Пленница тирана (СИ) - Шарм Кира - Страница 20

— Один.

Что??? Что — мать вашу? Нет, блядь, — он таки совсем смертник! Ну, что Маниз людей не дал, — тут понимаю, как раз в его характере. Этот скорее дождется, кто победит и его сторону примет. Но, блядь, — один??? Это уже за всеми гранями! Я просто, мать вашу, должен это увидеть! Иначе в жизни не поверю, что такие бывают на свете! Как он вообще до годов своих дожил, а?

Хотя, — может, как раз так и дожил.

Таких ебанутых иногда даже пуля не берет.

— Подтягивай наших, Семен. Едем на окружную.

* * *

Чуть по газам со всей дури не луплю, когда замечаю эту картину, блядь, маслом.

Пустынная трасса, — и блядь, этот смертник — реально один! Встал напростив Альбиноса и курит. А позади того, — тачек, блядь, пятьдесят, не меньше!

Снайперы вокруг, на прицеле Тигра держат, — даже отсюда, издалека, блядь, видно.

А этот, курит, блядь, себе спокойно!

И реально, — ни одной машины за ним, ни одного человека!

Нет, блядь, когда мне сказали, что Тигр, после того, как все объекты Альбиноса на острове подорвал, на стрелку с ним один поехал, я представлял, — в том смысле, что мало людей взял. Так нет же! Совсем, на хрен, один!

Да после такого армию с собой брать нужно и до зубов вооружиться, к войне готовиться!

Ни хрена не пойму, — больной он? Смертник или психопат?

И по газам луплю со всей дури, когда вижу, как Альбинос стрелять начинает. Я же, блядь, при всем желании не успею и сделать ни хрена не смогу!

А этот больной даже не дергается, идет на Альбиноса и сигареткой затягивается. Бляяяяяя!

Вот такого — ни хера ни в одном кино не увидишь!

Сам не понимаю, почему, — а запрокидываю голову и начинаю хохотать.

Вот это, блядь, — адреналин! Вот это — бекрышность! Такая беззастенчивая наглость, — что, блядь, только и остается, что восхищаться! И понимаю, — не зря про Тигра говорят, что его пули и смерть боятся! Вот приехал бы с людьми, — реально война бы сейчас началась! А от такой бескрышной выходки даже сила большая пятиться может начать!

И, блядь, — глазам не верю, — Альбинос, за спиной которого таки маленькая армия, — реально пятиться начинает! Шаг назад, второй, — а Тигр все так же прет прямо на него, вперед, с голыми руками, в которых одна только сигаретка и с простреленным плечом! Бляяяядь!

Нигде такого не найдешь, не увидишь, — только, мать вашу, на Руси-матушке! Где богатыри одной силой духа полчища на хрен сносили! Где вот такие, на всю голову больные, без всякого страха переть против стволов будут!

И вот от таких вот, — жизнью пахнет! Той самой, блядь, живой, — в которой нет компромиссов, не договорняков, нет рациональных выборов! В которой все просто, — либо по-настоящему, напролом, и себя не предавать, — либо на хрен все не нужно!

И все мои сомнения по поводу того, чтоб отсидеться в сторонке — заканчиваются на раз.

Блядь, — я таки хочу глотнуть этого сумасшедшего воздуха! Напиться им хочу, — а иначе просто сдохну в скучной коробке экономических расчетов!

Да хотя бы ради того, чтобы дурака такого увидеть и руку ему пожать, стоило сюда приехать! А вот Маниз, сука, хоть помощь и обещал, — а таки в сторонке решил отсидеться!

Хотя, — все здесь понятно, — иначе до старости не дожил бы, если бы так собой швырялся. И этот — точно не доживет. Но, блядь, — кровь так и бурлит в венах от сумасшедшего ощущения силы! Той самой, которая не за баблом и кучей твоих людей стоит, — а благодаря которой вот так вот против всех можно выйти!

Втапливаю на максимум, не дожидаясь, пока свои догонят, — и уже через пару минут выхожу, становясь рядом с этим, блядь, больным.

— А ты каким боком? — ко мне разворачиваются оба. Кажется, никто здесь никого больше не ждал. И, если бы не ствол в руке Альбиноса и не все, кто позади него, блядь, подумал бы, что двое приятелей общаются. Особенно Тигр, — вальяжно так, с сигареткой, будто ничего и не происходит такого особенного.

— Да так, Альбинос. Намекнуть тебе хочу, что не одному Тигру ты поперек горла уже становишься. Думаешь, никто не знает, что крысеныши твои творят якобы сами по себе? Так вот, будет война. Если ты сейчас не попустишься, все объединятся. Будет бойня, Альбинос. 90-е — песочница по сравнению с этим. Ты не выстоишь. Даже не пытайся.

— На первой сессии чтобы закон приняли, — шипит, челюсти до хруста свел. — И имей в виду, — я найду тебя, сученыш. Так найду, кровью захлебываться будешь.

— Да не вопрос, Альбинос, — пожимает плечами Тигр. — Я, вроде, и не бегаю, чтоб меня искать.

А я — стою рядом с ним — и кайфую.

Вот сейчас, — реально, только сейчас, — будто домой вернулся.

Вот это все — вот оно по мне! Блядь, — как я все это время вообще жил, а?

Альбинос разворачивается и уезжает. А мы так и остаемся. Я — дышать, до покалываний в пальцах, Тигр, — хрен его знает. Курим.

— Не стоило, Морок. Сам разобрался бы.

Но все же протягивает мне руку, и я с удовольствием ее пожимаю. Нет, не псих, — в глазах — сила и ледяное спокойствие.

— Знаю. Предупредить гниду хотел. И…, - и, блядь, понять, что уже никуда на хрен отсюда не уеду. Как оказалось.

— И — что? — прикуривает новую, с наслаждением глотая дым.

— И ты — совсем на хрен без башни. Какого хрена сам поехал?

Хохочет, запрокинув голову. И я, блядь, каждой клеточкой кайф его ощущаю.

Усмехаюсь, хлопнув по плечу, и сажусь в тачку свою.

Рассвет — серый, муторный, — а мне хочется его в себя вобрать. Я дома, — и этого чувства, блядь, ни с чем не спутать, ни на что не променять! Вот здесь, на трассе на этой, в городе среди взрывов, — дома… Посреди бури этой начинающейся, раскатами плещущейся уже в океане и злобно о скалы бьющей. Дома, твою ж мать!

Здесь не надо расшаркиваться и держать лицо, — а можно быть собой, не сдерживаясь, не разглядывая постных фарфоровых рож, которые уже и сами забыли, кто они на самом деле, — а, может, никогда собой и не были, хрен их знает!

Дышать — на полную мощность, швырнуться всем, — и либо выиграть, либо сдохнуть! И, блядь, — что это, если не жизнь!

Сам запрокидываю голову и хохочу, как Тигр, сумасшедший этот недавно, — еле, блядь, сдерживаясь, чтобы не позвонить Дану. Сказать ему, что мы, блядь, столько лет, — реально, просто просрали на какую-то хрень, которая ни хера-то и не стоит! Сказать, что даже одна минута настоящей, блядь, жизни, — реально дороже, чем тысяча лет вот того вот пластикового дерьма, в котором мы с ним оказались и как-то проволочили последние годы!

Только вот представляю, — Дан сейчас не просто вспомнит все те русские слова, которые почти забыл, а еще и новыми меня порадует! Ни хера не поймет, — это чувствовать, под кожей, блядь, ощущать надо! Это, блядь, как под девятибалльную волну нырнуть и вырваться наружу, — и воздух глотать — жадно, сумасшедше!

Есть те, кто созданы, чтоб жить на берегу.

Ни во что не вмешиваться, все — размеренно, по правилам, по уму и осторожности.

Но мы не такие, — и, блядь, сколько бы мне Лютый не говорил, что мы повзрослели, — да ни хера это не так! Это, блядь, — натура. И ее из себя не вытравить! Лучше, блядь, сдохнуть, чем даже пытаться стать кем-нибудь другим! Хотя я — таки да, пытался! А хули толку?

А еще…

Еще меня дома ждет горячая нежная девочка с губами, которые сводят с ума!

Нежная девочка, которую я, блядь, так и не успел по-настоящему распробовать!

От глаз и запаха которой во мне подымается что-то очень похожее на вот самую настоящую бурю!

И — по хрен мне сейчас все!

По хрену, — кто она, откуда взялась и то, что я о ней знаю. Знать не хочу, — только нежная бархатная кожа перед глазами. Чувствовать ее хочу, — вот так, всей кожей собственной, всем естеством. Губы ее хочу, — на максимум, сминать, толкаться в них, трогать, — и бережно проводить по ним пальцами, ловя каждый ее вздох и всхлип, — такой тихий и такой пронзительный!

Впечатываться, врастать в нее хочу, — кожей, телом, членом, губами, — да всем, блядь!