Мы - драконы + Бонус (СИ) - Тоцка Тала - Страница 44

— Я не смогла его убить, я оказалась слабой, — покачала головой Ивейна, — значит я плохая сестра и неважная дочь. Я не оправдала ваших ожиданий, матушка.

— Ты сильная, и ты самая лучшая на свете для меня, для твоего отца, для твоих братьев, — Миррель подошла и села рядом, ее силуэт искрился и переливался так, что даже было больно глазам, но Иви заставляла себя не жмуриться. — Эррегор любит тебя, даже не зная, кто ты.

— Он больше любит мою матушку, — простодушно поведала Ив и тут же осеклась, зажав рот ладошкой. Но Миррель лишь тихо рассмеялась, и ее смех звучал, как журчание ручейка. Иви недоверчиво уставилась на нее: — Вы… Вы не обижаетесь?

— За что же мне обижаться, доченька? Тона чудесная женщина, я в долгу перед ней. Она растила мою дочь как свою, я знаю, как она тебя любит. И как любит Эррегора.

— А разве вы не ревнуете? Вы разве не любили отца?

Миррель снова засмеялась и обняла Ивейну, и ее снова окутало тепло, в котором хотелось нежиться бесконечно. Ивейна закрыла глаза и спрятала лицо на груди матери, от которой исходило все то же тепло.

— Я и сейчас его люблю, и хочу, чтобы он был счастлив. Моя сестра принесла ему и всем нам много горя, поэтому я хочу, когда все закончится, чтобы они были вместе, из Тоны получится хорошая амира.

— Все закончится очень скоро, матушка, — пробормотала Ив, зарываясь с головой с искрящиеся одежды, — меня скоро казнят.

— А ты не дай себя казнить, — Миррель подняла ее за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза, — сделай то, что тебе сказала Сибилла.

— Но я не могу выбрать! — Иви снова чуть не расплакалась. — Сибилла сказала, что я должна убить кого-то из дорогих мне драконов.

— Сибилла мудрая женщина, хоть и ведьма, — чуть строже сказала амира, — ты невнимательно слушала ее, дочка. Она сказала, что настоящая любовь жертвенна, и только кровь сможет пробудить магию твоего амулета.

— Но кем мне пожертвовать? — Ив подняла на мать заплаканные глаза. — Я не могу, я люблю их всех одинаково!

— А это пусть тебе подскажет твое сердце, — улыбнулась Миррель и аккуратно подхватила слезинки, бегущие по щекам Ив, — ведь оно у тебя такое большое и доброе, как и должно быть у дракона.

— Я никогда не думала, что я тоже дракон, — размазывая по щекам мокрые дорожки, призналась Ивейна.

— Конечно, дракон, — ее снова окутало тепло, это Миррель покрепче прижала ее к себе, — и очень сильный дракон. Мы не обращаемся, зато благодаря нам наши мужчины обретают силу, обращаются и летают. Это куда важнее, чем пыхкать огнем! — они переглянулись и понимающе улыбнулись. Миррель снова обняла Ивейну. — Когда я узнала, что беременна, наш девин Сардим очень рассердился на Эррегора, когда-то он был влюблен в меня, я знала это, но я полюбила Эррегора. Ты бы видела своего отца в молодости, доченька, как можно было его не полюбить? А Сардим тайком от мужа принес мне зелье, чтобы я избавилась от ребенка, от тебя, моя девочка, — она погладила Ивейну по голове, — потому что ты была очень сильна, а я еще не успела восстановиться после рождения Севастиана. Я не стала пить его зелье, как он меня не просил, и ничего не сказала Эррегору.

— Вы знали, что умрете? — подняла голову Ив.

— Да, — кивнула Миррель, — знала. И сейчас бы поступила так же, я так счастлива, что ты у меня есть, моя драгоценная девочка! А ты ложись, спи, набирайся сил.

— Вы только не уходите, матушка, — пробомотала Ивейна, сползая к ней на колени и при этом не выпуская руку Эйнара.

— Я буду здесь, спи, — по щеке Ив пробегали едва ощутимые волны, словно дуновение ветра, а потом она уснула.

Когда Ивейна открыла глаза, узкое окно прорезали солнечные лучи, она лежала, прижавшись к Эйнару, а тот обнимал ее сквозь прутья решетки, и ничего больше не напоминало о том странном сне, который привиделся ей ночью.

Алентайна шла по длинному коридору, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. То, что она услышала — точнее, подслушала — из разговора мужа с мальчишкой Дастианом, заставляло ее то и дело ускорять шаг. Магическая жандармерия арестовала дочку этой выскочки, этой жалкой травницы, и завтра состоится казнь. Довольно приятные новости, Алентайне никогда не нравилась та невзрачная, уродливая девчонка, а то, что ее по неизвестной причине обожал Эррегор, доводило амиру до исступления. Эррегор не любил только ее одну. Никогда.

Девчонку обвиняют в использовании черной магии, а магическая жандармерия не ошибается. Черная магия всегда оставляет след, он как вспышка, сразу же виден магам-наблюдателям, и никому еще не удавалось их провести. Никому, кроме нее.

Алентайна добралась до своих покоев и приказала позвать герцога Ильброза, а сама принялась ходить от стенки к стенке, ломая пальцы и без конца одергивая платье, что путалось в ногах и мешало думать. Невзрачная девчонка и черная магия? Да еще и один из девинов оказался ее кровным? Это какая же сила должна была быть у девчонки, чтобы она заимела себе кровного, ведь во всей Андалурсии кровных почти не осталось, а в Сиридане точно был только один. Ильброз, кровный ее величества Алентайны.

Амира остановилась и закрыла глаза. Если это правда, девчонка уже давно должна была себя проявить, а ее же совсем недавно Эррегор привозил в замок на обряд сияния, который проводил этот пьяница Сардим. Его бы гнать из замка, да кто ж его выгонит, названного брата амира Болигарда, и с чего амир с ним так носится? Алентайна ненавидела его за то, что он едва не раскрыл ее тогда, семнадцать лет назад, когда ей удалось, наконец, избавиться от ненавистных детей сестры, жаль, что только цена оказалась непомерно высокой.

С Сибиллой они почти договорились, вот только та никак не желала прикрывать вспышку магии тьмой, говорила, что тьма лишь станет сильнее, напитавшись черной силой, и управлять ею станет невозможно. Огнедышащих драконов не осталось ни одного, а Эррегор в то время был далеко, у самих Пиковых Скал, сражался с Драконами Света, так что выжечь тьму было некому. И Алентайна нашла Эльгана.

Ей удалось убедить его рискнуть и призвать тьму, у нее до сих пор кровь стыла в жилах, стоило лишь вспомнить, как тьма заполнила замок, ползла изо всех щелей… У них с Эльганом получилось, замок заволокло тьмой, за которой сполохи черной магии не увидел ни один маг-наблюдатель, но потом Алентайне пришлось самой выжигать тьму, пропуская ее через себя, как научил ее черный ведьмак. У Алентайны от нахлынувших воспоминаний перехватило дыхание.

Сибилла оказалась права. Тьма, подпитавшись черной силой, хлынула в Алентайну так, что та едва не задохнулась. Как хорошо, что принцы успели улететь! Если бы тьма поглотила их, она так разрослась бы, что Алентайне точно пришел конец, уж тогда она никак бы не справилась.

Она и не справилась, тьма выжгла всю илламу, которой так сильна была Алентайна, а те скудные искры, которые остались, навсегда похоронили надежды зачать от Эррегора дитя. Но если бы даже у нее получилось, та тьма, что поселилась в ее душе, уничтожила бы младенца, даже не дав матери его выносить. Алентайна подошла к окну и распахнула створки, впуская свежий, прохладный воздух, что волнами начал вливаться в комнату.

Дочку Миррели, Элиссу, пришлось бросить в реку, в малявке сила ощущалась еще до рождения, тьма отступилась от нее, и Алентайна с Эльганом не стали рисковать. Ильброз представил все как заговор с похищением и наскоро казнил виновного — того самого гвардейца, который утопил принцессу.

Для всех со стороны выглядело так, будто тьма пожрала сыновей Эррегора, а Алентайна защищала их собой, потому и лишилась своих способностей. Теперь в ней илламы осталось столько, словно она не дочь дракона и самая сильная драконесса Андалурсии, а какая-нибудь селянская девка с жалкой порцией первородного огня. Эррегор чувствовал себя виноватым и был бесконечно благодарен жене за принесенную жертву. И за это она еще больше его ненавидела.

Чувство вины, чувство долга, признательность, жалость — все, что угодно испытывал к ней муж, но только не любовь. Ему недолго осталось, ему и его наследнику, этому провинциальному простаку Дастиану. Алентайна знала, что близок тот час, когда она сможет выпустить наружу тьму, что копится и разрастается у нее в душе. Иногда она чувствует, как та шевелится и дышит в ней, а иногда ей кажется, что тьма ей уже не подвластна, и только неимоверными усилиями амира не дает ей вырваться наружу.