Да, Босс! (СИ) - Рей Полина - Страница 42

Адам просто задержался на переговорах. И у него просто села батарейка в сотовом. Совсем скоро он приедет домой, и всё будет так же, как и раньше.

Погружаясь в сон, я действительно в это верила. У меня просто не осталось сил переживать и дальше. Этот день вымотал меня настолько, что хотелось только одного — чтобы он поскорее закончился.

То, что я забыла поставить будильник, выяснилось в восемь часов утра. Распахнув глаза, я перевела взгляд на подушку рядом с собой и задержала следующий вдох. Адама рядом не было. Его вообще не было дома этой ночью. Сердце забилось в груди с такой силой, что мне показалось — оно вот-вот выпрыгнет наружу. Что-то случилось… С ним. Иного объяснения у меня просто не имелось.

Я верила в то, что Адам вернулся бы домой, а если бы у него не было возможности — изыскал бы способ сообщить мне, где он и что с ним случилось. Но он этого не сделал — это означало лишь что с мужем что-то произошло.

Поднявшись с постели, я наскоро натянула на себя первую попавшуюся одежду, бросила быстрый взгляд в зеркало и, вызвав такси, тут же отменила заказ. Быстрее будет добраться до офиса на общественном транспорте или пешком — как угодно, лишь бы как можно скорее убедиться в том, что с Адамом всё в порядке. Что он просто забыл мне сказать о своём отсутствии, и сейчас уже приехал в офис, где занялся делами.

Но чем больше времени проходило, тем больше сомнений у меня появлялось. У мужа было миллион возможностей развеять мои страхи, но он почему-то этого не сделал.

Я поднялась на этаж, который занимал наш офис, с пляшущими перед глазами чёрными точками от того, с какой силой грохотало в груди бешено бьющееся сердце. Машина Левандовского была припаркована возле Высоцкого, и это всего на мгновение успокоило меня. Успокоило, а следом я начала задыхаться от ещё больших страха и растерянности.

Стащив пальто, я бросила его на стол в приёмной, и выдохнула с облегчением — за дверью кабинета Адама раздавались приглушённые голоса. В одном из говоривших я безошибочно узнала мужа. Облегчение затопило волной, но лишь для того, чтобы исчезнуть и вновь вернуть мне ощущение слепящего вакуума, в котором я двигалась наощупь. Весь мир, в котором я жила последние дни вдруг показался настолько призрачным и хрупким, что любое прикосновение могло оставить от него лишь горстку пепла. И теперь, стоя перед дверью кабинета Левандовского, я испытывала ужасающее предчувствие чего-то огромного и неотвратимого. С чем столкнусь вот-вот, совершенно одна. Потому что Адама рядом больше нет.

Я всё же решилась — подняла руку и постучала, тут же входя в кабинет. Левандовский был не один — беседовал о чём-то с Юрием, и оба замолчали, повернувшись в мою сторону, когда я появилась на пороге. Я скользнула по Панову быстрым взглядом, лихорадочно соображая, что мне делать, если вдруг окажется, что причина в таком поведении Адама кроется в том, что он узнал о моей вчерашней встрече с Фогелем. Можно ли доверять юристу фирмы, как это делал муж? Можно ли рассказать обо всём в его присутствии?

— Адам Данилович, извините за опоздание, — проговорила я едва слышно помертвевшими губами. Грудь словно сдавило тисками, не дающими сделать следующий полноценный вдох. Я смотрела на Адама и боролась с желанием зажмуриться, чтобы только это ощущение чего-то фатального, что уже случилось, но о чём я пока только догадывалась, исчезло. — Принести вам кофе?

Короткий, прерывистый сон не принес никакого облегчения. Ворочаясь с боку на бок на диване в приёмной, Адам лишен был даже возможности ненадолго забыться. И чем больше времени проходило, тем сильнее, кажется, с каждой минутой, мучительно ныло где-то слева. Повисшая мертвым грузом на душе тяжесть неотступно давила, превращая ночь в кошмар почти без сновидений.

Поднявшись на ноги около шести, Адам направился в кабинет, где на столе его ждал початый ещё вчера графин с виски. Плеснул себе щедрую порцию и, заглотив ее одним махом, замер в кресле, прижав пальцы к вискам, и, слушая собственное дыхание, ждал, когда боль под действием алкоголя поутихнет, став почти незаметной. Ровно настолько, чтобы можно было вообразить, что ее нет вовсе. Ровно настолько, чтобы можно было обмануть себя, что событий последнего месяца не существовало.

Но они существовали. И с их последствиями ему придется скоро разбираться. Начиная от решения дальнейшей судьбы парфюма «Grey mouse» и заканчивая его собственной. С последней, впрочем, все было более, чем определенно.

А ещё нужно было найти новое жилье. В дом, где все дышало Евой, он больше возвращаться не собирался. Хотел попросту вычеркнуть все, что могло напоминать о ней. Отрезать одним махом этот кусок жизни, ампутировать, словно больную конечность. И ждать. Ждать, что когда-нибудь заживет, оставив уродливые следы, как напоминание о его глупости.

Видеть никого не хотелось. Но Адам знал, что если замкнется в этой боли, сосредоточившейся в куске плоти размером четырнадцать на десять, то погрязнет в ней, как в болоте, и чем дальше — тем труднее будет выбраться. На радость Фогелю. И Еве. Самое ужасное — Еве.

Он не думал, что сегодня она придет в офис. В конце концов, ее миссия здесь уже была завершена. И лучшее, что она могла теперь сделать — это исчезнуть. Лучшее и для себя, и для него.

В восемь утра он вызвал к себе Панова, чтобы дать ему распоряжения о предстоящем бракоразводном процессе. Удивительно, как Еве повезло — получила деньги от Фогеля, продав его, как Иуда Христа, и получит их вдобавок от него самого. Подумать только — он мучился угрызениями совести, что вмешал ее в этот брак, в то время, как ей это было только на руку.

Адам криво усмехнулся и налил себе очередную порцию виски, чтобы заглушить возвращавшуюся, как прилив, боль.

— Доброе утро, — поздоровался Панов, входя в кабинет. — По твоему виду не похоже, что ты что-то празднуешь, так в честь чего пьем?

— Отчего же, — протянул Левандовский, взбалтывая жидкость в бокале, — отмечаем мой развод.

— Мне кажется или ты этому не рад?

— Да я свечусь от счастья, ты что, не видишь? — Адам растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал.

— Я начинаю подозревать, что волка в «Красной шапочке» писали с тебя, — усмехнулся Панов, садясь напротив Левандовского.

Тот никак не отреагировал, только сделал ещё один глоток.

— Ладно, как я понимаю, меня ни во что не посвятят, — пришел юрист к закономерному выводу. — Так для чего же я тебе так срочно понадобился?

— Я уже сказал — чтобы оформить развод. Как можно скорее. И избавь меня от очных ставок с ней. Ясно?

— Мне казалось, что у вас… — задумчиво глядя на Адама, осторожно начал Панов.

— Тебе казалось. — Голос Левандовского прозвучал резко, давая понять, что тема закрыта. — Можешь идти, — он махнул бокалом на дверь, но прежде, чем Юра успел выйти, в кабинете появилась Ева. Адам замер, ощущая, как сердце ускоряет бег. И не поверил собственным ушам, когда она, как ни в чем не бывало, спросила, не принести ли ему кофе.

Он встал с кресла и, опершись на стол обеими руками, наклонился вперёд.

— Кофе? — Губы изогнулись в кривой усмешке, а глаза холодно блеснули. — Дай-ка подумать… нет, я не хочу кофе. Лучше сделай мне утренний минет. Хотя я забыл… Тебе ведь за это теперь наверное не платят? — Он едко улыбнулся и добавил: — Удивлен, что ты вообще пришла. Ты ведь уже получила все, что искала, не так ли?

Он впился взглядом в ее лицо, почти желая, чтобы она соврала. Почти готовый этой лжи поверить. Пусть объяснит ему все, что он видел, хоть как-то. Пусть сделает чёрное — белым, а белое — черным. А лучше пусть убирается и позволит ему забыть, что она вообще была.

Панов двинулся к двери, но Адам сделал предупреждающий знак, приказывая ему остаться. Потому что не знал сам, до чего способен дойти с ней наедине.

— Вообще, я должен выразить тебе своё восхищение, — продолжал Левандовский, пока Ева смотрела на него испуганными глазами, но чего боялась — он понять уже не мог. Да и не хотел. — Так ловко притвориться нелепым чучелом, чтобы пролезть в мой бизнес. В мою постель. В душу, наконец! — последние слова он почти выкрикнул, сметая со стола бокал с виски, с громким звоном полетевший на пол. — Что ещё тебе здесь нужно? Посмотреть на итог своих трудов? Посмотрела? Теперь вон! — выплюнув последние слова, Адам напряжённо замер, продолжая смотреть на нее и ожидая сам не зная чего.