Последний рубеж (СИ) - Шерола Дикон - Страница 45

— Начнем со слуг народа! — сердито воскликнул старик и первым покинул зал.

После ухода ученого «слуги народа» все же включили свет хотя бы для того, чтобы выбраться из помещения. Куда тяжелее пришлось людям, которым сообщили, что с этого дня их жизнь в прямом смысле превращается во мрак. Использовать электричество разрешалось только для защиты территории, а так же в теплицах, лабораториях и госпитале. Все остальные здания утонули в кромешной тьме, и свет в них зажигался только на несколько часов. С этого дня людям приходилось собираться в определенном зале, которое освещалось дольше других помещений, либо на улице подле нескольких фонарей. В личных целях разрешалось использовать только свечи.

Но тяжелее всего выжившие восприняли утрату того единственного, что еще напоминало им о прошлой жизни. Теперь вместо неба над их головами поселился черный бетонный потолок. Вместе с отключением света понимание того, что они заперты в бункере, обрушилось с новой силой. Дети со страхом смотрели наверх, не видя хорошо знакомого голубого неба, и только Вика чувствовала себя, как прежде. Правда, теперь ее глаза светились, и абсолютно все на станции узнали, что она тоже является полукровкой. Прежде маленькую Бехтереву и так не особо любили ровесники, но, узнав, что у нее светятся глаза, стали и вовсе избегать девочку. Среди друзей оставался лишь толстый неповоротливый мальчик по фамилии Лосенко, и она была ему за это благодарна.

То и дело Вика упрашивала Альберта, чтобы тот разрешил ей навестить Адэна вместе с сыном Георгия, но Вайнштейн категорически отказывал. Он полагал, что Лунатику нужен покой, и только слова Димы о том, что Бехтерева — единственное, что они могут дать Адэну, останавливали его от полной изоляции мальчика.

Таким образом подземный Петербург погрузился во тьму, и спустя пару дней этого мрака было наконец решено активировать телепортационную «арку». В этот раз Дмитрий решил взять с собой Алексея Ермакова, Одноглазого, Кима, Ивана и, само собой, Эрика Фостера. Надо признаться, желающих было гораздо больше: среди них фигурировал и Альберт, и Стас, и даже Оксана. Девушка по-прежнему настаивала на том, что может сражаться не хуже мужчин.

Но самым неожиданным кандидатом оказалась Вика. Узнав от Адэна, что ее отец отправляется за телекинетиком, девочка едва ли не на повышенных тонах доказывала собравшимся солдатам, что она тоже должна пойти.

— Вдруг он плохой? — в отчаянии кричала она. — Как вы его победите? Вы к нему даже подойти не сможете!

— Не шипи, котенок, — усмехнулся Фостер, глядя на несчастного ребенка. — Если они не смогут подойти, подойду я.

— Мечтай! — тут же нахмурилась Вика. — Ты даже ко мне подойти не можешь! Он точно так же посадит тебя под купол, и будешь сидеть!

— А кто сказал, что он вообще меня увидит? Я не собираюсь проходить сквозь «арку», не спрятавшись. К тому же, мы с Шульцом — добрые друзья.

— Знаю я, какие вы — друзья! В последнюю вашу встречу он пригрозил проломить тебе череп, если еще раз увидит!

— Вот же Адэн — трепло! Чтобы заинтересовать девчонку, даже друга сдал! — деланно обиделся Фостер, но, почувствовав на себе тяжелый взгляд Димы, поспешил объясниться. — Господи, да это старые разногласия! Не нервничайте, Барон. Шульц сейчас в такой заднице, что не будет кривить рожу при виде старых знакомых. Впрочем, как я уже сказал, я собираюсь прятаться.

— И, если среди других полукровок обнаружатся «энергетические»…, - Дмитрий нарочно прервался, ожидая от Фостера продолжения своей фразы.

При упоминании полукровок этого вида Эрик поморщился:

— Я заранее скрою свою «энегетику».

— Тем не менее мне нужно знать, что произошло между вами и Шульцом, — настаивал Лесков.

— Ничего особенного…

— Это «ничего особенного» может повлиять на ход переговоров. Ну же, Эрик, не вынуждайте меня заставлять вас откровенничать.

Фостер примирительно поднял ладони, делая вид, что сдается.

— Я убил его друга, — манерно протянул он. — Это было в далеком прошлом, я тогда еще работал на нехороших людей. Но теперь я исправился, встал на сторону добра, читаю классику и спасаю больных детей и печальных женщин.

Услышав про «печальных женщин», Оксана царапнула Эрика испепеляющим взглядом. На ее счастье, этот гад пока не разболтал о самой страшной ошибке в ее жизни, но это не мешало девушке продолжать его ненавидеть.

— У тебя поразительный талант — вызывать отвращение у всех, кто тебя видит, — сквозь зубы процедила она. Огрызнуться Фостер не успел. Следующая фраза Дмитрия буквально припечатала его:

— Вы остаетесь!

— Что? — переспросил Эрик.

То же удивление промелькнуло в глазах Ивана и Алексея.

— Мы не знаем, что нас там ждет, а Фостер — хоть и падла, но падла, которая зарекомендовала себя нормальным бойцом, — произнес Бехтерев, отводя Лескова в сторону. — Что если этот немец — не тот, за кого себя выдает? Может, его цель — сдать тебя «процветающим»? Адэн — не «энергетик», чтобы чувствовать, врет ли собеседник или говорит правду.

— Я возьму с собой Альберта, — тихо ответил Дима, бросив взгляд на стоящего неподалеку врача. Иван тоже обернулся на Вайнштейна: в этот момент ученый показался ему каким-то осунувшимся и болезненным.

— А кто останется с мальчишкой? — прошептал Иван, боясь, как бы его не услышала Вика.

— Тот, кто сумеет выдержать его энергетику… Эрика. Она — единственная после Альберта, кому я могу доверить Адэна.

«И у нее у единственной хватит духу вколоть ему «эпинефрин»», — мысленно добавил Лесков.

Когда Эрика вновь бросила взгляд на часы, большая стрелка передвинулась всего на несколько делений. Казалось, время нарочно дразнило ее, заставляя чувствовать себя кем-то вроде монстра, затаившегося возле детской кровати. Ребенок лежал прямо здесь, перед ней, опутанный проводами, словно какой-то инопланетянин. Тощий, изможденный, до невозможного хрупкий. Лицо мальчика частично скрывала кислородная маска, но Эрика все равно могла видеть его глаза, уродливо обведенные черными кругами.

Он заснул относительно недавно, и теперь девушке оставалось только дождаться необходимой минуты, чтобы наконец вколоть ему «эпинефрин». Шприц лежал на металлическом подносе, скрывая внутри себя нечто спасительно чудовищное — ее собственное «детище». А ведь прежде ей казалось, что именно мужчинам свойственно создавать все самое смертоносное и разрушительное.

Эрика поднялась с места и прошлась по комнате, пытаясь отбросить ненужные сомнения — раз обещала Диме, значит, сделает. Когда он пришел к ней и сообщил, что Вайнштейн тоже покинет Петербург, девушка сразу поняла, о чем он ее попросит. Рядом с Адэном должен был остаться кто-то, кто уже работал с полукровками, и кто решится сделать мальчику инъекцию.

Возможно, другая бы на ее месте закатила Дмитрию скандал: давила бы на совесть, призывала вести себя гуманно, обвиняла бы в жестокости, а, главное, в трехтысячный раз повторяла, что Адэн — еще ребенок. Но она не сказала ни слова. Девушка лучше других понимала, каково сейчас приходится самому Диме, который обещал спасти этого мальчика и подарить ему новую жизнь.

— У нас нет выбора, — сухо произнес он, невольно выдавая свои настоящие эмоции. — Ты сделаешь это для меня?

Она молча кивнула, больше напоминая робота, нежели нормального человека, а затем так же безмолвно прижалась к его груди. В этот момент Эрика поймала себя на мысли, насколько же сильно она ненавидит подобные объятия. Как будто таким образом она беспрекословно смиряется с тем, что ее любимый человек может не вернуться.

— Чтобы в этот раз ни одного ранения, слышишь? — зло прошептала она, стискивая в пальцах ткань рубашки Лескова. — Поклянись, что вернешься невредимым?

Дмитрий не ответил, и теперь, стоя в палате Адэна, девушке ничего не оставалось, как самой выполнить собственное обещание. Она знала, что Вайнштейн уже разговаривал с мальчиком о предстоящей инъекции, и тот воспринял эту информацию с поразительным спокойствием. Казалось, Лунатик не был ни напуган, ни даже удивлен. Он равнодушно смотрел в стену, пока Альберт разговаривал с ним, после чего тихо прошептал: