Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 9

========== Рим, 41 AD ==========

Комментарий к Рим, 41 AD

Пускай грехи мою сжигают кровь,

Но не дошел я до последней грани,

Чтоб из скитаний не вернуться вновь

К тебе, источник всех благодеяний.

Сонет №109

Рим 41 AD

Впервые за всю историю своего пребывания на Земле Кроули относился к своей работе всерьёз — так, как и полагается демону. Он больше не ограничивался маленькими и незаметными тычками, заставляя людей колебаться между добром и злом. Он решил развернуться в полную силу. Что ему было терять?.. Кого жалеть?..

В Риме опять правил Гай Юлий Цезарь — шестой по счёту. Он оказался податливым и внушаемым, так что Кроули было достаточно шевельнуть пальцем, чтобы тот с энтузиазмом бросался в безумства. Он подавал большие надежды в самом начале своего правления, был отлично образован, неглуп. Но влияние Кроули лишало его здравомыслия, и император, прозванный Сапожком (Калигулой), шаг за шагом терял человеческий облик.

Прохладный ночной ветер, как вор, пробирался сквозь галереи дворца, залы Муз и Нимф, крался мимо фонтанов и статуй. Он таился у стен, дрожа, чтобы вдруг броситься в лицо свежим порывом.

— Ты мне надоел, — Кроули стремительно шёл вдоль колонн, раскрашенных лунным сиянием в чёрный и белый. Тёмная тога будто не поспевала за ним, струилась тревожными складками следом.

— Не оставляй меня! — Гай бежал за ним, едва накинув одежду. Но как бы он ни спешил, Кроули всё равно был впереди. — Я никому не могу доверять, кроме тебя!.. Останься! Останься!..

Он споткнулся, упал на колени, вскрикнув от боли.

— Я приказываю тебе остаться! — яростно бросил он, распрямившись. — Я император Рима! Никто не может меня ослушаться!

Кроули остановился. Помедлив, обернулся назад.

— Станцуй мне, — сказал он.

— Что?.. — неуверенно спросил Гай. Его заворожённый взгляд жадно скользил по демону — он почти ничего не слышал, будто отнял у себя слух, чтобы усилить зрение. Так и стоял на коленях, забыв подняться.

— Станцуй мне, — потребовал Кроули. — Развлеки меня. И позови людей, с тобой скучно.

Три сенатора, срочно вызванные во дворец, трепетали в ожидании самого страшного — приговора, яда, кинжала. Переглядываясь, вспоминали все свои ошибки, неосторожные слова, даже мысли. Кроули сидел у края сцены, выбирал с блюда оливки покрупнее и наблюдал, как людей захлёстывает панический страх. Их пальцы дрожали, вытирая похолодевший лоб, глаза бегали, дыхание замирало в груди.

Они вздрогнули, когда раздались звуки флейт и трещоток. Император выбежал к ним в женском покрывале и тунике до пят. Сенаторы замерли, напуганные этим появлением до холодного пота. Они не двигались, пока Гай не отплясал своё до конца.

— Кыш, — Кроули махнул рукой, отпуская зрителей по домам. Те исчезли, счастливые, что в эту ночь беда миновала.

— Ты доволен? — требовательно спросил Гай. Раскрасневшийся, задыхающийся, он смотрел на Кроули со злым обожанием.

Демон пренебрежительно бросил в него оливкой и ухмыльнулся.

— Ладно. Я ещё задержусь.

Похоть, тщеславие, алчность, гнев — Кроули был поражён, как легко они разрастались в душах. Император Рима, не найдя достойного объекта для зависти среди людей, обратился к богам. Представляя себя всемогущим Зевсом, он искал себе среди римлянок послушных любовниц и приглашал во дворец на обед вместе с мужьями. Растянувшись на ложе, подзывал их к себе и осматривал каждую внимательно, словно работорговец. Если женщина от стыда опускала глаза, он поднимал ей лицо своей рукой и велел смотреть на себя.

Выбрав одну, он уводил её в спальню, пока музыканты и танцоры развлекали гостей, а потом приводил обратно — растрёпанную, красную до ушей. Вернувшись, громко хвалил или бранил её, перечисляя в подробностях, что хорошего и плохого нашёл в её теле и была ли она умела и горяча.

Кроули, подперев рукой голову, щипал виноград и вселял в опозоренных мужей тихую ненависть. Ему нравилось дирижировать людскими пороками. Когда пир превращался в общую оргию, он вдохновлял их отдаваться своим страстям — самым тёмным, постыдным, тайным. Он заставлял людей доходить до исступления и экстаза, царапать себе лицо, кричать и визжать. Он довольно улыбался, когда они, обессилев, падали друг на друга, всё ещё охваченные демоническим возбуждением, но уже неспособные двигаться.

Иногда вдруг внезапная мысль колола его в висок, как игла: воспоминание о том, что когда-то он старался быть снисходителен к людям. Но Кроули отмахивался от неё, как от мухи. Он не собирался больше потакать своим слабостям. Он признал наконец и согласился всем сердцем с тем, что он — демон, существо, противоположное всем законам и добродетелям. Иногда, рассеянно скользя глазами по обнажённым телам, заполнявшим триклиний, он чувствовал странную тошноту и невыносимую скуку. Тогда он вставал и уходил, молча оставляя того или ту, с кем разделял ложе. Брал кувшин вина в ближайшей таверне и проводил за ним время, пока не прибегал посланник из дворца с сообщением, что император требует его назад.

— Что у вас есть? — спросил Кроули тоном человека, у которого сегодня был трудный день, и никому не стоит даже пытаться сделать его ещё хуже. — Дайте кувшин чего-нибудь, что можно пить.

— Домашнее тёмное, — недружелюбно отозвалась хозяйка таверны. — Два сестерция.

Кроули положил монеты на стойку. Он предпочёл бы вино, но пиво его тоже устраивало.

Он устал от Рима, императора и его безумия. Ему хотелось двигаться дальше. Заговор против Калигулы был составлен, и до убийства оставались считаные дни. После этого Кроули мог считать себя свободным.

Хотя он больше не верил в свободу. Её не было ни на Земле, ни на небесах, ни в Преисподней — только ссаный божественный План, где каждый играет отведённую роль, не смея сделать шаг в сторону. И нет в конечном счёте ни добра, ни зла — есть лишь бесконечная пьеса, дешёвый трагифарс, где Кроули досталась маска учёного шарлатана Доссена. Спасибо, блядь, Господи, что избавил хотя бы от горба и уродства!..

Он подвинул к себе кувшин, но не успел налить, как рядом послышался голос.

— Краули… Кроули?

Азирафель, сияя улыбкой, радостно смотрел на него, будто встретил старого друга. Кроули обежал его недовольным взглядом. Весь в белом, разумеется, даже золотые крылышки нацепил. А раньше он так не радовался при встречах.

Кроули с затаённой обидой подумал, что Азирафель упустил то время, когда они могли бы стать приятелями. После всего, что их сторона устроила с Восс-скресением, Кроули даже видеть ангелов не хотел, не то что говорить с ними. Особенно с Азирафелем.

Особенно сегодня. И в этом году. И в этом тысячелетии.

— Как удивительно встретить тебя здесь, — сказал Азирафель, присаживаясь рядом.

Кроули отвернулся. Он не помнил про Азирафеля все эти восемь лет и предпочитал бы не вспоминать его ещё тысяч восемь, а лучше — не вспоминать никогда. Их разделяла пропасть, и он был наивным дураком, когда понадеялся, что между ними может быть что-то общее. Он ждал, что Азирафель поймёт молчаливый намёк и исчезнет, не пытаясь завязать светскую беседу, но ангел намёков не понимал.

— Всё ещё демон?

Кроули чуть не подавился.

— «Всё ещё» — что за идиотский вопрос — «всё ещё демон» — кем мне ещё быть, трубкозубом? — раздражённо воскликнул он. Го… дьявол, этот ангел был просто феноменальным придурком. «Всё ещё демон!..» Как будто у Кроули был выбор — быть им или не быть! Эй, Всемогущий, можно я теперь выйду из угла и поиграю с другими ангелами?..

Кроули опять отвернулся. Но Азирафель не отвязывался.

— Наше здоровье, — предложил он, со стаканом подавшись к Кроули. Он будто не заметил ни вспышки гнева, ни намеренной холодности. Проклиная себя за уступчивость, Кроули стукнулся с ним стаканами, отворачиваясь в третий раз и надеясь, что теперь-то ангел всё поймёт и отстанет. Потому что так будет проще для всех. Нельзя забывать, что каждый из них на своей стороне. Азирафель однажды станет точно таким же, как все остальные ангелы — твердолобым, упёртым в собственные принципы, жестоким. Поживёт — поумнеет, и не надо к нему привязываться.