Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна - Страница 21

«Как она жила этот год? А главное, на что? А что если… нет, я не буду об этом думать».

Девушка остановилась, будто натолкнувшись на невидимую преграду. Все это время она так стремилась домой, к матери, подгоняемая даже не любовью, а чувством долга, и ни разу не задумалась, куда и к чему возвращается.

«А ведь и правда. Что меня ждет? Стоило ли с таким трудом сбегать из борделя, чтобы вернуться к жалкому и унылому существованию прачки?»

Нейт представила, как день за днем в течение многих лет будет полоскать в Ниле белье, стирая пальцы до кровавых мозолей, и содрогнулась от ужаса. Чтобы не умереть от голода, ей придется трудиться не покладая рук, жить, не зная радостей, не имея ни одной свободной минутки. При этом все, что у нее будет, — старая лачуга, платье из дешевого льна и сушеная рыба на обед, возможно, изредка — хлеб и овощи. Через год или два в надежде изменить свою жизнь она выйдет замуж за какого-нибудь нищего парасхита, каждый вечер возвращающегося с работы в синяках и ранах, в муках родит детей и умрет, состарившись раньше срока. И это если ее не загрызет крокодил, не сгноит какая-нибудь ужасная хворь, не убьет проходящий мимо разбойник или вельможа, потакающий своим темным наклонностям.

«Ради этого я возвращаюсь? — размышляла Нейт. С трудом она заставила себя отбросить горькие мысли. — Потом, я подумаю об этом потом. Сначала я должна увидеть мать».

Нейт ускорила шаг. Холод рассветных сумерек сменился дневной жарой, от которой воздух дрожал, а пейзаж впереди расплывался, словно она смотрела на него сквозь пелену слез. Девушка чувствовала, как по вискам течет пот. Платье намокло и прилипло к спине между лопаток. С двух сторон ее окружали высокие отвесные скалы, испещренные пещерами — гробницами почивших королей и вельмож. Редкие из них остались нетронутыми. Над головой ослепительно ярко сверкало солнце.

Когда в дрожащем мареве горизонта начали вырисовываться очертания родительской хижины, Нейт не выдержала и побежала. Страх гнал вперед. Год прошел с тех пор, как она последний раз видела мать, и теперь спешила удостовериться: с той все в порядке.

Еще издалека Нейт поняла: что-то не так. Во дворе перед домом никого не было, солома из-под навеса исчезла, на палках не сушилось развешанное белье, под ногами хрустело то, что осталось от разрушенной изгороди. Подбежав к хижине, Нейт в панике рванула на себя дверь: внутри царило такое же запустение, как снаружи. Немногочисленные предметы быта пропали. В лачуге было темно. Девушка растерянно замерла в прямоугольнике света, падающего сквозь открытую дверь на притоптанный земляной пол. Там, где раньше лежали циновки родителей, ощерился гранями разбитый кувшин. Дальше у стены валялись и другие осколки. Комната в доме была одна и с этого ракурса просматривалась целиком. Нейт даже не стала заходить внутрь: надежда умерла сразу. Бросив последний взгляд на голые стены, она развернулась и быстро пересекла двор. Направилась к живущей по соседству колдунье, к которой мать постоянно обращалась за помощью. Если кто и знал, что случилось, так это она.

В детстве уродливая ведьма внушала ей суеверный трепет, но после всех выпавших на долю страданий Нейт видела перед собой лишь дряхлую больную старуху, доживавшую последние дни. И хотя нос ее остался таким же длинным и крючковатым, глаза сверкали из-под бровей так же злобно, а кровавые язвы, год назад только-только появлявшиеся на скуластом лице, теперь покрывали большую его часть, Джун не казалась девушке угрожающей. В грязных лохмотьях она стояла, сгорбившись над большим котлом, в котором что-то кипело. В хижине было так дымно, что Нейт закашлялась. Услышав шум, ведьма подняла голову и посмотрела в сторону открытой двери.

— Долго же тебя не было, — сказала она, возвращаясь к своему занятию. Длинной ложкой старуха зачерпнула немного густого варева, поднесла ко рту и, попробовав, выплюнула на пол.

— Где моя мать? — Нейт вошла в хижину, но дверь за собой закрывать не стала: внутри нечем было дышать.

— У нее родился здоровый и крепкий ребенок. Дочь.

— Где она?!

Джун отложила ложку.

— Когда ты не вернулась, Исея решила, что тебя загрыз крокодил или похитили разбойники. Работать она не могла, долги росли. Ей прошлось это сделать. Это был единственный шанс сохранить ребенка.

— Сделать что?! Говори, проклятье Сета на твою голову!

— Она продала себя и свое будущее потомство в рабство.

Ноги Нейт подкосились.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не знаю, где она. Вряд ли ты ее найдешь. Но, поверь, это было не самое глупое решение. Отчаянное, но не глупое.

Нейт не смогла ничего ответить. Ее трясло.

— Думай о том, что в ее жизни ничего не изменилось. Она будет работать так же, как и раньше, выполнять те же обязанности, но у нее всегда будет кусок хлеба и крыша над головой. И никто не заставит ее оставлять своих детей в куче мусора.

Нейт молча вышла во двор. От дыма глаза слезились, но она знала, что еще долго не сможет плакать. Пройдет несколько дней, прежде чем она по-настоящему почувствует боль потери. Сейчас же Нейт слишком устала.

Джун неслышно приблизилась:

— Что собираешься делать? Останешься здесь? Старые клиенты еще о тебе не забыли.

— Я не буду работать прачкой.

— Что тогда?

— Не знаю. — Нейт посмотрела вперед, в сторону сужающегося ущелья. — У меня больше нет дома, нет семьи. Я свободна. У меня такое чувство… Такое чувство, что теперь я могу абсолютно всё.

Часть III. Расхититель гробниц

Теперь номарх нередко приглашал Нейт к себе, но первый раз был единственным, когда он по-настоящему к ней прикоснулся. Он угощал невольницу пальмовым вином, любовался ею, словно экзотической вазой, иногда просил спеть или сыграть. Девушка ненавидела минуты, проведённые в обществе похотливого старика, но не жаловалась. Всё могло быть гораздо хуже.

Каждую ночь дверь спальни отворялась, и Нейт слышала осторожные, крадущиеся шаги, которые замирали напротив её кровати. Лежала с закрытыми глазами, но чувствовала, как на лицо падает тень, и знала, кто приходит к ней всякий раз после заката. На ночь девушку запирали: догадаться, кто её навещает, не составляло труда. Ключи от её покоев были у двоих: номарха и главного евнуха — высоченного мускулистого негра — нубийца.

Нейт спала без одежды, но не испытывала ни неловкости, ни стыда при мысли, что её, нагую, кто-то разглядывает. Она равнодушно относилась ко всему, связанному с религией, но, как всякая египтянка, гордилась своим совершенным телом и не стеснялась лишний раз его продемонстрировать. Многие нильские земледельцы работали обнажёнными, прикрывая половые органы кожаными чехлами. Да и повседневная одежда жителей пустыни многое выставляла напоказ.

Нейт привыкла спать на боку, но иногда, пребывая в игривом настроении, переворачивалась на спину, радуя ночного гостя открывшимся видом. В такие минуты девушке хотелось, чтобы замерший у постели евнух к ней прикоснулся, но тот не позволял себе лишнего — стоял и смотрел. Порой наложнице казалось, что рядом никого нет и это лишь игра воспалённого воображения. Тогда она напрягала слух — и тишину разбивало чужое прерывистое дыхание.

Гиант сходил с ума. Ночами он, рискуя жизнью, проникал в спальню Нейт, чтобы просто понаблюдать за ней, спящей. Нагое золотистое тело надолго приковывало взгляд, в душе причудливо смешивались ревность и восхищение. Прежде плотские желания Гианта не мучили, теперь же его ночи были наполнены эротическими видениями, в которых он всё ещё был полноценным мужчиной. Нубиец с гордостью разглядывал свою восставшую плоть и выбрасывал в Нил ненавистную трубку, которую столько лет неизменно носил на поясе. В своих снах он брал девушку снова и снова, яростно, исступленно, заставляя стонать. Пробуждение было ужасным. Гиант тихо выл, вспоминая, кто он и где находится.