Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич - Страница 143

• Предыдущая
• 143/247
• Следующая

— Господа, начнем побеждать, — призвал министр.

Он выступал в роли русского главковерха, а против него играли за Австрию и Германию генштабисты Янушкевич и Алексеев, с «русской армией»

Сухомлинова бились опытные вояки — Брусилов, Жилинский, Иванов, Гутор и прочие. В самый разгар игры «наступление» Сухомлинова было остановлено арбитрами:

— У вас больше нету снарядов. Стойте!

— Мои арсеналы, вы знаете, полны.

— Вы их исчерпали до последнего снаряда.

— Но заводы мои работают.

— Они не справляются с заказами фронта…

«Русскую армию» начали загонять в тылы России.

— Что вы на меня жмете, господа?

— Но у нас, — отвечали генералы, двигая фишки дивизий «противника», — арсеналы еще не иссякли. Наши заводы работают…

— Я не могу так играть! — отказался Сухомлинов.

Он запретил проводить разбор игры, и генералы разъезжались по своим округам в поганейшем настроении: игра показала неготовность России к войне с немцами. Министр вернулся в столицу, где сделал все, чтобы печальные результаты киевской игры не дошли до широкой публики… Тут его навестил Побирушка.

— Как порядочный человек, я вижу цель жизни в том, чтобы открывать людям глаза на все несправедливости нашего мира…

— Превосходно! Благородно! Достойно подражания!

— И сейчас я хочу открыть глаза вам, — заявил Побирушка. — Я долго молчал, страдая, но больше молчать не стану. Знайте: ваша Екатерина Викторовна давно живет с Леоном Манташевым!

— Как живет?

— Плотски.

— Зачем?

— Не знаю.

— Не верю. Такой приятный человек, миллионер…

— Одно другому не мешает, — заверил его Побирушка. Сухомлинов, кажется, прозрел:

— Благодарю… То-то я не раз замечал: даю сто рублей — жена тратит тысячу, даю тысячу — тратит десять тысяч.

— Вот именно! — подхватил Побирушка, указательным пальцем изображая в воздухе черту, которая должна стать итоговой… Сухомлинов резко поднялся из кресла.

— Сейчас пойду и устрою ей страшный скандал!

Ушел. Из супружеских комнат слышались крики, женский плач, мольбы и клятвы (Побирушка наслаждался). Но туг появились оба — и к нему. Красный, как и его штаны, министр кричал:

— Как вам не стыдно порочить честную женщину? Катенька мне все сказала. Она и господин Манташев — добрые друзья… Вон!

— Вон! — повторила Екатерина Викторовна. — За все наше добро… ходил тут, ел, пил… Ноги чтоб вашей не было!

— Чтоб не было! — подхватил министр. — А еще князь… Потомок царей Кахетии… Непристойно! Возмутительно!..

Этого Побирушка никак не ожидал. Его выперли прочь из квартиры Сухомлинова, а точнее — от самого носа забрали жирную кормушку Военного министерства. «Вот после этого и открывай глаза людям!» Он вернулся домой едва не плача. Переживал страшно:

— Пропали мои лошадиные шкуры… Что делать? Говорят, на Кавказе обнаружены ценные залежи марганца. Может, заняться их разработкой? Ах, люди, люди… не любите вы правды!

Раздался спасительный звонок от Червинской, которая о скандале у Сухомлиновых уже знала в подробностях.

— Плюньте на все, — сказала она, — и приезжайте ко мне. У меня сейчас… хвост! Без шуток. Самый настоящий. Пушистый. Ласковый. И хочет напиться. Берите вино — приезжайте…

Побирушка приехал. На диване сидел толстый молодой человек без пиджака, с очень хитрым выражением лица. Наталья Илларионовна слишком интимно обращалась с этим господином.

— Вот это и есть мой хвостик… Знакомьтесь! Побирушке выпал приятный случай представиться орловскому депутату, лидеру думской фракции правых — Хвостову.

— А почему вас в Думе не слыхать? — спросил он.

— Да знаете, — помялся Хвостов, — просто нет желания трепаться напрасно. А темы для речи еще не нащупал…

Побирушка выставил бутылки с рейнвейном из портфеля.

— Бурда! — сказал Хвостов. — Колбасники нальют в бутылки воды из своего заплеванного Рейна и продают нам под видом рейнвейна.

— Вот и тема, — намекнул Побирушка. — Сейчас немцев ругать очень модно и выгодно… Выступите с трибуны Думы!

В бутылках была все-таки не вода, и Хвостов, опьянев, стал позволять себе нескромные поглаживания госпожи Червинской под столом, тогда она встала и заняла ему руки гитарой.

— У него хороший голос, вот послушай, — сказала она Побирушке, а Хвостов запел приятным баритоном:

Разбирая поблекшие карточки Окроплю запоздалой слезой Гимназисточку в беленьком фартучке, Гимназисточку с русой косой…

В этот момент он был даже чем-то симпатичен и, казалось, заново переживал юность, наполненную еще не испохабленной лирикой провожания гимназистки в тихой провинции, где цветет скромная сирень, а на реке перекликаются колесные пароходы…

С остервенением Хвостов рванул зыбкие струны:

Все прошло! Кто теперь вас ревнует?

Только вряд ли сильнее меня.

Кто теперь ваши руки целует, И целует ли так же, как я?..

Закончил и окунул лицо в растопыренные пальцы.

— Черт возьми, — сказал лидер правых, — жизнь летит, а еще ничего не сделано… для истории! Для нее, для проклятой! Побирушка, расчувствовавшись, заметил Хвостову:

— Алексей Николаич, вы такой умный мужчина, с вами так приятно беседовать, слушайте, а почему бы вам не претендовать на высокий пост… скажем, в эмвэдэ?

— Спросу на нас пока нету, но… мы готовы!

Сергей Труфанов (бывший Илиодор) выбрал в жены красивую девушку из крестьянок, и газеты Синода сразу забили в набат: вот зачем он отрекся от бога — чтобы бог ему блудить не мешал! Между тем Серега вел здоровый образ жизни, жену любил, вином не баловался, по весне поднимал на хуторе пашню. Газеты публиковали его фотографии, где он в пальто и в меховой шапке сидит возле избы, а подле него стоит ядреная молодуха в белом пуховом платке. В руке Сергея Труфанова — палка вечного странника, а узкие змеиные глаза полны злодейского очарования и хитрости… Неожиданно, будто с луны свалился, притопал на Дон корреспондент американского журнала «Метрополитэн».

— Америка заплатит шесть тысяч долларов. Продайте нам свои мемуары о похождениях вместе с Гришкой Распутиным.

• Предыдущая
• 143/247
• Следующая