Леди Некромант (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 26

Преподаватели пансиона могли гордиться мной! Смысл, исключительно издевательский, вложен в подобострастные и смиренные фразы.

Леди Льессир долго молчала. Конечно, она все поняла. Поэтому и молчала, буравя меня недовольным взглядом и поджимая губы.

— Вы, наверное, не знаете, но в этой части страны есть брачные обычаи, которые будут вам интересны, — начала она, наконец.

— Прошу простить, миледи, но вы, наверное, не знаете, что в пансионе я три года была главой общества «Культурное наследие восточной народности Итсена». Доклады раз в две недели, чтение множества трудов уважаемых историков и краеведов, — я твердо глядела в глаза ненавистной женщине. — При всем уважении к вашим энциклопедическим знаниям и подготовке к поездке, вы вряд ли сможете рассказать мне хоть что-нибудь новое о многовековых традициях этой народности.

С каждым моим словом ее неприязненная ухмылка превращалась в гримасу злобы, но голос прозвучал удивительно спокойно:

— В таком случае расскажите вы мне о праве и долге годи.

— Боюсь, повторение уже известных вам сведений навеет скуку, и тогда путешествие станет вам в тягость, миледи, — заявила я. — К тому же обсуждение прошлого моего жениха и заседаний трибунала наверняка растревожило вас. Волнения могут привести к болезни. А меньше всего на свете я хотела бы, чтобы поездка, в которой вы так любезно согласились сопровождать меня, навредила вашему здоровью или душевному равновесию. Дорога и без того долгая и трудная.

Не признаваться же, что о своей увлеченности варилингами я наврала, лишь бы леди замолчала! На самом деле мои познания были весьма скромными. А всякие брачные ритуалы, считавшиеся в Итсене полузаконными пережитками языческих времен, я и вовсе не помнила.

Леди Льессир, как ни странно, все же решила сделать перерыв в беседах и череде нападок. Очень вовремя, иначе пришлось бы признаваться в слабости и говорить, что терпение мое давно истощено. А разъяренный маг может случайно так заклясть, что десять магистров не разберут. Учитывая редкость моего дара некромантии, вероятность попадания под неснимаемое проклятие была очень высока.

Жаль, что честное предупреждение подруга королевы посчитала бы угрозой. Причем угрозой магической, а это было чревато такими последствиями, о которых и задумываться не хотелось. Я все время помнила, что Нинон была для королевы заложником, возможностью шантажировать меня. Только из-за сестры я и держалась из последних сил.

И все же своего эта женщина добилась! Я то пыталась вспомнить право годи, то отрешиться от мыслей о расправе Каганата над Хомленом. Даже не выдержала и, не обращая внимания на злорадную ухмылку спутницы, снова прочитала некоторые выдержки из протоколов военного трибунала. В них было что-то странное, что-то очевидно и явно странное, но из-за волнения и злости, близкой к разрушительному бешенству, я все никак не могла понять, что же именно меня настораживало.

Полуденный отдых не принес облегчения. Пока мы обедали, а нам меняли лошадей, леди Льессир обронила пару пренебрежительных слов о Джози. Я ответила резко, возмущение ясно чувствовалось. К сожалению. Поверенная узнала еще одно мое слабое место. Я своими руками дала ей оружие против себя!

Все из-за переживаний и усталости, из-за этого проклятого богиней навязанного брака с предателем!

После полудня позорно сбежала к кучеру на облучок. Лучше замерзнуть и промокнуть, чем терпеть общество леди Льессир! И уже наплевать на ее победную ухмылку и издевку в голосе. Лишь бы не видеть.

Удивительно, как я ее до сих пор не прокляла?

— Что она вам такого сказала, что вы из кареты сбежали? — Джози с тревогой заглядывала мне в лицо, когда мы, наконец-то, остались одни в комнате.

— Она не сказала, а дала почитать протоколы военного трибунала, — выдохнула я. — Он — Эстас Фонсо. Командир гарнизона, не закрывший ворота в ущелье.

Она ахнула, отступила на шаг, тяжело села на постель и несколько долгих мгновений смотрела перед собой. Я с горечью подумала, что поездка на облучке, дождь и пронизывающий ветер каким-то чудом притупили мои чувства, помогли пусть не смириться, но хоть перестать беситься.

Что толку от бессильной ярости? Какой в ней смысл, если я ничего не могу изменить? Да и личность мужа никак не влияет на мое стремление развестись через три года и не оставить супругу титул и фамилию.

— Хотелось бы мне почитать те протоколы, — в голосе Джози слышалась так несвойственная ей злость.

— Зачем? — удивилась я.

— Не мог же он на всех заседаниях молчать! — она зыркнула на меня. — Я бы хотела знать, что он говорил в свое оправдание! Почему его не казнили!

И на меня снизошло озарение… Вот она! Вот она, та странность, которую я никак не могла осознать!

— В подшивке были только речи обвинителя, — нахмурилась я. — Будто заседания проводились без Фонсо.

— Или его избили так, что он не мог долго говорить. В это мне больше верится, — буркнула неожиданно кровожадная Джози.

— Или так, — согласилась я и постаралась прислушаться к чутью.

Оно, видимо, оглушенное бушевавшими до того эмоциями, робко шептало, что в этой истории что-то нечисто, а доверять документам, которые показала леди Льессир, по крайней мере столь же опрометчиво, как и ее словам. Почему же в подшивке не было хотя бы последнего слова подсудимого? Или приговора? Почему?

К сожалению, о праве и долге годи Джози ничего не знала. Она, как и я, не знала даже, человек или предмет этот неведомый «годи». И в эту ночь леди Льессир получила то, к чему стремилась. Заснуть я так и не смогла.

— Есть еще некоторые документы, с которыми вам следует ознакомиться, леди Кэйтлин, — в голосе сидящей напротив змеи слышалось предвкушение.

Она протянула мне тонкую папку. Напрасно я ждала увидеть там оправдательную речь Фонсо или хоть сокращенный текст приговора. Там были доказательства того, что долгое время в крепости существовал собственный публичный дом.

К счастью, я догадалась вчитаться в даты. Меня явно считали очень недалекой простушкой, а потому подсунули официальные, но старые документы. Подобное непотребство было в Рысьей лапе до того, как Эстас Фонсо вообще появился в крепости и вступил в должность.

— Теперь эти женщины называются служанками и кухарками, полагаю, — небрежно повела плечом леди Льессир, выдвинув голословное обвинение.

Чутье, немного отдохнувшее за ночь от моей злости и праведного гнева, подсказывало, что подруга королевы если не врет обо всем, то нарочно сгущает краски.

— Видимо, одна из них или одна из городских любовниц родила вашему будущему супругу дочь, которую он воспитывает сам, — усмехнулась собеседница. — Посмотрите последние листы.

Я, всем сердцем надеясь увидеть документы на усыновление, послушно достала нужные бумаги. Эстас Фонсо признавал девочку своим родным ребенком. Потребуется даже не законник, а сказочный волшебник, чтобы при таких обстоятельствах не оставить после развода титул предателю.

— Этот мужчина будто создан для меня, — выдохнула я, изобразив улыбку, поразившую леди Льессир. — Прошу, передайте Ее Величеству мою нижайшую признательность за то, что подобрала мне такого мужа.

— Ее Величеству будет приятно знать, что вам понравился ее выбор, — оценивающе рассматривая меня, заверила собеседница.

Напоминая себе, что королева с подругой забавляются со мной, как кошка с мышкой, я старалась держаться, не показать понятные злость и обиду. Нельзя вести себя так, как леди Льессир рассчитывает. Нельзя позволить ей почувствовать себя победительницей!

Избиение чучела немного помогло голову остудить. В конечном-то счете что случилось? Да ничего нового! Ее Величество Мариэтта изволит развлекаться. Кто в карты играет, кто на скачках, кто на петушиных боях отдыхает, а Ее злобное Величество издевается. Ничего нового! Цель та же, способ просто другой.

Когда первый гнев выдохся, а из чучела, закрепленного на отвесно висящем канате, посыпались опилки, Эстас решил, что нужно зайти к Дьерфину. Гарнизонный и по совместительству один из трех городских лекарь как раз должен был вернуться в крепость. Он единственный остался после трибунала в Рысьей лапе, знал о командире почти все, не отказывал в совете и делился своими неурядицами. Жизнь научила Эстаса не доверять и не доверяться людям, а Дьерфин Дарл был единственным исключением из правила.