Осторожно: злая инквизиция! (СИ) - Ясная Яна - Страница 33

— Откуда дровишки? — пролил на мое сердце бальзам удивления Макс, но я сделала вид, что мне все равно, и с показательным равнодушием пояснила:

— Когда из больницы возвращались, пока ты изволил гневаться, я списалась со старыми знакомыми и потрындела за жизнь. А теперь смотри: Лидка треть сознательной жизни борется за возможность иметь ребенка. И вот приходит к ней эта мадам, которая к величайшей, с точки зрения Шипуриной, ценности относится с явным пренебрежением. И, Макс, для ведьмы это, в принципе, не типично, у нас к материнству и детству в целом сложное и разнородное отношение, но в большинстве случаев нормальная ведьма за детей будет хлестаться насмерть.

— А как бы ты поступила на месте клиентки Шипуриной?

Я по тону поняла, что вопрос не рабочий, а скорее задан из любопытства, но честно обдумала его и честно же ответила:

— Ты учти, что у меня ни детей, ни мужа, но, если уж мы взялись теоретизировать… — я еще раз повертела ситуацию в голове, прислушиваясь к своим ощущениям, и подтвердила: — Если ставить себя на ее место… Вот я, Ксения Свердлова, у меня трое детей и муж в коме, и врачи в один голос говорят, что шансов нет. В условиях ограниченности ресурсов, когда надо решать, у кого отнять, чтобы отдать другому… — я решилась и сказала то, что, в принципе, наверное, не очень здраво говорить своему мужчине: — Я бы слила мужика.

Макс кивнул, и я так и не смогла понять: то ли он считает такую позицию разумной, то ли он просто ничего иного от меня и не ожидал.

Но тут уж — увы, господин инквизитор. Задавая вопрос, будьте готовы услышать ответ.

Отмахнувшись от моментально испортившегося настроения, я продолжила мысль.

— С точки зрения ведьмы, любая мать имеет право пожертвовать жизнью ради блага своих детей. И когда она предложила, а Лидка согласилась… Макс, здесь имеет место тонкий момент с подменой понятий, и не факт, что сама Шипурина его вполне осознала, но я голову готова поставить, что так оно и есть. Заказчица хотела пожертвовать собой, чтобы спасти жизнь мужа. А вот Лида… Я уверена, что с ее точки зрения — мать своей жертвой обеспечивала будущее своих детей!

— Угу, логично, — согласился инквизитор. — Только как это выводит Шипурину из числа подозреваемых? То, что у нее нет фиксации на пациентах, не отменяет известного нам факта: при должной мотивации она способна преступить закон и решать, чья жизнь ценнее. Как тебе такой вариант: где-то сейчас умирает ребенок, которого доктор Шипурина готова тащить с того света любой ценой. Или еще версия, на мой взгляд, менее вероятная, но тоже вполне жизнеспособная: Лидия Марковна набросала ритуальчик, который поможет ей решить ее маленькую проблему, и сейчас планомерно приводит его в исполнение…

Я аж руками всплеснула от возмущения:

— Макс! Ну я тебе сто раз говорила: ну мужик это убивает, мужик!

— А-а-а, вот мы и подошли к твоему основному аргументу, Ксю… ша! Но, извини, это лишь твои домыслы, не подпертые фактами, — ухмыльнулся Макс, а я…

Я сделала вид, что заминки не заметила (хотя еще как!), и только фыркнула, возмущаясь скудоумию инквизитора, не желающего понимать очевидного.

— Но зато твое предположение объясняет, отчего Шипурина вообще ожидала, что ее запрос в Орден одобрят, — и поперла буром, когда не одобрили. Если, с ее точки зрения, это был размен жизни матери на будущее детей… — Макс потер пальцами переносицу.

Я задумчиво рассматривала растительный орнамент по краю тарелки: ну да, акценты смещаются. Если вспомнить, как он охарактеризовал мне эту ситуацию изначально, — разница кардинальная.

Благие, мать их, намерения.

— Слушай, — внезапно осенила меня мысль, и я с радостью ухватилась за возможность сменить тему, — а как ваши специалисты на кладбище работать будут? Там же одних только потревоженных могил черт знает сколько, и каждую нужно раскопать и исследовать… неужели будут, как мы, по ночам ковыряться? Как это вообще делается?..

— Как, как… — Макс хмыкнул тоже с облегчением. — Как обычно. Сегодня объявится меценат, который пожелает благоустроить ваше кладбище за свой счет, быстро нагонит туда людей и начнет работы. И под прикрытием частично строительной техники, частично отводов глаз, специалисты оперативно все проверят и свалят.

— …а потом у мецената внезапно закончатся деньги, — ехидно закончила за него я.

— Вот не надо! — обиделся за родную организацию ее представитель. — Уж на дорожки Орден расщедрится за неудобства!

Макс решительно встал и собрал со стола посуду, а я подавила малодушный порыв увильнуть из кухни: готовил вроде как он, так что посуду должна мыть вроде как я.

Но превозмогла собственные недостатки и сурово повязала фартук.

Сосредоточенный на собственных мыслях, Макс подвига не заметил и не оценил, а просто встал рядом с полотенцем.

— Ладно, значит, сегодня нужно навестить бывшего пациента Шипуриной и его жену, потом пообщаться с бывшей подружкой Дмитрия Миргуна и с ее матерью. У тебя какие планы?

— К концу рабочего дня нужно будет заехать в магазин, проверить Леночку. А так — с тобой покатаюсь.

— Вообще, — осторожно начал Макс, старательно протирая кастрюлю, — это не обязательно. Ты могла бы остаться дома, спокойно выспаться…

Я только поморщилась:

— Я понимаю, что тебе удобнее, чтобы я сидела в защищенной квартире и не создавала тебе сложностей, связанных с моей охраной, но нет. И, Макс… — я собралась наконец сказать то, о чем думала уже не первый день, — я хочу поговорить с Колесниковым о Наташке Картовской. Если я не смогу ее официально опознать, значит, связаться с родственниками — возможно, они захотят ее по-человечески перезахоронить…

При всем моем цинизме, знать, что Стоглазая Натали, числящаяся пропавшей без вести, похоронена под безымянной номерной табличкой, и молчать — чересчур.

— Хорошо, — абсолютно серьезно кивнул инквизитор. — Подожди, пока закончится расследование, ладно?

Машина Макса уверенно шуршала шинами по междугородней трассе: Алексей Сергеевич Больц содержался в областной больнице РЖД. В родном Крапивине не нашлось медицинского учреждения, готового предоставить ему место в стационаре.

Устроившись на переднем сиденье, я с головой погрузилась в недра интернет-торговли, чтобы медленно осознать страшное: Ленка меня подсиживала. Как еще объяснить, что все вопросы оказались сняты, покупатели наглажены, а заказы обработаны?

Из пучины подозрений меня выдернула новость по местному радио, за которую против воли зацепился слух:

— И к хорошим новостям! С завтрашнего дня начнутся работы по благоустройству Красницкого кладбища, также в народе известного как Новое. Администрация нашего города приняла решение приостановить свободное посещение кладбища на весь период работ, так что имейте это в виду и не спешите умирать! На сегодня все, с вами были «Крапивинские вести». Крапивинские вести — самые ж-ж-жгучие новости!

— Интересно, чем они объяснят такую экстренность ремонтных работ? — задумчиво пробормотала я скорее самой себе, чем Максу.

Он пожал плечом и так же задумчиво предположил:

— Прорывом канализации?

Областная железнодорожная больница — зверюга огромного размера. В одиночку я бы уже безнадежно запуталась в корпусах и отделениях, да и в сопровождении более топографически успешного инквизитора испытывала тоску и желание проклясть здесь все оптом и не мучаться.

Не подумайте, что я кладбища люблю больше, чем больницы, но там ориентироваться было не в пример легче.

— Так, — скомандовал Макс. — Я — направо по коридору, искать лечащего врача Больца, а ты — налево, в палату четыреста пятнадцать. Посмотришь на пациента на предмет чего интересного.

— Понятно! Мальчики направо, девочки налево.

— Примерно, — кивнул Соколов, и мы разошлись.

Больц Алексей Сергеевич дышал через кислородную маску, и гофрированный шланг был первым, что бросилось мне в глаза. Потом уже я заметила и восковую бледность, и худобу, от которой казалось, будто мужчина попросту высох, — а может, и не казалось.