Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна - Страница 34

Глава дворцовой охраны почтительно поклонился и вышел за своими солдатами. Нейт добилась, чего хотела. Несмотря на это, от слов Кархедона засосало под ложечкой. Она не знала, какое наказание придумает для предательницы жестокий номарх, но не сомневалась, что казнь будет кровавой и жуткой, изощрённой и до ужаса омерзительной. Правда, и представить себе не могла, насколько.

Как фаворитка номарха Нейт заняла одно из лучших мест на трибуне, специально возведённой за воротами города. Большинство наложниц воспринимали предстоящую казнь как некое светское мероприятие, наподобие праздника или пира, где можно показать себя, свои наряды и украшения, похвастаться и посмотреть на других. Всё утро девушки примеряли платья и обсуждали, кто что наденет. Главной их целью было переплюнуть своих соперниц. Каждая стремилась выглядеть самой изысканной и роскошной. Женщины шли на казнь, чтобы покрасоваться, мужчины — чтобы посмотреть на чужую смерть, насладиться криками и страданиями. Нейт предпочла бы остаться в своих покоях, но не могла себе этого позволить.

Толпа возбуждённо галдела. Солнце ещё не успело подняться высоко, но, глядя на переполненные трибуны, можно было с уверенностью сказать: даже сильная жара не заставит людей сдвинуться с места. Вспомнился праздничный пир и перекошенные от ужаса лица вельмож, застывших, словно каменные колонны. Тогда, испуганные, они боялись пошевелиться: гнев непредсказуемого номарха мог обрушиться на любого из них. Теперь, сидя на трибунах и чувствуя себя в безопасности, эти люди нетерпеливо ёрзали и переговаривались в ожидании кровавого зрелища. Прелесть подобных мероприятий в том, что всё это происходит не с тобой. В такие минуты собственные беды кажутся незначимыми, словно отступают на второй план перед лицом чужих невыносимых страданий, и даже самый нищий феллах чувствует себя счастливым, ведь это не его вешают, режут, прибивают гвоздями к стене, оставляют на растерзание воронам. Чем страшнее и мучительнее казнь, тем сильнее тёмное удовлетворение от того, что ты просто жив. По сравнению с осуждённым, каждый сидящий на трибуне настоящий счастливчик.

Ожидание затягивалось. Сотни голосов создавали нестройный гомон, действующий на нервы. От шума разболелась голова. Нейт прикладывала пальцы к пульсирующим вискам, молясь, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

Последним своё место занял номарх. Специально для него четверо рабочих доставили из колонного зала роскошный трон, инкрустированный золотом и слоновой костью. У ног правителя лежала его любимая борзая. Время от времени она вскакивала и начинала пронзительно выть, внося свою лепту в ужасную какофонию.

Неожиданно толпа оживилась. Мужчины и женщины вытягивали шеи, а некоторые даже вскочили со своих мест, пытаясь лучше рассмотреть, что творится внизу. Стражники ввели Тахенвет, полностью обнажённую, со связанными спереди руками. За чужими спинами Нейт не сразу смогла её разглядеть. Тело бывшей фаворитки номарха — гладкое и безволосое — осталось таким же прекрасным, лицо же изменилось до неузнаваемости, как если бы к туловищу молодой девушки приделали голову старухи. Седые волосы сбились в неопрятные колтуны. Красные от рыданий глаза запали глубоко в череп и смотрели затравленно, обрамлённые сетью разбегающихся морщин. Бровей не было. Кожа по цвету напоминала пожелтевшие от времени льняные ленты, которыми обматывают тело и лицо мумии, прежде чем погрузить в саркофаг. Ко всему прочему, щёки Тахенвет шелушились, словно покрытые маленькими чешуйками. Глубокие носогубные складки сделали выражение лица угрюмым, огрубили черты, полностью уничтожив их былую мягкость и нежность. Только тот, кто видел Тахенвет до заточения, мог поверить, что когда-то она была изумительно хороша.

Девушка шла медленно, тяжело переставляя ноги. Словно безумная, лихорадочно озиралась по сторонам, видимо, пытаясь понять, что её ждёт. На мгновение их с Нейт взгляды встретились, но соперница будто её не узнала. Ушли злость и ненависть — остался животный ужас перед неизбежной и мучительной смертью, страх боли, естественный для каждого живого существа.

Из всех присутствующих один номарх знал, какое наказание ждёт преступницу, и это только подогревало возбуждение толпы. Люди оживлённо шептались, делясь предположениями. Раздался нарастающий грохот. Снова все, как по команде, вскочили со своих мест, пытаясь понять, что происходит. Две сверкающие золотом колесницы мчались навстречу друг другу между трибунами, поднимая столпы жёлтой пыли. Нейт показалось, что они раздавят стоящую у них на пути Тахенвет. Судя по всему, наложница подумала так же и вся сжалась, закрывая руками лицо. Под рёв толпы колесницы пронеслись мимо перепуганной девушки, скрыв её песчаной завесой. Какое-то время ничего нельзя было разглядеть. Послышался дикий вопль, затем пыль улеглась, и Нейт увидела, что бывшая фаворитка, распластанная, лежит на земле, яростно отбиваясь от солдат, которые пытаются привязать её руки и ноги к остановившимся колесницам. Каждый в толпе понял, что должно произойти, и над трибунами пронёсся нарастающий гул. Тахенвет кричала, мотая головой. Собака номарха оглушительно лаяла. Трибуны ревели. Нейт казалось, что все вокруг обезумели. Словно сумасшедшие, они топали ногами, орали, вопили, предвкушая кровавое зрелище.

Лицо Тахенвет перекосилось от ужаса. Солдаты уже закончили свою работу: запястья её были привязаны к одной колеснице, щиколотки — к другой. Рыдая, несчастная извивалась в пыли, дёргая руками и ногами в тщетной попытке освободиться. Один из возничих равнодушно смотрел на неё через плечо, пока начальник стражи не подал знак начинать казнь. Оба мужчины одновременно тронули вожжи. Крик Тахинвет перешёл в пронзительный вопль и перекрыл рёв скандирующей толпы. Казалось, горло человека не способно издавать таких звуков. Нейт хотела отвернуться, но не могла отвести глаз от жуткого, но завораживающего зрелища. Кони сделали несколько осторожных шагов и резко перешли на галоп. Крик Тахенвет достиг запредельной, немыслимой высоты. Тело какое-то время сопротивлялось: Нейт видела (или ей так казалось), как растягиваются, удлиняясь, обнажённые руки и ноги. Затем раздался омерзительный хруст — и Нейт закрыла глаза. Люди на трибунах взревели. Она слышала шорох песка под колёсами колесниц, ржание лошадей, лай собаки номарха. Тахенвет кричала. Всё ещё была жива.

А потом крик оборвался.

Пыль, поднятая копытами, улеглась, и Нейт увидела глаза, живые, но безумные, и распахнутый рот, забитый песком. Отвернувшись, она поискала взглядом Гианта. Положение обязывало его присутствовать на казни, хотя насилие и смерть не будили в нём жадного интереса. Без сомнений, он предпочел бы провести эти часы в тишине и спокойствии, но был где-то здесь, среди беснующейся толпы. Нейт необходимо было его увидеть. Как и любая женщина, в трудную минуту она искала у своего любовника ободрения и поддержки. Увиденное шокировало. Её мутило. Никто бы не назвал Нейт милосердной, но и жестокость её всегда была вынужденной. Как и Гиант, она не испытывала тёмного возбуждения при виде того, как льётся чужая кровь.

Нубиец сидел на самой верхней скамье в окружении евнухов и наложниц и пытался не расстаться со своим завтраком. Не отдавая себе в этом отчета, девушка надеялась черпать силы в его мужестве, но, похоже, он сам нуждался в поддержке. Нейт отвернулась. Конечно, не вид изуродованного тела так взволновал и потряс Гианта: как и Нейт, пусть и в меньшей степени, нубиец приложил к происходящему руку, и теперь его терзало чувство вины.

«Неужели он не понимает, — раздражённо подумала девушка, — на её месте могли оказаться мы. Уверена, Тахенвет с удовольствием полюбовалась бы на мою казнь».

Сделав несколько кругов, колесница остановилась — преступница была мертва. Веселье закончилось. Люди начали расходиться. Нейт тоже поднялась на ноги. То, что было её соперницей, превратилось в бесформенный кусок мяса, грязный и окровавленный, лежащий на песке между пустыми трибунами. В синем небе кружили вороны: скоро начнётся пир.