Дочь княжеская. Книга 1 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 47

Сотня зим или две — это много казалось, что я согласилась с ним, и больше мы про то не говорили совсем. Но если есть такой способ, чтобы нам разойтись без смертельной схватки, то я найду его.

Так случилось, что род князей наших Сирень-Каменногорских почти прервался, и сын, ставший воином, тот самый мальчишка, что мы когда-то ещё до метаморфоза на руках у матери видели, и дочери старшие, а про самого князя давно уже не слышали, что погиб он в боях, говорили. Дошёл черёд до жены его, княгини пресветлой, и младших дочерей его. Разорили желтоволосые Дармицу, спалили берег, а отбросили их, да не пустыми ушли они, увели всех детей, до кого дотянуться могли и кто спрятаться не сумел, и вместе с ними княжеских девочек, Хрийзтему и Лилию. Закрылись за ними врата Алой Цитадели, а мы думали, как быть теперь. Не успели обоз отбить. А по всему надо было девочек выручать, прервётся род княжеский, и последнее утратим, как утратили Светозарный, что без правящего рода падает защита совсем, и невозможно спастись от грядущих бед и поражений.

Так Злата предложила привычный уже нам план: она притворится живой и с очередным обозом окажется внутри Алой Цитадели, оттуда портал нам откроет, а прибудем мы все сразу, не только мы Девятеро, но все воины и все маги и все неумершие, а и отобьём детей рода княжеского, что повезёт если, то саму Цитадель попортим как сможем. На то Канч сТруви спросил, откуда Злата силу возьмёт, чтобы ей живой показаться, не дураки желтоволосые, приучились ауры смотреть за столько-то зим.

А Злата кивнула на Тахмира моего и сказала, что вот, он поможет. А он сказал, что правда поможет, и знает как.

Тем часом несколько ребятишек убежало из очередного обоза прямо под стенами Цитадели, может, сами убежали, может, мы помогли, и желтоволосые ловили их, а поймали Злату, а и не поняли ничего, что Эрмарш насытил её силой своей, и казалась она им совсем как живая. Так и уехала она с обозом, и врата Алой Цитадели сомкнулись за нею, что мы сразу чувствовать её перестали. Отправили на смерть, так я сказала, и сама готова была прыгнуть следом, камни грызть, а Злату выручить. Ненаш сказал, что всё-таки её чувствует, он из всех нас лучший менталист был. И ожидание растянулось на века, покоя мы не ведали, что за Злату душа болела, а время шло, а и сила, Тахмиром влитая, скоро закончиться должна была. Как поймут желтоволосые, что неумершую в Цитадель впустили…

На исходе третьего дня, когда уже и надежда наша умерла, открыла Злата портал.

И битва была знатной, не уступали нам желтоволосые, а времени мало у нас было, и задача была не Цитадель обрушить, но детей увести и среди них найти непременно Сирень-Каменногорских. А задержались мы, и уходить опоздали, что подоспела желтоволсым Цитадели помощь с моря и воздуха, и так уходили мы под огнём, а не все ушли, а и княжна Лилия Браниславна погибла, что нелепой смерть её была, неправильной, только предотвратить никто не сумел.

А Злата после битвы стала совсем волосом черна. Расспрашивали её, не хотела говорить, что сказала лишь одно:

— Страшные вещи желтоволосые творят там, по-настоящему страшные, и если мы, неумершие, — упыри, кровь и силу у живых пьём, но душу отпускаем цельною, тогда они, чужие души ломающие, кто?

Со слов Златы получалось, что Алая Цитадель — одна из Опор желтоволосых, даёт энергию на громадный портал в их миры, но за то дети наших живых платят, душами своими платят, силу из них вычерпывают щедро, до самого распада, так, что последующие воплощения становятся невозможны. Даже слов на такое не находилось, только яростный гнев, что трясло от него страшно даже нас, неумерших. Тахмир приволок с собой оттуда пленника, что мы растерзать его хотели, а он нам не дал. Кто-то это важный был совсем, и надо было заставить его раскрыться. Позвали Ненаша, как он был среди нас лучший менталист, а Злата смотрела, смотрела, да и сказала:

— Это Ниело Степхгмир, он там один из самых-самых был. Эрм, закончишь с ним, отдай его мне. Пожалуйста.

И улыбнулась при том до того счастливо, что даже нас проняло. Этот Степхгмир как увидел улыбку Златину, как понял, что будет мука ему смертная, так сразу кричать стал, что всё, всё расскажет, если просто убьют, а Злате не оставят. Тахмир обещал ему. И Ненаш вместе с ним к нему в голову заглянул. Что они там вдвоём узнали, про то потом нам рассказано было, а пока сталось так, что Тахмир слово обещанное нарушил. Легко, не считаясь с последствиями совсем. Слово — магический контракт, что силой твоей подтверждается, нарушишь взятое на себя обязательство — заплатишь судьбой, своей и потомков своих. Но да я говорила уже, что желтоволосый мой ничего не боялся…

— Ты обещал! — завыл Степхгмир в ужасе. — Ты же слово да-а-ал!

— Я дал, я его назад и взял, — спокойно ответил Эрмарш и Злате кивнул, мол, твой он, бери и делай как хочешь, что она стала счастлива совсем.

— А вы уйдите, — сказала нам Злата, — не должно вам смотреть на то.

И мы ушли, что она полог защитный поставила, оттуда потом ни звука не вырвалось, а после нашла нас очень не скоро, а и довольна была так, как в дни безумия своего сыта не была. И мы опасались, что снова она разум обронит, но не случилось, и стали мы дальше жить от битвы до битвы как прежде…

Тяжело дался нам налёт на вражескую цитадель. Потеряли почти весь Сиреневый Берег, и от Дармицы южные земли легли под желтоволосых, а единственная девочка рода княжеского где-то в горах вместе с партизанами скрывалась, что одно о ней знали мы: жива ещё, не ушла душа её из мира. Так потом слухи доходить начали. Что прорезался у неё отцовский военный талант, что желтоволосые за голову её награду назначили и с каждым днём увеличивали, а предателей не находилось, а и охотникам за головами та награда не нужна скоро стала, что ни один, по душу дочери княжеской пошедший, назад не вернулся.

Скоро и мне случилось с княжной встретиться, а вышло дело так.

Спала я, как все мы спали, и сквозь сон зов донёсся: 'Фиалка, приди!' И голос знакомый был, что отказаться я не сумела. Встала раньше срока, пошла по Грани, и вышла к Чернозёрным горам, что желтоволосые с берега пытались уничтожить, били по ним с моря, били и с суши, а держались горы крепко. Перевал Семи Ветров открывал дорогу на материковую Дармицу, а и нельзя было сдавать его. Так держали его защитники, партизанский отряд Пальша Црная и с ним вместе княжна Хрийзтема Браниславна, единственная береговая среди моревичей.

А позвала меня Сихар, вспомнила обо мне, позвала. Годы изменили её, больше не было той девочки, что кричала тогда: 'Уходи!' Стояла передо мной на Грани справная молодая женщина, боевой маг, целитель. Так рассказала, что заперты они в пещерах и выйти не могут, а княжна ранена и умирает, и умрёт совсем, если ей не помочь, не для неё эти чёрные озёра, не для береговой девушки. И можешь если, приведи помощь, а нет, то спаси хотя бы её, уведи по Грани в тыл, в безопасное место, не должно роду княжескому прерываться.

Необычна была такая просьба, но и то понимать надобно, что сил у меня мало оставалось, потому что сон свой не завершила я как должно. А то ещё важное Сихар упустила, что неумершие — заложники собственной природы и не в их власти вставать против судьбы. По судьбе мы ходим, не против, а кто хочет прыгнуть до неба с нашей помощью, должен платить, силой своею, кровью своею, клятвой, но заплатить, без того помощи не станет.

Так стала Сихар тогда плакать и проклинать меня и говорить, что зря позвала и зря надеялась, а я не знала, как думать и как отвечать ей. Не от меня то зависело, но поди объясни живому. Доктор сТруви, может, объяснил бы, а у меня слов не нашлось. Сказала я тогда, что долг на ней будет и отдаст она его, когда пожелает, но чем дольше тянуть будет, тем больше потеряет, такова наша природа, что против неё пойти не мне дано, и никому не дано, а кто пожелает так, тот надорвётся, и след его простынет на Грани.

Сихар не умела провидеть будущее, ни Даром своим, ни умом, и потому согласилась. Так пошла я тогда, и привела порталом воинов и своих остальных привела, отстояли мы Перевал, спасли отважных его защитников. А доктор сТруви услышал от меня, что между мной и Сихар стало, и разгневался, называл меня глупой, ребёнком несмышлёным и скорбел об уме моём, которым я совсем рехнулась. Нельзя, говорил, такие связи с живыми собственными руками затягивать, петля это на шее живого и камень в Тень неумершего, обоим от того несладко придётся и уже в ближайшее время. А исправить уже ничего было нельзя, и так всё осталось.