Чужая беременная (СИ) - Ваниль Мила - Страница 27

Обратно тоже шла тихо-тихо, как мышка. И взвизгнула от испуга, когда Михаил сгреб ее в охапку и усадил на колени.

— Испугал? — спросил он.

Темные глаза смеялись, ни тени раскаяния Маша не заметила.

— Неожиданно, — призналась она хриплым голосом. — Давно не спишь?

— Услышал, что ты встала. Что с голосом? Горло болит?

— Болит, — согласилась Маша и попыталась встать.

Из одежды на ней была лишь короткая ночная сорочка и теплые носочки из козьего пуха. Близость мужского тела смущала, вгоняла в краску. Однако Михаил не отпустил, его объятия стали еще крепче.

— А температура?

Он притянул Машу к себе, коснулся губами лба, и она почувствовала себя загнанной в ловушку. Захотелось расслабиться, положить голову на мужское плечо, закрыть глаза и наслаждаться теплом, нежиться в объятиях.

— Лоб холодный, — сообщил Михаил. — Горло надо прополоскать. Сейчас дам тебе отвар.

Он сказал: «Сейчас», но вставать вроде бы не собирался. Рука скользнула по Машиному плечу, возвращая на место сползшую бретельку рубашки, обхватила талию, огладила бедро.

Маша замерла, не в силах отвести взгляд от темных глаз. Михаил смотрел с интересом, даже с вызовом, ждал ее реакции. А она растерялась, как девочка на первом свидании. И сердце билось часто-часто, как у трусливого зайчишки.

— Вечером твой Толик звонил, — неожиданно сказал Михаил.

Наваждение исчезло — на Машу как будто вылили ведро ледяной воды.

— Я спала?

— Да, ты спала. Я рассказал ему о твоей простуде.

— Судя по всему, его это не слишком расстроило.

Маша отвернулась и уставилась в угол комнаты, где висели поломанные часы с кукушкой.

— Его это встревожило. Во всяком случае, вопросов о твоем самочувствии и лечении он задавал много.

— И все?

— Нет. Проводимое лечение он счел адекватным. Посчитал, что ему нет смысла приезжать раньше, чем вы договаривались.

Маша поморщилась. Толик в своем репертуаре, все решил за нее.

— Я ни о чем с ним не договаривалась, — пробурчала она. — Обещала подумать, только и всего.

Михаил аккуратно поставил ее на ноги.

— Пойдем горло полоскать, Маруся. Только надень халат, пожалуйста.

— Мне не холодно…

— Это мне жарко.

Маша смутилась так, что чуть не расплакалась. Между прочим, сейчас она точно сама к Михаилу не приставала. За что он… так?

Обида нарастала, душила, сдавливая и без того саднящее горло. Маша схватила халат, но опустилась на кровать, едва Михаил вышел из комнаты. Разве справедливо издеваться над больной беременной женщиной?

Ключевое слово «беременной». Это все гормоны, никто ее не обижал. Наоборот, Михаил заботится о ней, как о… как о… Маша не могла определиться, кто она для Михаила. Судя по его недвусмысленным жестам — не просто соседка, за которой он обещал присмотреть.

— Миш, давай я тебя завтраком покормлю, — предложила Маша, останавливаясь в дверях кухни.

Михаил процеживал отвар, переливая его из кастрюльки в чашку.

— А? — переспросил он, не оборачиваясь. — А, нет, спасибо, Маруся. Рано еще, ты горло пополощи и ложись, поспи. А у меня дела.

— Позже приходи, после дел, — не отставала она. — Я кашу сварю, сладкую, с изюмом и курагой.

— Кашу я предпочитаю с мясом. — Михаил протянул ей стакан с отваром. — Иди, полощи, пока теплое.

После полоскания глотать стало чуточку полегче.

— А если с мясом, то придешь? — упрямо спросила Маша, вновь появляясь на кухне.

Михаил возился у стола, смешивая что-то в чашке.

— Пора мне, — невпопад ответил он. — Слушай внимательно. Постельный режим, ноги в тепле. Горло полоскать каждый час вот этим, — он показал на термос. — Пить теплую воду с лимоном и медом. И поешь что-нибудь, пожалуйста. Вчера целый день не ела. Только ничего холодного.

— Да ладно… Я же не глупая, чтобы холодное… Миш, так ты не придешь?

Вот же… Маруська. И правда, на его козу похожа, такая же упрямая. Стоит, пошатывается. И бледная, как поганка. А туда же… кормить его собралась… Неужели он выглядит таким истощенным, что все накормить норовят?

Дурень, ядрена вошь. Женщины так заботятся — накормить, напоить, обогреть. И Маруся не исключение.

— Я приду, — пообещал он. — И не из-за мяса.

— Миш… А спина твоя как?

— Да забыл уж, что болела.

— Миш…

Михаил не понимал, чего она добивается. Он стоял на пороге, собираясь уходить, а она все никак не могла отпустить его, как будто навек прощалась.

Гормоны?

Какие гормоны, ядрена вошь! Если в глазах столько щенячьей тоски, что хочется плюнуть на все дела и никуда не уходить. И целовать, целовать… Целовать до одуряющей сытости, до исступления.

Ядрена вошь. Но она же ясно дала понять, что не готова.

И муж Толик…

Ох, Маруся, что же ты творишь?

Кончик розового язычка скользит по губе. Жаркие ладони на плечах. Маруся не целует, прижимается щекой, обхватывает руками, гладит спину.

— Я решила. Я не поеду в Москву с Толиком. Отвезешь меня в женскую консультацию? Когда ты сможешь?

Соглашайся, дурень.

— Э-э-э… Маруся… — Руки сами гладят худенькие плечи, пальцы обводят острые ключицы. — Мне кажется, твой муж прав. В Москве врачи лучше. Тем более, ты болеешь, и…

— Что?!

Разгневанная Маруся похожа на взъерошенного котенка: глаза горят, когти выпущены, шерсть дыбом.

— Мару…

— Я совета просила? — Она больно ударяет его в грудь кулачками, спохватывается, пугается, но не подает виду. — Если не хочешь, так и скажи.

— Маруся, я не отказываюсь, я…

— Ты прав, — кривится она. — Извини. Я и так злоупотребляю твоей добротой.

Ядрена вошь…

Лорд залаял неожиданно громко и требовательно. Михаил вышел на терраску — пес сидел у крыльца.

— Что, гости? — спросил Михаил.

И точно, его ждала одна из дачниц, покупающих молоко. Надо идти.

— Маруся… — обернулся он.

Но ее на кухне уже не было.

= 29 =

Никто не обещал, что будет легко. Михаил прекрасно понимал, что ступил на зыбкую почву, вторгаясь в личное пространство. К сожалению или к счастью, он принадлежал к той породе мужчин, для которых чужая беременная — табу. И бракоразводный процесс отнюдь не облегчал развитие взаимоотношений.

Маруся могла передумать, в любой момент. Обида пройдет, ребенок остается, он навсегда связал ее с мужем. Толик был против развода, Толик хотел сам заботиться о своем ребенке.

Можно ли простить измену? Конечно, да, если любишь.

Если этот кобелина любит жену, то дело и вовсе труба.

И все же Михаил не мог оставаться в стороне. Зацепила, приворожила — это все ерунда. Он влюбился в Марусю, влюбился, как мальчишка.

Между прочим, Михаил в деревне от отсутствия женского внимания не страдал, как раз наоборот. Поначалу к нему все деревенские разведенки и старые девы в гости захаживали, потом замужние стали сватать незамужних родственниц. Да что далеко ходить! Та же Василиса со своей двоюродной сестрицей плешь проела. Кстати, теперь она Марусю привечает, а о Зинке вроде как и забыла. И замечательно.

Так вот, выбор у него был, и большой. Только никто в душу не западал, как Маруся. А она рядом, только руку протяни… и далеко, потому как запретный плод. Стоит Михаилу перейти в наступление, как на горизонте маячит тень мужа Толика. Да и сама Маруся… то привечает, то вроде как боится чего. А теперь и вовсе обиделась.

Ядрена вошь.

Михаил с удовольствием разобрался бы в Марусиных обидах, но времени на это не осталось. Доить коз, задавать корм животине, пахать на огороде… И еще тысяча мелких дел, которые уже нельзя откладывать. И Марусины цветы не забыть полить. Вот и сводилось весь день общение к вопросу «Как ты себя чувствуешь?» и ответу «Нормально».

Температура поднялась только к вечеру, да и то небольшая, зато в комплект к больному горлу добавился насморк. А Маруся, коза упрямая, умудрилась приготовить ужин, да такой вкусный, что Михаил не устоял, умял две тарелки гречки с мясом. Хозяюшка…