Чужая беременная (СИ) - Ваниль Мила - Страница 26
- Предыдущая
- 26/42
- Следующая
— Ерунда… — Она присела рядом на стул. — Рассказать?
— Если не торопишься.
— Рассказ короткий. Изложение мы писали, о летчике. И там была фраза о том, что летчик катапультировался из кабины самолета. А я тогда это слово не знала, перепутала с другим. В моем исполнении это звучало так: «Летчик капитулировался».
Михаил громко захохотал.
— Ага, весь класс смеялся. Правда, тогда все отличились, и учительница перлы зачитывала, не упоминая имен.
— Да, зато слово выучила, — хмыкнул Михаил.
— На всю жизнь, — улыбнулась Маруся. — Ладно, пойду я. Отдыхай.
Глупо просить ее остаться. Посиди со мной, поговори? Глупо. Лежишь, Мишенька, бревном? Вот и лежи! Он не волновался, дошла ли Маруся до дома. Лорд получил приказ охранять, значит, порвет любого, кто к ней приблизится.
Наутро дела наладились. Михаил смог встать, не морщась от боли, и занялся обычными делами, избегая нагрузок. И про укол не забыл, теперь уж целый курс необходим.
Честно говоря, он рассчитывал, что Маруся придет его проведать. Все ж плашмя лежал, неужели не побеспокоится, как его здоровье? Утром уговаривал себя, что она спит: городская же, ей ни к чему ранние подъемы. А когда перевалило за полдень, забеспокоился, не случилось ли чего. Ладно бы, увидел соседку издалека, но из дома она вроде бы и не выходила. Может, уехала куда, пока он на заднем дворе был?
Михаил так и не придумал, как заявиться к Марусе под благовидным предлогом. Махнул рукой на приличия и ввалился без приглашения. Причем буквально и через окно. И правильно сделал!
Начал он, конечно же, с двери, но та была заперта, а на стук никто не вышел. Тогда он обошел дом и заглянул в приоткрытое окошко. Маруся лежала на кровати, накрывшись одеялом чуть ли ни с головой. И все бы ничего — спит и спит, мало ли, — однако Михаилу показалось, что Маруся дрожит.
— Маруся… — позвал он тихо.
Она завозилась, повернулась на голос и уставилась на Михаила каким-то невидящим взглядом. Лихорадочный румянец на ее щеках подсказал, что у нее высокая температура.
Михаил, не раздумывая, влез в окно, положил ладонь на лоб Марусе. От нее веяло жаром, как от печки. Присвистнув, он сбегал в ванную, намочил небольшое полотенце, положил Марусе на лоб и помчался к себе за аптечкой. И только на обратном пути сообразил, что беременным можно пить не все лекарства.
Холодный компресс немного помог, Маруся пришла в себя.
— Ох, Маша, Маша… — покачал головой Михаил, протягивая ей градусник. — Как же ты так?
— Я не специально… — прошептала она. — Простыла… наверное…
— Что болит? Горло?
— Горло, голова.
— Какие тебе таблетки можно, знаешь?
— Нет…
— Эх… Надо в больницу, я не знаю, как тебя лечить.
— Не надо, — попросила Маруся. — Толику позвони…
Михаил онемел. И чуть не отправился восвояси. Понятно, что Маруся не в себе от высокой температуры, но это слишком. За помощью она в первую очередь обращается к мужу…
— Он врач. — Она облизала сухие губы. — Он быстрее скажет, какую таблетку выпить.
Ядрена вошь! Да проще Василису позвать, она точно знает, как Марусю на ноги поставить. Однако Михаил сделал над собой усилие и взял Марусин телефон.
Номер Анатолия отыскался сразу.
— Абонент вне доступа, — сообщил Михаил через минуту. — Три раза набирал.
— На операции, наверное… Миш, мне водички бы.
Ядрена вошь! Мог бы и сам сообразить. При температуре надо много пить, желательно подкисленную воду. В холодильнике Михаил нашел лимон.
И чего растерялся? Мед и малина — вот выход. И травы, ими горло полоскать хорошо. За травами — к Василисе, за медом — к Степке-пчеловоду, малина по пути отыщется.
— Может, Кольке позвонить? — спросил он, когда Маруся напилась.
— А ему зачем?
И то верно. А вот дочке — это вариант, она тоже в положении, может, знает про таблетки.
Ксюше он звонил по пути к Василисе, чтобы не терять время. Если дочка и удивилась необычному вопросу, то скрыла это.
— Таблетку парацетамола точно можно, вреда не будет, — ответила она. — А вообще лучше с врачом посоветоваться.
— Ты сама не болеешь?
— Нет, пап. Я книжки читаю, для беременных. Простуду лучше народными средствами лечить.
Народными — так народными. Михаил вернулся с добычей — малиновым вареньем, медом, травами, — и с инструкциями от Василисы.
— Некогда мне, — отмахнулась она. — Иди, Мишаня, иди. Не будь идиотом.
Странная она, Василиса. Иногда как скажет чего…
Муж Толик телефон так и не включил, Маруся и сама звонила — бестолку. Кольку беспокоить не хотела. В больницу ехать отказалась. Так Михаил и превратился в няньку. К слову, его это не напрягало. Маруся не капризничала, послушно пила все, что он давал, терпела все процедуры. Есть, правда, отказывалась, но один день — это не страшно. Пила зато много: и молоко с медом, и чай с малиной.
Домой он вернулся вечером, когда Маруся уснула, да и то ненадолго — поесть и переодеться. Ночевать Михаил собрался у соседки, в кресле. Все спокойнее, чем дергаться, как она там, и бегать проверять. Ее телефон он забрал с собой. Как чуял! Объявившийся муж, будь он неладен, точно ее разбудил бы.
— Да, — ответил Михаил не без ехидства, — представляя, как вытягивается лицо Толика.
— Простите, ошибся, — буркнул тот.
И перезвонил.
— Да-да.
Теперь-то точно ошалел! Затянувшаяся пауза — и долгожданный вопрос:
— Кто это?
Сосед-любовник, ядрена вошь!
— Михаил, Марусин сосед.
— Передайте Маше трубку, — отчеканил Толик.
— Не могу, она спит. — Михаил выдержал театральную паузу и добавил: — Только что температура спала.
— Что?!
— Заболела, говорю, Маруся.
— Так она поэтому звонила?
Нет, ядрена вошь! Соскучилась!
К чести Толика, соображал он быстро и ранимым самолюбием не страдал. Тут же засыпал Михаила вопросами о симптомах и проводимом лечении.
— Все правильно, — выдохнул он под конец. И окончательно удивил: — Спасибо, что позаботились о Маше. Завтра приехать не смогу, мы с Машей договорились, что к врачу я ее отвезу через три… уже два дня. Если вдруг станет хуже, звоните сразу же.
— Если дозвонюсь… — пробурчал Михаил.
Впрочем, Толик его уже не услышал.
И почему так неприятно резануло это «мы с Машей договорились»?
= 28 =
Болеть Маша не умела и не любила. Может быть, потому что живы в памяти детские воспоминания о том, с каким вкусом и размахом обожала болеть ее матушка, изводя отца капризами. Или, может быть, потому что Толик не терпел «инфекции в доме», в силу своей профессии, и предпочитал эффективную профилактику во время вспышек гриппа.
Сейчас Маше и вовсе было страшно, не за себя — за малыша. Она даже немножко поплакала, когда Михаил не видел, сокрушаясь о том, какая она плохая мать. Эгоистка! Из-за поцелуя промочила ноги, подвергла малыша опасности. И витамины даже не открыла, а они укрепили бы ее иммунитет.
Михаил суетился вокруг нее, как заботливый папочка. Маша терялась в догадках — почему так. Вроде бы ничего такого между ними нет. Или есть? Или она все себе придумала, а сосед — просто добрый и отзывчивый человек. Его забота была приятной, ненавязчивой. Он не спрашивал каждую минуту, как Маша себя чувствует, зато прикасался губами ко лбу, проверяя температуру, и ставил градусник. Он даже Толику позвонил по ее просьбе. Когда Маша пришла в себя, то ужаснулась. Как она могла попросить о таком? Что Михаил о ней подумает? А потом улыбалась, потому что поняла — ее не волнует, что подумает Толик.
Утром Маша долго рассматривала Михаила, который спал в кресле. С угрызениями совести, между прочим, рассматривала, памятуя о его больной спине. Надо же, не ушел домой, караулил ее всю ночь, в ущерб собственному здоровью.
В кресле Михаил, конечно же, не помещался. Он откинулся на спинку и вытянул ноги, а руки сложил на животе. Лицо заросло щетиной, хотя после парикмахерской он старался бриться каждый день. Он дышал глубоко и ровно, и Маша на цыпочках прокралась мимо него в уборную.
- Предыдущая
- 26/42
- Следующая