Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 25

Это уже мне. Шагаем, молчим, бабушка сопит сердито, да и правда — устала наверное. Нужно будет и правда весь огород ей выполоть, заодно и полы дома перемою, пыли поди скопилось…

— Ты чего так лютуешь? — спросила я наконец.

— А ты долго там отсиживаться собралась? Будто породу твою не знаю, вся в отца — тени своей боишься. Ууу, бестолочь… А этим кумушкам только в радость, вместо трагедии потеха вышла… Ещё месяц будут обсуждать, как я нового русского клюкой обихаживала, я ж нарочно у окна встала…

Я взяла бабушкину ладонь и погладила, едва не задохнувшись от нежности.

— Ты у меня самая лучшая, бабуль.

— Огород все равно полоть будешь, — я кивнула и улыбнулась. — Ещё и жалко его небось теперь?

— Жалко, — согласилась я. — Больно же, а он и не сделал ничего…

— Одно слово — бестолочь, — заключила бабка, но в ответ меня по ладони тоже погладила.

Старая ведьма успела приложить меня четыре раза. Всё четыре боевых ранения болели достаточно значительно, впрочем особенно обидно было то, что ни за что, ни про что. Практически. Вот не могла она прийти на полчаса раньше? Да блин, хотя бы на пятнадцать минут раньше — я бы постарался уложиться.

Но странно — настроение отменное. Предательскую утку я даже по спинке погладил, пока она сжирала мой завтрак, состоящий из последней нашедшейся дома еды.

— Увидишь тётка с палкой, — попросил я. — Никаких телячьих нежностей. Бабулю можешь не трогать, а вот палку уничтожь.

Селезень покосился на меня налитым кровью глазом и зашипел, видимо не желая делиться жратвой. Я понятливый, я отступил. Иду, в животе урчит, как назло ни одного кафе или ресторана магазин ещё закрыт, а в столовую я ходить теперь боюсь — куча баб приходит посмотреть как я ем. И что-то мне подсказывает, что после вчерашнего баб будет ещё больше. Поем в обед, с трактористами. Или вообще приглашу агрономшу на пикник, пусть дует на мои раны, хотя можно и поцеловать… Пикник я успел вообразить во всех подробностях и к сельсовету подходил мечтательно улыбаясь.

— А пирожков нет случайно? — на всякий случай спросил я у Анжелы, вспомнив ради этого её имя.

Она злобно сверкнула глазами и ушла в закат походкой от бедра. Я пожал плечами — не больно и хотелось. Вообще, пища духовная гораздо важнее, а я ой как наем я, когда всю их богадельню на чистую воду выведу. В течении часа подписал документы на строительство нового офиса, договорился насчёт машин и ещё кучу мелких вопросов. Прошёлся мимо кабинета Любы раз шесть — тишина.

— А где агроном? — грозно спросил я ввалившись в кабинет председателя.

— Так вот.

Он ткнул пальцем в сидящего скукожившись на табуретке тощего рыжего пацана. Я вздохнул.

— Настоящий агроном. Главный.

Председатель закатил глаза выразительно, я прям так и понял, что ходить в главных Любе предполагалось до оперения этого рыжего птенца. Вот же козлы, недовольно подумал я, начисто забыл о том, что сам Любу буквально преследую с самыми, что ни на есть, крамольными мыслями.

— На полях, — буркнул председатель и посмотрел на меня почему то обиженно.

— У неё ж машины нет.

— А, пешком ушла…

Я подавил желание дать в лоснящуюся морду кулаком — ещё не время, и поехал на поля. Совсем случайно я прихватил с собой бутылку вина, даже домой для этого заскочил. Еды дома не было, а вот алкоголь имелся. Штопор взял, два бокала. Тоже совершенно случайно. Любка там утомилась поди, на солнышке, а тут я с вином — воображаемый порно-пикник не давал покоя.

— Была тут, ушла, — махнул рукой тракторист недалеко от горелого поля.

— Подходила, хотела компот попить и сбежала, — сообщила женщина из полевой столовой.

Я так разволновался, что даже перестал выдумывать новые подробности пикника. Куда она делась на такой жаре, пешком? Опять на речку нагишом ушла купаться? Как бы в обморок где не грохнулась. А может её обидел кто и она снова ревет в кустах? Совсем нехорошо было бы.

— Марк Дмитриевич! — окликнули меня сзади.

Я по именам никого ещё толком не знал, но обернувшись подал руку, вежливость превыше всего. Молодой мужчина, лет наверное, тридцати, смотрел на меня пытливо и не без любопытства. Этому то чего надо?

— Я спешу, — напомнил я.

И правда, спешу. У меня машины, новый сельсовет, бухгалтерия, и ещё миллион вопросов, а я битый час по полям голодный катаюсь и ищу рыжую девицу.

— Я быстро, — обещал парень. Потом все же посомневался, но решившись, спросил. — А правда, что вы агрономшу завалили? Любку… Она у нас недотрога, мы даже на деньги спорили…

Я удивился, но не так чтобы. Мудаки встречались, мир полон мудаков. И в большинстве случаев мне на всех них посрать. Они просто не могли до меня добраться, и дело не в деньгах даже — в уверенности в себе. Единственный, кто вышибал меня из колеи, это Любка. Ну, и селезень, если быть совсем честным. А теперь я знаю, что Любку, мою маленькую рыжую гарпию обижают. И чего я раньше не приехал?

— На много поспорили? — спросил я.

— На пять тыщ, — осклабился тракторист.

Я с хрустом потянулся, а потом просто въехал кулаком ему в челюсть. Он упал неловко, грузно, словно мешок картошки, только пыль взметнулась.

— Вычту из зарплаты, — сказал я и пошёл дальше Любку искать.

Я даже про пикник перестал думать. Только теперь в полной мере осознал, что Любе сейчас может быть не до секса. Что все эти взгляды, которые направлены на меня, и не причиняют никакого не удобства, её могут ранить. Что Любку обидели. Долбаный колхоз казался огромным, я ещё плохо ориентировался, одинаковые поля испещренные пыльными дорогами навевали тоску — искать здесь, все равно, что иголку в стоге сена. Вот стогов сена кстати, тут было предостаточно.

Любка нашлась на сенокосе. Стояла на полном холме с красной глиняной верхушкой, руки на груди сложила, и мрачно обозревает свои владения. Эту часть колхоза я совсем плохо знал, и невольно сейчас залюбовался тоже, даже почти понял, почему Люба так эту деревню любит. Это если забыть конечно, что сплетников здесь тьма.

— Ты здесь? — и обрадовался и взволновался я.

Смотрю пытливо — ревела ли? Всех порву. А если ревела, то на груди могучей вполне могу утешить. Любка повернулась ко мне резко, только коса рыжая взметнулась.

— А ты чего ждал, что я в кустах рыдаю?

— Не то, чтобы ждал… опасался.

— Ты такой же шовинист, как и все они. Хотя нет, даже хуже.

И пошла в сторону, торопливо спускаясь по холму. Я следом. Вот чего я сделал не так сегодня? Да я уже два часа по жаре её ищу, волнуюсь, как дурак! И вообще, позволила бы, я все проблемы решил бы одним щелчком пальцев…

— Что сейчас не так? — не выдержал я.

— Всё, все не так! Я унижена, оскорблена, растоптана и хожу пешком, на улице — тридцать четыре градуса. Спасибо, Хабаров, что бы я без тебя делала!

— Машину привезут сегодня…

— Ну, да. Сяду в машину, и стану не просто подстилкой, ещё и проституткой. Прекрасно!

— Ты меня бесишь, — вдруг удивившись сам сказал я.

Любка впереди замерла. Синяя футболка, вдоль спины коса рыжая… медленно обернулась и пошла на меня, грозно, надо сказать, пошла.

— Я бешу?

Я кивнул. Ну, правда же. А сам шажочек назад сделал, и порадовался, что здесь не то, что клюки, даже палки никакой нет — только трава стелется, которую ещё скосить на сено не успели.

— Ты упрямая, — продолжил я отступая. — Вредная. Взбалмошная.

— Ах так! — крикнула Любка. А потом просто — Ах!

И взмахнув руками на меня завалилась. Все бы ничего, я бы на гладкой травке, когда сверху упрямая Любка лежал бы хоть целый день, но коварная трава прятала под собой камни. Я выругался и закрыл глаза. Всё нахер, здесь останусь. Устал.

Любка шустро с меня вскочила и поправила задравшуюся футболку.

— Ямка, — сказала она. — Суслик, наверное.

И пошла. А я лежу, смотрю в небо. Облака плавают, старательно солнышка обходя по дуге, хоть бы одна сраная тучка уже создала трехминутную тень. Зато трава подо мной немного прохладная, щеку щекочет. Красота.