Арчибальд Малмезон (ЛП) - Готорн Джулиан - Страница 16

   Новый доктор Роллинсон знал кое-что об Арчибальде, еще будучи мальчиком, и, конечно, очень интересовался (помимо искренне дружеских чувств к нему) столь замечательным случаем. Его гипотеза по данному вопросу, поскольку он выдвинул ее сам, не во всех отношениях совпадала с гипотезой его отца; он принадлежал к несколько более поздней школе - более критической и менее догматической. Однако было бы рискованно утверждать, что молодой доктор Роллинсон точно знал, что происходит с Арчибальдом, - тем более что за последнее время не раз видел повод изменить свои первые впечатления. Достаточно сказать, он считал ситуацию периодической, или регулярно повторяющейся, что полностью укладывалось в его предположения, и поэтому он с интересом ждал прошествия еще семи лет, чтобы проверить их правоту. Обнаружить периодичность болезни, - еще не значит объяснить ее, но это уже кое-что. Гораздо интереснее было бы узнать, что думает по этому поводу сам Арчибальд; и будь автор романистом, имеющим дело с собственным творением, он не отказался бы от попытки проанализировать его душевное состояние. Как бы то ни было, автор может лишь указать на любопытную область догадок, которые приводит: молодой человек не оставил никаких признаний или дневников, в которых анализировал бы самое себя; еще меньше он был склонен обсуждать происходящее с ним с другими молодыми людьми. Обладая завидным здравым смыслом и немалым мужеством, он принимал вещи такими, какими они были; он чувствовал, что его индивидуальность никоим образом не умаляется тем обстоятельством, что она была непостоянной и изменчивой; возможно даже, это казалось ему не более странным, чем ночной сон. И то, и другое, одинаково странно, с той только разницей, что семичасовой сон является общим для всех, в то время как сон длительностью в семь лет, безусловно, беспрецедентен.

   Но один вопрос, кажущийся нелепым, напрашивается сам собой, - или может вскоре возникнуть, - а именно: должен ли Арчибальд нести ответственность в одной фазе своего существования за преступление, совершенное в другой; за преступление или любое другое действие, связанное с благосостоянием или здоровьем других людей. Аналогия со сном не кажется в данном случае вполне удовлетворительной, ибо в обычном сне или даже в сомнамбулическом, мы не вступаем в активный контакт с окружающими нас людьми и, следовательно, не подпадаем под действие законов, поскольку наши законодатели не составили их для указанных состояний. Присяжные, вынося свой вердикт, были бы смущены тем, что, хотя только одна "половина" виновного была в самом деле виновна, они не могли бы назначить ей справедливого наказания, не наказав в то же время несправедливо другую половину, невиновную. Поэтому последовательное существование, хотя отчасти утомительно и обременительно, все же не лишено своих преимуществ.

   Тем временем, в отношениях между семейством Малмезонов и достопочтенным Ричардом Пеннроялом случились важные перемены. Последний считал себя оскорбленным первыми на своей свадьбе и отказался от примирения, которое, сказать правду, ни сэр Эдвард, ни его младший брат не стремились ему навязать. Леди Малмезон выступала за мир, но ее мнение в семейных советах уже не имело большого значения. В конце концов, наступила развязка.

   Сэр Эдвард Малмезон и Пеннроял случайно встретились за столом их общего друга и, после того, как дамы удалились, Пеннроял, выпивший вина больше, чем обычно, начал разговаривать излишне громко, крайне оскорбительным тоном. Сэр Эдвард сдержал гнев и ничего не ответил, поскольку к нему некоторое время не обращались лично. Через некоторое время Пеннроял подошел к тому месту, где он сидел, и оба джентльмена разговорились. В конце концов, Пеннроял заявил, что его оскорбил человек, сохранивший свой нынешний титул и поместье исключительно по причине его (Пеннрояла) доброты. Сэр Эдвард был вынужден спросить, что тот имеет в виду.

   Пеннроял начал высказывать пренебрежительные замечания в адрес покойного сэра Кларенса, который, как он намекнул, не имел законного права на титул. Наступила мертвая тишина, и все взоры обратились на сэра Эдварда, чье бледное лицо стало еще бледнее, когда он заговорил с невозмутимой учтивостью:

   - Я должен умолять мистера Пеннрояла не говорить намеками, а прямо заявить, не намерен ли он обвинить в бесчестии моего отца.

   - Для человека светского достаточно намека, - дерзко ответил достопочтенный Ричард. - Я здесь не для того, чтобы учить школьников английскому языку.

   - Я не могу позволить вам уклониться от ответа на мой вопрос, - ответил сэр Эдвард с блеском в глазах, хотя тон его голоса не изменился. - Так или иначе, вы должны объяснить то, на что сочли нужным намекнуть этим джентльменам.

   Пеннроял расхохотался.

   - Когда вы проживете еще несколько лет, молодой джентльмен, - сказал он, - вы научитесь быть осторожным, когда станете спрашивать слишком откровенные сведения о нравственности ваших дедушек и бабушек.

   Услышав это грубое замечание, присутствующие выразили свое возмущение, но Пеннроял, ничуть не смутившись, добавил:

   - Пусть он опровергнет это, если сможет. Поскольку он провоцирует меня, я утверждаю, что его отец не имел права на титул. Пусть докажет обратное, если сможет. Я не настаивал на этом разговоре, но хочу сказать молодом сэру Эдварду Малмезону, как он себя называет, что у него есть собственность, на которую он не имеет никаких прав, и что от моей доброй воли зависит, как долго он будет владеть ею.

   Хозяин - это был Фрэнсис Гастингс Кент, эсквайр, тот самый, который впоследствии прославился при обсуждении "закона о зерне", вмешался, и попытался привести говорившего в чувство.

   - Послушайте, Пеннроял! - воскликнул он. - Вы пьяны, и оскорбили джентльмена за моим столом. Я вынужден просить вас принести ему извинения. Я нисколько не сомневаюсь, что титул сэра Эдварда Малмезона ничуть не хуже вашего или моего, и уж во всяком случае, он не должен подвергаться сомнению. Повторяю, вы должны извиниться перед сэром Эдвардом!

   В комнате был только один человек, не согласный с этим, и это был майор Болингброк, отставной офицер из хорошей семьи, но не совсем безупречной личной репутации; считалось, что он дрался на дуэлях чаще, чем этого требуют правила хорошего тона, и вот уже в течение нескольких месяцев жил в доме мистера Пенрояла.

   - Конечно, это не мое дело, - сказал сей доблестный воин. - Если сэр Эдвард предпочитает мириться с подобными высказываниями человека на том основании, что тот был пьян, когда позволил себе их, это его дело. Но лично я посоветовал бы сэру Эдварду потребовать полного удовлетворения.

   Сэр Эдвард, однако, спокойно поднялся и с улыбкой сказал, что не собирается и дальше оставаться причиной скандала, добавив: он не сомневается, что мистер Пеннроял, как только соберется с мыслями, даст все необходимые разъяснения; после чего, поклонившись, вышел из комнаты.