Возвращение росомахи
(Повести) - Зиганшин Камиль Фарухшинович - Страница 61

Пока шла беседа, собаки чистились. Тщательней всех вылизывался Мавр, но, несмотря на все его старания, едкий запах держался, вызывая у него приступы кашля.

— Что, вонькая зверюга?! Половчей надо быть, — погладил любимца Степан.

Лайка слегка вздрагивала под тяжестью хозяйской руки, а глаза светились счастьем и бескорыстной преданностью, свойственной лишь собакам. Мавр боготворил хозяина. Умей он говорить, воскликнул бы: «Что прикажешь, повелитель?» Ради доброго отношения пес был готов на любой подвиг, даже на новую встречу с вонючкой.

Ночную тишину прорезал густой волчий вой, гордый и уныло-щемящий одновременно. Волк начал снизу, постепенно повышая тон. Ему ответил голос потоньше, но полный силы, заливисто-трепещущий. Учетчики замерли.

— Ну, студент, у тебя сегодня хорошая практика. Слушай! Это молодой заявляет о себе. Радуется жизни! — шепотом пояснил Макарыч.

Не успели оба воя слиться в слаженный дуэт, как к ним присоединился третий. И вот уже переливается от утробнонизкого до высокого, как туго натянутая тетива, многоголосый хор.

— Воют так, ровно душу вынуть хотят. Сколько в этих «песнях» звериной тоски, какая отрешенность! — произнес Степан.

— У меня прям мурашки по спине забегали, — отозвался Вася и перекрестился.

— А я люблю их арии. Особливо, когда враз несколько завоют с повизгиванием и подбрехом. Вслушайтесь, это ж целый оркестр. У каждого свой голос. Взрослый воет басом, у волчицы голос выше и пожиже. У самых матерых песня в несколько колен и протяжная.

Неожиданно в волчью песню врезался тонкий, срывающийся на частый, отрывистый собачий лай, визгливый скулеж.

Вася вопросительно глянул на Макарыча.

— Это волчата голос пробуют… — пояснил тот. — А сейчас переярок… Слышишь, начинает хорошо, а конец не вытягивает — сипит. Если внимательно слушать, то можно определить, сколько в стае волков и какого они возраста.

— Да, волки — удивительное племя. Умные, организованные. В стае жесткая иерархия и дисциплина. На охоте каждый четко знает свою роль. Но вместе с тем они, как и люди, все разные. Кто-то ленив — ест только то, что, как говорится, само в пасть идет, кто-то жесток — режет, не раздумывая и без меры. Для таких убийство — забава. Кто-то верен, а кто-то предаст, не задумываясь. Но что у них не отнять — супружескую верность хранят всю жизнь. Трогательно заботятся о потомстве. Если волчица погибает, волк в одиночку воспитывает и кормит волчат. А сам так и остается вдовцом, — просвещал студента Степан, подкладывая сучья в костер.

— Слышал, будто волчица не защищает потомство, когда люди ее детенышей из логова забирают. Издали молча наблюдает. А как же материнский инстинкт? — вопросительно глянул на охотоведа парнишка.

— Сложный вопрос. Версий много. Возможно, она бережет жизнь для того, чтобы на следующий год дать новое потомство. А может, надеется выследить, куда унесут волчат, и ночью освободить их. Хотя, скорей всего, первопричина — страх. Страх перед человеком. Конечно, странно, что у волков он проявляется в столь гипертрофированном виде. Наверное, сказывается опыт предыдущих поколений. Человек всегда воевал с волками. И те, кто пытался защитить потомство, погибали. Выживали те, кто уходили, — рассуждал Степан. — Между прочим, опытные волчатники никогда не опустошают логово полностью. Одного щенка обязательно оставляют. Если всех взять, то волки этим логовом больше не пользуются. А так каждый год можно урожай собирать.

— Верно Степан Ермилович говорит, — не утерпел, встрял многоопытный Макарыч. — У волков все подчинено сохранению жизни волчицы. Если выхода нет, то волк даже себя может подставить под выстрел. А иной проявляет такую смекалку, что диву даешься. Как-то гнал парочку на лыжах. Впереди волчица, за ней волк. Когда они добежали до поваленного дерева, он ударом лапы сбросил ее под ствол. Завалил снегом и побежал дальше. Не всякий человек до такого додумается, а тут волк!

Макарыч встал и, разминая затекшие ноги, прошелся взад-вперед. Потом хитро посмотрел на Васю:

— Хочешь настоящего матерого послушать?

— Еще бы!

— Погоди чуток, — произнес охотник полушепотом, придавшим особую значительность моменту.

Откашлявшись, он сложил руки рупором у рта, придавил горло с обеих сторон большими пальцами, а указательными слегка сжал переносицу, закинул голову и затянул низким басом. Потом забрал повыше, раскрывая ладони. Завершая песню, взял такие минорные ноты, что собаки дружно заскулили.

— Эх, не то! Мощи нет и гнуси мало. Тоски не хватает! — расстроился Макарыч, отирая губы. — Давно не вабил.

И тут вдруг завыл Мавр. Это было до того неожиданно, что промысловик чуть не поперхнулся. Выл кобель, высоко задрав скорбную морду. Всем своим видом он выражал непомерную тоску и боль. Пел так выразительно и проникновенно, что сидящие у костра боялись пошевелиться. А кобель Макарыча Тайфун от удивления или страха поджал хвост и забился между котомок. В это время Мавр взял такую ноту, что у людей по спинам пробежал озноб. Пес при этом закатил глаза и весь задрожал.

Когда он умолк, растроганный Степан кинулся обнимать и целовать любимца.

Мавр от такого бурного проявления чувств хозяина даже застеснялся.

— Ну, друг! Не ожидал! Ну ты выдал! Певец! — взволнованно бормотал охотовед.

— Похоже, в нем есть волчья кровь, — резонно заметил Макарыч.

— Да ты что! На хвост посмотри — чистокровная лайка, — возмутился Степан.

Разговор прервала поспевшая пшенная каша с салом. Вася съел свою порцию и украдкой заглянул в котелок.

— Не стесняйся, сынок, доедай. Тебе не повредит — вон какой худой, — ободрил его Макарыч.

Подновив захиревший было костерок, студент выскоблил котелок до дна.

Чем выше поднималось пламя, тем яснее проступали колеблющиеся стволы кедров. Глядя на эту игру, паренек заснул. Степан еще какое-то время сидел, наблюдая за волшебной пляской вихрастых протуберанцев, но безжалостный сон свалил и его. Подбросив сучьев, Макарыч укрыл товарищей плащ-палаткой и устроился рядом.

Васе снилось, будто он стоит в толпе людей. К ним ползет паукообразное чудище. Оно хватает и поедает людей одного за другим и уже подбирается к нему. Вася бежит, бежит и оказывается в дремучем лесу. Чудище, почти догнавшее его, неожиданно останавливается. Оно почему-то боится зайти в лес. Воспользовавшись заминкой, Василий вбегает в стоящий среди деревьев необычный дом: его стены и крыша совершенно прозрачные. Откуда-то появляются люди в касках и начинают стрелять по дому из ружей. Вася мечется по комнатам, но спрятаться негде. Он слышит приближающийся вой, но вместо волка появляется громадная росомаха. Она сгребает стрелков, как муравьев, и проглатывает их…

В эту ночь и охотоведу снился странный сон: какие-то уродливые создания, похожие на доисторических бронтозавров. Они напали на его жену и дочь, когда те собирали грибы. Женщины сумели увернуться и с криком бросились в разные стороны. Степан мчится на помощь, но не видит их. Слышит только крики: «Папочка, ты где? Степа, помоги!» Степан пытается бежать, но ноги не повинуются. Он уже не идет, а еле-еле двигает ими, словно к ним приковали многопудовые гири.

От ужаса охотовед открыл глаза. Спина и лоб в холодном поту. Охотовед поежился. Медленно обведя взглядом густую паутину из ветвей и листьев, спящих рядом товарищей, сообразил, что это всего лишь сон. Тем не менее он так и не смог успокоиться. Встал и направился к ручью умыться. Его догнал Вася.

— Степан Ермилыч, я вот тут все думал, думал о том, какой росомаха нужный и полезный зверь… Может, вторую ловить не будем, а? Вы же говорили, что заявка на одну.

Лицо охотоведа посветлело. Он улыбнулся и обнял парнишку:

— Ты прав! Пусть себе бегает…

С той поры росомаха не появлялась в селе. Как будто между ней и людьми было заключено негласное мировое соглашение.

Пышка видела, как Угрюмого длинной палкой стянули на землю. Как псы набросились было на него, но двуногие почему-то отогнали их. После этого собаки ринулись к ней. Их злобный лай не предвещал ничего хорошего. Когда перед ней замаячила петля, Пышка поняла, что если не покинет дерево, то тоже угодит в руки двуногих.