Попасть не напасть (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 25

– И что еще вам рассказали?

– Все, – Ваня не собирался что-то скрывать. – На нас навели порчу и выманили тебя. Ты чудом осталась жива. И Арина тоже…

Я кивнула.

– Да, об Арине нам и надо поговорить.

– Не хочу! – вдруг взвился Петя, до этого лежащий молча. – Не хочу, не буду!!!

– Петя? – искренне удивилась я взрыву эмоций. – Что случилось?

– Не хочу! Она нас всех подставила!!! Мы умереть могли!!! И ты тоже!!!

Мальчишку буквально трясло, он захлебывался словами, Нил посмотрел на него с видом врача-терапевта на приеме в районной поликлинике, а потом сполз у меня с коленок, забрался на кровать к Пете и душевно так зашипел.

Тихо, но успокаивающе.

Петя погладил мягкие волосенки мальчика и начал постепенно приходить в себя.

Да, змееныш, этим все сказано. Интересно, а наоборот он тоже может? Не сейчас, потом, когда вырастет? Вот будет биологическое оружие, а?

Ладно, сейчас не до постороннего любопытства. Будем о деле…

– Петя, Аришка не виновата.

– Да неужели?

– Если кого и винить – то только меня.

– Заодно еще мать, за то, что она нас на свет родила!

– Нет, Петя, меня. На Аришку слишком быстро обрушилось то, к чему я привыкла с детства. Самое страшное испытание – богатством, властью, славой… Она не выдержала, и не факт, что любой другой выдержал бы.

– А мы?

Я развела руками. Тут в теории была прореха. Но…

– Вы умнее. А в случае с Ариной умнее должна была быть я.

– Почему?

– Потому что я старше.

Петя пренебрежительно фыркнул. Но хоть не кричал больше, и слез не было.

– Аришка могла бы и своим умом жить.

– Вот им она и жила.

– И его не хватило, – приговорил Ваня. – Маша, давай о деле? Моральная сторона вопроса у тебя… не очень.

Я и сама это понимала.

– Я тебе не поп, чтобы проповедовать. Так вот, у нас есть два варианта. Первый – Арина остается в синем доме. Ей так досталось, что психика не выдержала. Да и я бы на ее месте не выдержала, это уж точно.

Чтобы выдержать нечто подобное, нужно было иметь якорь.

Ради детей, ради своей семьи я что угодно выдержу. У Аринки ничего такого не было, вот ее и сорвало. На крест идут во имя веры, а просто так – дураков нет.

– Второй вариант?

– Ее пробует лечить маг воды. После чего нам отдают… вот, как Нила, только возраст тела старше. А так Арину придется учить с нуля, ходить, говорить…

Мальчишки переглянулись. Я подняла руки.

– Не вам ведь придется, я ей гувернера найму.

– А ты сама что хочешь? – поинтересовался Петя.

– Я бы ее забрала, – честно ответила я. – Аришка не виновата, что так получилось…

– И порчу не она навести пыталась, и браслет не она своровала? – Петя сверкал глазами, словно… словно бойцовый петушок.

Порчу – она. И браслет, тоже она. Дальше-то что?

Не могу сказать, что я ее люблю до беспамятства, но это часть моей семьи. На помойку не выкинешь…

А хочется.

Сознаваясь себе честно – и забирать ее неохота, и не забрать будет не по-человечески. А потому я переложила решение на плечи мальчишек.

Ваня покачал головой.

– Маш, я не могу принять такое решение сейчас. Мне надо подумать.

– Нечего думать, буркнул Петя. И демонстративно обнял Нила. – Не нужна мне такая сестра, которая меня продаст ни за грош.

– Потом не продаст, – махнула я рукой.

– После коррекции? Ой ли?

Я вздохнула.

Ну да.

Стираются знания и память. А вот остальное…

Подлец останется подлецом, лжец – лжецом, игрок – игроком. Это прошито в другой части разума, не в памяти. Страшные мысли уйдут, а вот все остальное останется и выстрелит. Рано или поздно.

Скорее, рано.

– Думайте, ребята. Я приму любое решение, хотя мне не нравится ни одно.

Мальчишкам, похоже – тоже, И я их отлично понимала.

Как примирить между собой совесть и желание откосить – такая дилемма, по-моему ставится только в классических романах. А я их читала очень давно и уже ничего не помню. Своим умом придется доходить, не авторским.

Петя пришел вечером.

Я похлопала рукой по кровати, и мальчишка послушно влез на одеяло. Растянулся рядом… какой же он уже взрослый становится. Скоро выше меня будет…

– Маш… это плохо, что я не люблю Аринку?

Я пожала плечами.

– Хорошо, плохо… обыкновенно.

– Она моя сестра, а я на нее очень злюсь. Мы из-за нее чуть не умерли. Все, и мы, и ты…

– Она этого наверняка не хотела.

– Я понимаю. Она не злая, нет… она просто как мать, – Петя говорил серьезно, впервые осознавая печальную истину. – Сделает, но не со зла, подставит, подгадит и даже не поймет, что она не так сделала.

Я вздохнула.

Ну да, когда я впервые увидела Арину, мне хотелось ей оплеух надавать.

Ладно, Ванька ломался на всех работах, чтобы хоть какой грош в дом принести. А мамаша? Аринка?

Вот что им стоило и дом отскрести, и обед приготовить, и с тем же Петей, который мог без ноги остаться… меня ждали? Направляющего пенделя не хватало?

Видимо, так…

Получили и обиделись.

Не понимаю я некоторых людей, просто не понимаю. Кто-то поднимает задницу и идет работать.

Кто-то опускает ее на скамейку и принимается ныть. И естественно, в жизни нытика ничего не меняется. А виноват в этом тот, кто работает, у него-то все замечательно…

Об этом я и сказала Пете.

Брат засопел и прижался ко мне. Лежащий с другого бока Нил ревниво шикнул во сне и тут же ткнулся мне под мышку, устраиваясь поудобнее. Я понимаю, не стоит приучать детей спать в моей кровати, но что тут поделаешь?

Я их просто не могу выгнать.

– И я боюсь, она такой же и останется, – Петя тер лоб. – Я не хочу ее домой, потому что боюсь. Я за тебя боюсь, я за себя боюсь, за Ваньку, за всех нас…

– А если не…

– Как ты говоришь? Господу нашему Иисусу Христу от того, что его не со зла гвоздями прибивали, а по работе, легче не было?

Я вздохнула.

Ну да.

Для палача это работа, а человеку-то все равно больно. Результат-то один.

– Петя, что ты от меня хочешь?

– Я не хочу, чтобы Арина жила с нами.

Я вздохнула и потрепала его по вихрам.

– Посмотрим, братик. Посмотрим…

Петя ненадолго прижух у меня под мышкой. А потом…

– Маша, а можно я у тебя тут останусь? Хотя бы на сегодня?

– Ты себя плохо чувствуешь?

– Нет. Просто мне страшно. А у тебя тут… спокойно.

Я вздохнула.

– Возьми еще одно одеяло, чтобы не пихаться – и приходи. На этой кровати мы и вшестером уместимся, не то, что втроем.

Андрюшка пока спал в люльке, но чует мое сердце, полезет он ко мне на кровать. Только еще немного подрастет – и полезет.

– Машенька, вы чудесно выглядите.

Я улыбнулась в ответ на комплимент и чуть присела в реверансе.

Выглядела я действительно хорошо. Платье оттенка голубиного крыла, аккуратная шляпка с вуалью, перчатки, ботиночки – все было подобрано в тон.

Чудесный оттенок-то сине-серого, графитовый такой, я в эту ткань просто влюбилась, когда увидела. А отделка кружевом вообще прелесть…

Я себе нравилась, и знала, что красива.

Замечательно выглядели и все остальные.

Ваня, Петя, дети… двое старших в выходных костюмах, двое младших – в матросках и коротеньких штанишках. Сегодня мы собирались в парк.

Траур?

А кто сказал, что мне нельзя гулять с детьми в парке? Этого даже траур не запрещает.

Благовещенский выглядел вообще замечательно. Темная пиджачная пара, но в сочетании с военной выправкой… если бы мужчины понимали, как их красит осанка! И сразу из самого плюгавого заморыша (а Благовещенский таким не был) получается настоящий светский лев. Осанистый и вальяжный.

Благовещенский подхватил меня под руку, Петя взял за руку Нила, Ваня подставил шею под Андрюшку, который вцепился ему в волосы, восторженно визжа, и мы отправились в парк.

Пролетка мерно постукивала колесами по брусчатке.