Заложница тёмного мага (СИ) - Горенко Галина - Страница 43

Тогда погибла кормилица малышей, кузен Правящего и несколько верных придворных. Подписывая указ о казни, он стремился заглушить ужас и беспомощность от произошедшего с его семьей и близкими.

Причастность к заговору Сайрини против Венца была неоспоримой и доказанной, и хотя после Его Величество пожалел о своем порыве и излишней жестокости, сменив наказание остальных на каторгу, ссылку, лишения имущества и увеличение суммы налогов - прямая ветвь наследников прервалась.

Значительно позже всплыла тщательно охраняемая представителями семейства правда -казненные, а их насчитывалось более двадцати, были невиновны. Они не просто не участвовали в неудавшемся перевороте, они даже не знали о нем, а вот те, кому удалось избежать гильотины и оказались зачинщиками.

Справедливость восторжествовала слишком поздно, главу МагКонтроля быстренько и без шума сняли с занимаемой должности, заменив молодым и амбициозным Рейджем, а Сайрини посчитали сопутствующим ущербом и даже попытались выплатить контрибуцию, но найти ни одного прямого наследника не удалось. А самоё мерзкое в этой ситуации -оправдательного указа для фамилии не было: по сей день их считают предателями и лишь в очень узких кругах, допущенных до определенного уровня секретности, известна неблаговидная истина.

- Сайрини переводится как русалка. Морская дева?

- Да-а-а-а-ааа. - Протянул, не успевающий вскочить на поезд моих мыслей, Айзек.

- Тебе не кажется это странным совпадением? - И видя, что до него не доходит, указала пальцем на тот самый бронзовый подсвечник с толстохвостой русалкой, что так удачно подвернулся под руку. Мне вдруг вспомнился сюжет искусно вырезанного барельефа-триптиха, размещенного вдоль великолепной лестницей, гордости приветливого хозяина гостиницы - Всемогущий Тритон, побеждающий Дракона.

Символично не правда ли?

Люмина экс* - отбой, конец связи.

Сайрини* - серена, русалка.

А поверить я способен во что угодно и тем охотнее, чем оно невероятнее.

Люди начинают верить медленно, словно нехотя, продираясь сквозь предубеждения, самообман или собственную глупость.

Айзек был другим.

Он принял мои доводы безоговорочно и без сомнений, что бесконечно польстило мне и заставило ёкнуть сердце от такого непроизвольно показательного доверия. В прошлой жизни мне часто приходилось сталкиваться с пренебрежением, даже мои собственные родители не потрудились поинтересоваться моим мнением, а уж сколько мужского шовинизма и игнора в своё время мне пришлось хлебнуть ржавой ложкой на работе.

Через четверть часа, пожалуй, самые длинные пятнадцать минут в моей жизни, Хант вернулся. За время его отсутствия я успела покидать в чемоданы, пусть и как попало, наши вещи и дважды проверить не забыла ли чего. Сидеть без дела постукивая зубами в тревожном ожидании - не смогла и когда услышала скрип двери, а за ней хмурое лицо супруга, облегченно выдохнула.

- Он сбежал, - отрезал Айзек. - А в его шкафу полно сорочек с такими же пуговицами. Документов нет, сейф на распашку.

- И что дальше? - спросила я. - То, что сия одиозная личность более не покрыта мраком тайны просто чудесно, но где чёрт побери, теперь его ловить?

Задумчиво-сосредоточенное лицо супруга вдруг посетила умная, а главное своевременная мысль:

- Кажется я знаю, куда подевался Сайрини. Ты со мной?

- Спрашиваешь, - засмеялась я.

План, коим Айзек щедро делился пока мы стараясь не привлекать внимание спускались к конюшне был прост до гениальности и сводился к одной единственной фразе:

- Попробуем его нагнать, а там действуем по обстоятельствам.

И вот такие вот планы я люблю и уважаю, потому что как только распишешь свои намеренья по пунктам, заверишь в трех экземплярах, заручившись поддержкой начальства

- тут же всё идет прахом. Импровизация - наше всё. Хотя Предусмотрительный супруг всё-таки черканул пару строк Рейджу, но отправил магпочтой, а не связался на прямую и дожидаться ответа не стал.

На первом же повороте мы споткнулись - лошадей в конюшне не было. Ни наших, ни каких-либо других. И это было гениально - в этот предрассветный час не сыщешь даже наемный экипаж, так что нам пришлось довольно долго искать транспорт и в последствии довольствоваться чахлой кобылкой, принадлежащей фортовому зеленщику, ставшему богаче на десять золотых драконов.

Первое время она еле передвигала ногами, как в том мультике про хитрого Масленницу: раз-два-три-четыре и норовила цапнуть меня за носок сапога, косясь налитым глазом то на меня, то на Ханта. Потом Айзек колданул, (сделав несколько замысловатых пассов и сгрузив поводья в мои сомневающиеся руки) улучшая технические характеристики каурой клячи, и та поскакала более резво и практически беззвучно.

Скалистый берег, переходящий на горизонте в кварцевые пляжи, показался внезапно. С моря стремительно, плотной белой стеной в нашу сторону приближался туман, но вместо привычных для побережья запахов горчащих йодом водорослей и влажного песка тянуло горьким, химическим дымом.

- Не смотри, - рявкнул муж, когда мы въехали на узкую тропку, петляющую меж скал. Она вела к полудюжине укрытых ландшафтом бухточек, куда мы сейчас и направлялись.

- Закрой глаза, Клер. Ну...

И кажется впервые в жизни я сделала то, что просили, не решившись вновь явить на белый свет свой противоречивый характер. Очень жаль, что, закрыв глаза, я не догадалась прикрыть руками уши - никогда бы не подумала, что оглушающая тишина, когда слышно лишь биение истеричного пульса в глотке может так пугать. А еще запах, тошнотворный, насыщенный, он становился лишь крепче, лишая рецепторы возможности слышать другие ароматы этого мира. И жар, обжигающий, лижущий сапоги, заставляющий лошадку перебирать ногами резво и без всякой магии.

Этой ночью время тянется бесконечно.

Вот и сейчас, казалось, я прожила целую жизнь, пока мы не проехали это страшное место, но я не удержалась и открыла глаза, обернувшись назад. И подобно жене Лота*, поплатившейся за своё любопытство, я отдам этот долг ночными кошмарами, что приходят в самые темные часы.

Они все были мертвы.

Я тут же зажмурилась, силясь стереть картину, представшую пред моим взором, но было поздно, на века она отпечаталась на внутренней стороне моих век, выжженная ужасом и бессильной яростью.

Черное, закопченное поле с расплавленными до состояния стекла островками скальной породы, тлеющие призраки некогда величественных, вековых деревьев, разбросавших изломанные ветви и скребущие штормовое небо и обугленные тела, десятки тел мертвых людей и лошадей. Вдали, полыхая вторым багровым заревом догорал давешний корабль пойманных в ловко расставленные сети контрабандистов. Он плавно качался на волнах, с пронзительным скрипом заваливаясь на правый бок. Чудом уцелевший парус пузырем белой медузы вздохнул последний раз и затерялся в чернильном пятне, расплывающемся вокруг бывшего судна.

Никого не пожалел. Ни своих, ни чужих.

Сволочь.

Я откинулась на твердую грудь глотая бессильные слезы и глубоко задышала, силясь справиться с подступившей тошнотой, слюна стала горькой, к горлу подобрался колючий ком и свесившись с еле шагающей кобылы, опорожнила желудок. Фляга с водой была как нельзя кстати, а ласковый шёпот и крепкие, успокаивающие объятия вообще, то, что доктор прописал.

В мой адрес не прозвучало ни слова заслуженного упрека, нежный, почти невесомый поцелуй в шею пониже мочки, легкое магической воздействие, сначала остро кольнувшее, а затем вернувшее меня в строй и Айзек вновь пришпорил кобылку. Через несколько минут бешеной скачки мы оказались в той самой бухте, что с самого начала привлекла внимание Айзека.

Неудивительно, что контрабандисты миновали эту часть гавани - её для своих целей забронировал Сайрини. Небольшой, но явно маневренный парусник в полной оснастке был готов к отплытию, лодка с единственным пассажиром без помощи весел или паруса, подгоняемая лишь играющими с ветром волнами, стремительно приближалась к ожидающему его паруснику. Немногочисленная команда была на своих местах (по крайней мере мне так кажется, мои знания базируются на единственном посещении парусной регаты, а от того очень скудны), а веревочный трап был приглашающе спущен.