Дочь княжеская. Книга 1 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 68

Когда-то через Перевал Семи Ветров шла дорога, одна из крупнейших транспортных артерий княжества. От Дармицы к Ясному полю и дальше, к Зелёной Речке, Белой Поляне, Драгомысу. Война перепахала и перекроила берег: Зелёная Речка и Ясное поле покоились на дне, Драгомыс превратился в одинокую скалу далеко на западе, а на узкой полосе суши между морем и скалами выросло за двадцать послевоенных лет Жемчужное Взморье. Но старая дорога всё ещё сохранилась, хотя и потеряла прежние приоритет и статус; по ту сторону Чернозёрных гор ею пользовались жители местечковых небольших поселений и следили за нею они же.

На перевале же дорожное полотно обрывалось в никуда. На него поднялись по крутой тропинке, заботливо благоустроенной камнями, вкопанными в наиболее опасные места. Здесь было нечто вроде кемпинга, стоянки для палаточных лагерей. В тёплое время года сюда могло сойтись до десяти групп, идущих по разным пешим машрутам. Походные карты согласовывались с егерской службой, накладок не возникало или возникали очень редко.

Хрийз всё же нашла в себе силы пойти посмотреть надписи, оставленные партизанами, оборонявшими когда-то перевал. Здесь был один из входов в систему так называемых Чёрных озёр, заполнявших собою карстовые пещеры горного хребта. Вода в них была чернильно-чёрной, солёной и отчётливо дышала магической жутью. Озёра явно возникли здесь не сами по себе. Но кто и с какой целью их создал, как сумел сохранить на века, история умалчивала. На одной из пещерных стен, как раз над тёмной неподвижной водой, шли выцарапанные ножом имена тех, кто стоял под атаками врага и выстоял. Неровные столбики местных иероглифов. Знакомые по историческим книгам имена и не знакомые. Пальш Црнай, Сихар сТепчог. Хрийзтема Сирень-Каменногорская…

Хрийз смотрела на своё собственное имя, выведенное рукой той, которая лежала сейчас в перманентной коме на постели своего родового замка. Младшая княжна Браниславна, герой ушедшей в прошлое страшной войны. Общее с нею — только имя. И память Фиалки Ветровой, дошедшая вместе с пожелтевшими от времени страницами её дневника. Именно отсюда Фиалка вытащила их всех, по просьбе Сихар, рискуя собой, с таким ущербом для себя, что пришлось вмешаться её старшему, доктору сТруви. Фиалки нет, и половины бойцов этого отряда больше нет. Сихар и Пальш живы, может быть, когда-нибудь очнётся княжна…

В торжественной тишине памятного места звонко отсчитывали время капли, бегущие с низкого потолка. Один раз в секунду. Как метроном.

Хрийз вернулась к своей палатке, которую делила с Младой, притихшая, под впечатлением от увиденного. Когда читаешь в книгах о чём-то страшном, но слишком от тебя далёком, слишком историческом, а потом вдруг видишь реальное подтверждение прочитанному, это всегда впечатляет.

С площадки открывался великолепный вид на оставшееся далеко внизу Жемчужное Взморье, на далёкие скалы у горизонта, на море и зелено-золотое солнце в опаловой дымке, уже коснувшееся краешком диска горизонта. Вечерняя тишина пронзила холодным покоем безграничного величия природы. Что такое люди и их распри перед закатом, древним, как мир, перед Вечностью, что древнее мира? Так, пылинки малые, песок сквозь пальцы демиурга, искорки на ветру…

Со спины тихо подошёл Снежан, встал рядом. Не сказал ничего, просто стоял рядом, смотрел на закат, и откуда-то Хрийз знала, что он чувствует примерно то же самое, хотя ходил сюда походами не один раз. Когда-то он был таким же обалдуем, как эти ребята, снова затеявшие беготню между палаток. Потом, в какой-то из дней, точно так же встал у обрыва, замерев в неподвижном молчании вместе с небом. Он позврослел тогда, как сейчас повзрослела Хрийз, рывком, внезапно, задумавшись о том, о чём раньше не приходило в голову думать…

Хрийз чуть подалась назад и положила голову ему на плечо. Снежан обнял её за плечи, а через мгновение они уже с упоением целовались, забывая дышать. Накрыло безудержным чувством обоих, никто даже не попытался включить голову и начать думать, да и о чём тут думать ещё, когда.

Ледяной водопад вырвал из сладкой грёзы.

— Млада! — завопила Хрийз, подавившись от возмущения. — Ты сдурела совсем!!!

— Не понял, — тихим, но бешеным по оттенку голосом сказал Снежан.

Млада отбросила пустое ведро, и оно покатилось прочь, подскакивая на камнях и дребезжа.

— Остынь, Снежан, — холодно приказала она. — Ей ещё десяти нет! А ты, подруга, не вешайся на парней. У них нервы, знаешь ли, не железные.

— Какого чёрта! — закричала Хрийз, утираясь. — Я… да я… Я живу одна, как взрослая, я работаю сама, как взрослая, я обеспечиваю себя сама, ни у кого на шее не сижу! Тьфу, чтоб тебе провалиться, вода холодная!!! И целоваться я должна с кем хочу, как взрослая!

— Обратись к матушке Сихар, — посоветовала Млада, — она тебе лекцию прочтёт на тему, почему несовершеннолетним целоваться как взрослым нельзя. Тут тебе не твоя ущербная Земля, у нас здесь мир с повышенным магическим фоном и кровь девственницы, знаешь ли, пролитая до срока, легко устроит тебе разные интересности; долго потом лечиться будешь. Исполнится тебе десять, тогда хоть со всем Сиреневым Берегом переспи, и ещё в Потерянные Земли не забудь смотаться, для пущего опыта. А ты, Снежан, дурак. Не ожидала!

Снежан слегка развёл руками. Сам дурак и есть. Купился на раслин, какой несовершеннолетние обычно не носят. Но не оправдываться же теперь, как нашкодившему школьнику…

Ночью, отревевшись и дождавшись, когда Млада наконец-то уснёт, Хрийз выбралась из палатки на воздух. Подморозило, при дыхании вырывался отчётливо видимый парок. На ясном небе высыпали звёзды, алая луна полоскала краешек своего месяца в море, а голубая луна светила ровным холодноватым пятаком прямо в зените. Хрийз сунула ладони под мышки. Не догадалась прихватить перчатки, теперь пальцы начали мёрзнуть. Увидела Снежана. Тоже не спал, оказывается…

Подошёл, встал рядом.

— Прости, — сказал вдруг.

— За что? — сипло спросила Хрийз. — Это я тебя подвела… Я же не знала!

Снежан коснулся ладонью её щеки. Тёплое прикосновение, почти родное. Хрийз замерла, боясь его спугнуть.

— Ты красивая, — сказал он, убирая руку. — Может быть, через год, когда тебе исполнится десять…

— Год — это так много, — честно выдохнула Хрийз. — Вечность почти. Кошмар…

— Кошмар, — не стал спорить Снежан. — Жаль…

— И мне… — тихо призналась Хрийз. — Жаль.

Он кивнул. И ушёл. Не оглядываясь.

Хрийз смотрела ему вслед, и слёзы стыли на щеках.

Группа вернулась в поселение к вечеру следующего дня. Хрийз забилась в свою квартирку, и оставшийся выходной провела между слезами и сном. Она не знала, как ей теперь появляться в треклятом спортзале, ведь придётся там наблюдать Снежана и тем самым травить незажившее чувство. Просто ужас, если вдуматься. Но пресловутое чувство будущего, то самое 'я есть', внятно говорило ей, что Снежана она не увидит до самой весны. По какой причине, определить, как всегда, было трудно. А так ли важна причина?

Главное, следствие.

Как всегда.

Буран пришёл ночью. Снежный ливень летел стеной, заваливая побережье сугробами высотой в человеческий рост. Несколько дней ярилась непогода, а потом, после прояснения, ударил мороз, и солнце негреющей монеткой светило сквозь зеленовато-розовую дымку. Хрийз тихо радовалась, что успела съездить в Сосновую Бухту за комплектом зимней одежды. Она работала теперь на сортировке, в море выходить надобности не было. Но холода обрушились суровые. В плащике уже не побегаешь.

Хрийз связала себе варежки с тремя пальцами — под большой, указательный и все остальные сразу. Варежки возымели успех: Хрийз навязала их всем, кто просил, а детворе достались ещё зимние шапки-ушанки весёлых расцветок.

Вот кого зима осчастливила совершенно: детей. Они в полном восторге носились по поселению, кидались снежками, катались на круглых ледянках со всего, что можно было приспособить под горку, а мальчишки-моревичи устроили ещё полыньи в замёрзшем море и ныряли туда сразу с берега. На них смотреть было страшно, такой это был экстрим — с крутого берега на ледянке и в парящую на морозе воду. Береговые повторяли этот подвиг, предварительно упаковавшись в зимнюю разновидность гидрокостюма. Хрийз смотрела на них, ёжилась и думала о том, куда глядят родители. Ремня ухарям выдать не помешало бы совершенно точно!