за ручку, бросил через плечо.

— Спасибо, Тань. Ты извини, но мне обдумать это надо.

— Конечно, конечно, — засуетилась фельдшер. — Как обдумаешь, заходи к нам. Мы всегда рады, ты знаешь. Остаёшься ведь, правильно?

Экзорцист кивнул и, не дожидаясь, пока гостья уйдёт, покинул гостиную.

Закрыв дверь, он тут же со всей дури пнул стоявшую недалеко корзину. Шишки хмеля разлетелись по всему полу.

— Вот дура! И эгоистка! — Егор сжал кулаки, закрыл глаза, задышал глубоко и медленно, чтобы успокоиться.

«Это безответственно, носится по потусторонним пустошам с ребёнком в животе. Да и не только по пустошам, женщина в такое время себе не принадлежит! Люба, когда носила Кешу, даже в магазин без меня выйти боялась, и волосы не стригла, и не красилась, и бельё не вешала на верёвку. А эта поскакала, как коза!»

Немного успокоившись, он поставил корзину и повелительным жестом заставил шишки собраться на место. Сел за письменный стол, растерянно потёр ладонью лысую голову и уставился на своё мутное отражение в мониторе:

— «Она сама залезла ко мне в постель, у меня и в мыслях не было. Может, специально воспользовалась, как быком-производителем»? — задумался, потом решительно тряхнул головой: — «Вряд ли. Для неё это такая же неожиданность, как и для меня».

В душе снова стал закипать гнев. Егор поднялся, стал мерять шагами комнату, периодически натыкаясь на мебель.

«Она должна была сказать. И остаться в деревне до родов. Это мой ребёнок».

Марина не очень любила путешествовать сквозь Вырай зимой. Да, становилось гораздо спокойней, активность проявляла только северная нечисть, а остальная большей частью впадала в спячку. Фальшивая реальность исчезала, а истинная приобретала кое-какую стабильность. Эти правила распространялись на все зоны — и «летние», и «зимние». Время года в Яви напрямую влияло на Навь.

Но при этом потусторонние пустоши становились как будто мёртвыми, и приреченская ведьма ощущала необъяснимую тоску. Простые люди, наоборот, любили это время. Не зря приреченцы планировали рейды именно в холода — тихо, спокойно и безопасно.

Но сейчас Марина не ощущала ничего, кроме возбуждающей радости из-за близости осколка. Так что равнодушие Тумана было только на руку.

Она проскочила первый переход, состоящий из двух зон, меньше, чем за полдня. Вывалилась на безжизненной территории, поняла, что здесь искомого нет, еле дождалась, пока Герда сделает свои собачьи дела и снова вернулась в Вырай. Второй переход занял меньше часа. Одна единственная зона, холм из человеческих костей, который Марина пересекла на большой скорости, не обращая внимания на хруст под колёсами и разлетающиеся в разные стороны рёбра, короткая поездка по переходнику, и вот она снова в Яви, на узкой полосе жёлтого песка.

Он здесь!

Марина немедленно нажала на педаль тормоза.

Зимой и не пахло. Ведьма вспотела, как только выбралась из джипа. По левую руку колыхалось море цвета мяты, невысокие волны аккуратно набегали на берег и тут же возвращались назад. Лиловый туман клубился совсем недалеко, приблизительно в полукилометре от кромки воды. Справа отвесная и высокая скала подавляла величием. А впереди на ярком солнце поблескивало что-то белое.

Герда тут же плюхнулась в воду, но далеко отплывать не стала — побарахталась у берега, вылезла и тщательно отряхнулась.

«Соль. Нельзя пить».

— А ты и не пей, — усмехнулась Марина, раскинула руки… но поисковое заклятие отправить не успела.

Я ошиблось! Вернее, мы опоздали! Всё из-за твоей неуёмной тяги к животным страстям, из-за человеческой плоти, желающей размножаться не вовремя, из-за…

Так, спокойно. Что за истерика? Не думала, что ты на такое способно. Объясни, в чём дело.

Он был здесь. Я чувствую его след, насыщенный, явственный. Но он каким-то образом переместился! Дальше, за Туман!

«Хозяйка. Впереди. Нечисть».

— Спасибо, Герда. Можешь унюхать, какая и сколько?

Если твой осколок висит на чьей-нибудь шее, неудивительно, что он перемещается. Я бы здесь тоже надолго не задержалась — пусто и голо.

Думаешь, я принадлежу двоим?

Может даже троим или четверым. Не забывай — у меня всего четыре осколка из семи. Не думаю, что такие мощные артефакты остались незамеченными за эти годы, а значит, у них с большой вероятностью есть хозяева.

Я не думало об этом. Наверное, потому что не чувствую целостность себя. Выходит, у меня несколько Хранителей. Придётся выбрать.

Что?

Ничего.

Марина почувствовала что-то вроде обиды. Она отложила свою жизнь «на потом» ради этой побрякушки, а оно ещё раздумывает, на чьей шее обосноваться в целом виде.