Душевная травма
(Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом) - Ленч Леонид Сергеевич - Страница 37

Коля Воронин, семнадцатилетний здоровяк — кровь с молоком! — работал в одном громком столичном ресторане. Что он там делал? Он смалил петухов!

В белоснежном халате, в белой накрахмаленной шапочке на длинноволосой голове — ни дать ни взять молодой ассистент знаменитого хирурга! — Коля стоял в просторной подвальной комнате с кафельным полом и ловко орудовал газовой горелкой, похожей на паяльник, облизывая гудящим огоньком тушки цыплят так, чтобы на них не оставалось ни пуха, ни пера. Обработанную тушку Коля бросал в корзину. Когда она наполнялась, ее уносили.

Осмаленные Колей петушки превращались затем в цыплят табака на другом конце улицы: кухня ресторана рассылала свои полуфабрикаты во все кафе, закусочные и ресторанчики целого городского района. Так что, собственно говоря, это была не кухня в обычном понимании, а цех питания.

Когда Колю приняли туда на работу, шеф-повар, полный, величественный, с лоснящимися, свежевыбритыми щеками, в белой сорочке с шелковым галстуком под белым халатом (Коля подумал, глядя на него: «Ишь ты какой замминистра!»), сказал ему:

— Ты, парень, должен ценить свое место работы. Мы тут работаем на уровне современных требований технического прогресса в сфере питания. Запомни и осознай!

Коля пообещал запомнить и осознать и пошел смалить своих петухов.

Обладая внешностью тяжелоатлета, Коля Воронин был застенчивым и мечтательным юнцом, жил тихо, скромно, с матерью-пенсионеркой, в прошлом официанткой из рабочей столовки.

Коле его работа нравилась — она располагала к мечтам. Он смалил петухов, грезя наяву: то видел себя в деревне, куда ездил с матерью летом, на деревенской речке с ее тихими заводями, зеленый лужок и белых гусей на нем; то ему казалось, что он — космонавт и летит на далекую планету сквозь неземной огонь, бушующий за непроницаемыми стенками его звездолета.

Однажды, грезя так, он неожиданно для себя сочинил стихотворение. Это была шутливая ода в честь молодого петушка — друга человека. Кончалась она так:

Эту оду Коля в свой выходной день отнес в молодежную газету — она печатала стихи начинающих поэтов. Принял его сотрудник редакции — очень важный и очень нарядный очкарик, чуть постарше на вид, чем Коля.

Очкарик был хмур и строг.

— Это что у тебя?

— Ода! — жалобно вякнул Коля.

Очкарик фыркнул насмешливо, взял листок с написанной от руки одой в честь молодого петушка — друга человека, быстро прочитал, и вдруг словно кто-то откинул сумрачную шторку с его мальчишеского лица.

Очкарик улыбнулся, подмигнул Коле приятельски и сказал:

— Забавно! Ты где работаешь, старик?

— В цехе питания, — Коля назвал свой ресторан.

— Отлично! Попробуем опубликовать твое кукареканье! — сказал очкарик. — А подпись дадим такую: Николай Воронин, пищевик.

Коля посмеялся, сказал смущенно:

— А нельзя без «пищевика»? Просто Николай Воронин.

— Нам, понимаешь, интересно подчеркнуть, что ты рабочий поэт, из гущи жизни, так сказать. Ты что, стесняешься своей профессии?

— Не стесняюсь, но… Пушкин ведь подписывался просто Пушкин, а не камер-юнкер Пушкин. И Лермонтов тоже не писал офицер Лермонтов, а просто Лермонтов. И Есенин тоже не писал: из крестьян. А просто: Сергей Есенин.

— Ишь ты куда махнул! — засмеялся очкарик. — Ладно! Будешь просто Николаем Ворониным. Следи за газетой, жди…

Через неделю Колина ода в честь петушка появилась в газете.

В своем цехе питания Коля никому не говорил, что его стихи напечатаны в газете, — стеснялся. Но ведь шила в мешке не утаишь!

После работы к Коле подошел шумный Жора Шальников — его делом в цехе питания было вспарывать механической пилой рыбьи животы — и сказал:

— Это ты стишок настряпал про наших петухов в газете?

— Я! — побагровев, признался Коля.

— Юмор и сатира! Здорово! Молодец, Колька! Слушай, есть предложение. У меня тут… завелась одна Зина из магазина, я с ней должен сегодня встретиться, а она сказала, что придет с подругой. А на кой леший мне ее подруга? Третий лишний — сам понимаешь. Будь другом, пойдем вместе. Познакомишься с Зинкиной подружкой, а там уж сам решай, что дальше делать. Понравится — очень хорошо, не понравится — вежливо проводи домой и скажи: «Спасибо за внимание»… Очень тебя прошу, как поэта и товарища по работе, — выручай!

Коля согласился выручить, и они встретились с девушками в условленном месте — у подземного перехода под часами. Зина оказалась смуглой статной брюнеткой, разбитной хохотушкой, под стать Жоре, а ее подруга — ее звали Тося — хрупкой блондинкой; синеглазая, губки полные, налитые, носик прямой, гордый. «Красавица!» — с восхищением подумал Коля, и у него даже горло перехватило от чувства такого смущения, какого он еще не испытывал никогда.

После того как состоялось знакомство, разбитная Зина скомандовала:

— Коля и Тося, идите вперед! Коля, возьми ее под ручку, как полагается. А мы с Жориком пойдем сзади. Нам нужно кое о чем поговорить тет-на-тет!

Взять Тосю под руку Коля не решился, шагал рядом с красавицей и молчал. И она молчала. Потом спросила:

— Ты там же работаешь, где и Зинин Жора?

Коле почему-то не захотелось сказать красавице, что он смалит петухов, и он сдавленным голосом сказал:

— Я вообще… главным образом… это… стихи печатаю!

— Вот как?! Это интересно! Прочти… Прочтите что-нибудь из себя.

Коля просипел:

— У меня сегодня с горлом… плохо. Простудился. Я вам лучше потом дам почитать. А ты… то есть вы… где работаете?

— Я каландристка, — сказала красавица.

Коля оторопел. Что такое каландристка?! Спросить неудобно! Наверное, из какого-нибудь таинственного конструкторского бюро, работает со счетно-вычислительной машиной — зеленоглазой электронной умницей. Какой букашкой показался сам себе Коля со своей одой в честь петушка — друга человека!

Тося шла рядом, гордая, загадочная, и молчала.

Так, молча, прошли еще с полквартала. Вдруг красавица обернулась, посмотрела и сказала с досадой:

— Вот Зинка дрянь какая: убежала со своим Жориком, а меня бросила на вас. Я так и знала, что этим кончится. Знаете что, Коля, я, пожалуй, домой пойду.

— Я вас провожу.

— Не надо, тут близко. Вы мне стихи свои хотели дать почитать — дайте.

Коля достал из кармана пальто газету со своей одой.

— Это все ваше собрание сочинений? — насмешливо спросила красавица.

— Всё! То есть не все, а последнее.

Тося взяла газету. Коля, как во сне, пожал ее маленькую ручку в красной варежке и от растерянности не спросил ни ее адреса, ни телефона. Только когда маленькая Тосина фигурка растворилась в толпе прохожих, он спохватился и кинулся догонять ее, но Тоси уже не было. Наверное, нырнула в подземный переход — и поминай как звали!

На следующий день Жора Шальников спросил у Коли:

— Ну, как тебе Зинина подружка, понравилась?

Коля вспыхнул и на вопрос ответил вопросом:

— Ты не знаешь, что такое каландристка?

— Каландристка? Артистка цирка, что ли? Не знаю в общем.

— Узнай у своей Зины, ладно? И адрес Тосин узнай. Или номер телефона, ладно?

— Ладно! — пообещал Жора и, конечно, свое обещание не выполнил — забыл.

А через неделю, когда Коля ему об этом напомнил, сказал беспечно:

— Я с ней больше не встречаюсь, с Зиной. Разбежались в разные стороны. Не сошлись, как говорится, характером. У меня теперь новая завелась… Нина. И тоже из магазина.

Теперь Коля, смаля своих петухов, видел в гудящем пламени горелки не деревенскую речку с белыми гусями на зеленом прибрежном лужке и не звездолет в космосе, а милое, гордое и, увы, недоступное Тосино лицо. Боже мой, как неудачно, как глупо все у него сложилось в жизни!

Коля грустил, худел и даже слегка побледнел.