Мы - драконы + Бонус (СИ) - Тоцка Тала - Страница 53

— Почему тогда она отвергла тебя? — Дастиана неумолимо клонило в сон.

— Потому что я идиот, снова выбрал внешнее, а Иви это сразу поняла, она ведь всегда умела смотреть прямо в душу. Она любила меня, а я бездарно все про… — Эйнар не договорил и умолк. Дастиан сочувственно вздохнул и не заметил, как уснул.

Принцы проснулись, когда солнце уже давно встало, под окнами копошился Лаг, где-то вдалеке пофыркивал морав. Дастиан вскочил с лежанки, словно и не было никакого падения, Эйнар тоже выглядел выспавшимся.

Они выпили горячего напитка из аркафии и заторопились во дворец.

— А где ваша дочь, Лаг? — спросил Дастиан перед тем, как обернуться.

— К бабке ухала, вчера еще, — простодушно ответил тот.

— Как вчера? — не понял Эйнар. — Она же в соседней комнате спала!

— А, ну да, — поспешно закивал лесник, — я это и хотел сказать, что спала, спала, а потом раненько встала, и только ее и видели.

Поняв, что ничего больше от него не добиться, принцы попрощались, и уже через минуту летели над Лаэлем, их мощные крылья разрезали воздух, словно саи в руках умелого мастера.

Во дворце, как и говорила Нилеса, царил натуральный переполох. Все куда-то спешили, бежали, торопились, и лица у всех были, соответственно, хмурые и сосредоточенные. Его светлость король Гастон тоже выглядел хмурым и сосредоточенным, а ведь обычно он веселый, и шутки сыплются из него, как крупа из прохудившегося мешка. Король поспешил навстречу молодым драконам, поприветствовал геронского принца и склонил голову перед амираном.

— Боюсь, мой дорогой, нам придется обручить вас без невесты, — беря Дастиана под локоть и отводя его в сторону, зашептал Гастон. Он являл собой тип истинного лаэльца, был смугл, черноволос и обходителен. — Моей дочери нездоровится, и она не сможет присутствовать на церемонии.

Дастиан с трудом скрыл рвущееся наружу ликование, несколько неуместное для выражения пространных сожалений по поводу хворающей невесты, которыми он осыпал Гастона. Но тут к его светлости подошел один из дворцовых служителей, поклонился, шепнул что-то королю на ухо, и тот, явно испытав громаднейшее облегчение, повернулся к будущему зятю.

— Принцессе стало лучше, мой амиран, ее уже готовят к церемонии.

А вот скрыть разочарование оказалось сложнее. Впрочем, Дастиан справился и с этим. Как знать, может он и привыкнет когда-нибудь ко всем этим моральным реверансам, если Арчи и Лерр все же умудрятся сбагрить ему трон? С другой стороны, дядя Эррегор ни разу не утруждается что-то изображать, ведет себя, как считает нужным и при этом прекрасно справляется с обязанностями амира.

Вот только дядя Эррегор, как и его отец Хазадар, да и как отец Эйнара король Сагидар, женились на любимых девушках, их дети родились от любимых жен, один Дастиан влип в этот договорной брак, как жук в лесной мед…

Дастиан с Эйнаром в ожидании невесты стояли у трона в большом зале, Дастиан рассматривал вычурно инкрустированные позолотой колонны и потолочные балки лаэльского дворца — Гастон любил роскошь — и размышлял, что ему нравится больше: геронская лепнина или лаэльская позолота. Эйнар просто скучал и смотрел в окно.

Внезапно присутствующие оживились, и в зал вошла процессия, возглавляемая его светлостью Гастоном Архат-Рийялом. Он вел под руку невысокую щупленькую девушку, хотя правильнее было сказать тащил, а еще правильнее, толкал, одной рукой держа ее за локоть, а другой упираясь дочери между лопатками. С другой стороны дочь вела королева Асия. Поймав озадаченный взгляд амирана, его светлость ободряюще улыбнулся, и Дастиан так и не понял, кого Гастон пытался подбодрить. Эйнар, подозрительно прищурившись, молча наблюдал за шествием.

Лицо невесты по лаэльскому обычаю было скрыто полупрозрачной накидкой, для верности закрепленной на голове обручем, а сама она завернута в сотню немыслимых одеяний, что всегда озадачивало Дастиана. В Эрдамане тоже жарко, но там никто не кутает молоденьких девушек в бесконечные рулоны ткани.

Даже за накидкой было заметно, как сильно нездоровится принцессе. Распухший нос, слезящиеся глаза, девушка подошла ближе и несколько раз звонко чихнула, а затем шумно шмыгнула носом. Гастон посерел, Эйнар закусил губу, Дастиан едва не расхохотался. А у них тут живенько, он уж думал, умрет от скуки.

— Право, ваше высокородие, вам не следовало подниматься с постели даже ради меня. Помолвку мы заключили бы, и не утруждая вас необходимостью присутствия, — поклонился он принцессе, протягивая руку.

В его ладонь легла еще совсем детская рука с обломанными неровными ногтями, пальцы невесты, несмотря на теплынь, были холодными, как лед, и так дрожали, что Дастиан невольно почувствовал жалость. Принцесса еще совсем дитя, ребенок болен, а глупые обязательства подняли ее на ноги и погнали сюда, чтобы засвидетельствовать их обоюдное равнодушие к браку, щедро сдобренному крепким лаэльским настоем из дубовых бочек.

— Ваша светлость, принцесса едва держится на ногах, — обернулся он к Гастону и королеве, продолжая держать невесту за руку. Девушка и правда дрожала уже вся, и тут он почувствовал, как его ладонь в ответ легонько сжали холодные пальцы.

— Поверьте, мой амиран, еще с утра ее высокородие была абсолютно здорова, — чуть ли не сквозь зубы процедил Гастон и махнул церемонимейстеру. — Начинайте.

После того, как Дастиан Болигард и Аселин Архат-Рийял были объявлены женихом и невестой и обменялись обручальными амулетами, жениху следовало поцеловать невесту. Но та вдруг так расчихалась, что Дастиан готов был отходить Гастона, хоть тот и годился ему в отцы.

— Немедленно отправляйтесь в постель, Аселин, — сказал он непререкаемым тоном, выпуская ее руку, — и поскорее выздоравливайте. Вам следует себя поберечь, коль уж здесь никому больше нет до вас дела.

— Спасибо, ваше высочество, — прошептала невеста и, еще раз прикоснувшись к ладони Дастиана, на этот раз с благодарностью, стремглав понеслась к выходу. За ней потянулась вереница сопровождающих, Дастиан с непонятным чувством смотрел вслед.

Он только что дал обещание жениться на совсем чужой ему девушке, незнакомой, нежеланной и совсем ему не интересной. Если бы Ивейна была больна, он сидел бы у двери ее покоев и сходил с ума от беспокойства, а здесь всего лишь вежливое участие. Видно, на роду ему написано не познать счастья в семейной жизни. Дастиан взглянул на Эйнара, и они оба тяжко вздохнули.

***

Ивейна снова пряталась в своей комнате от матушки. И от отца. Было пока слишком непривычно называть его величество амира Эррегора отцом, еще непривычнее, когда к ней обращались «ваше высочество». И она по-прежнему недоумевала, видя свое отражение в зеркале или оконных стеклах. Вот только братьев, на удивление, Иви приняла легко и просто, словно они всегда были в ее жизни не птицами, а людьми.

Тона и Эррегор поженились и искрились счастьем, Ивейна от всей души была за них рада, но Тона почему-то чувствовала вину перед дочерью за то, что та страдает, и считала себя обязанной быть рядом и развеивать ее грусть-тоску. Это было еще хуже, чем вечно сочувствующий взляд Эррегора, который Иви без конца ловила на себе. Если бы она могла, то давно сбежала бы к своему кровному, но граф Родерик вернулся в Леарну на службу к королю Сагидару, да еще и жениться собрался, уж ему точно теперь было не до Ив.

Иви тихонько вздохнула и погладила маленькую брошку в виде серебряного дракончика, приколотую к платью с левой стороны, ближе к сердцу. Эту брошку подарил ей Эйнар перед тем, как улететь из Сиридана после ее последнего решительного отказа выйти за него замуж.

«Я ее заговорил. Если будешь все время ее носить, сможешь меня простить и снова меня полюбишь», — сказал Эйнар с вымученной улыбкой, и при этом в его глазах была такая тоска, что Ивейна потом всю ночь прорыдала в подушку. А наутро потребовала от отца, чтобы он расторгнул брачный договор, подписанный ним и отцом Эйнара…