Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна - Страница 33

«Моя тень никогда не обретёт бессмертия в потустороннем мире», — подумала она.

Этой ночью Нейт не могла уснуть: ей казалось, что даже в её комнате слышны истошные вопли колдуньи, которую пытают где-то на задворках дворца. Нур она не сочувствовала, а за свою судьбу опасалась. Что если даже сильная боль не заставит старуху во всем признаться? Днём она об этом не думала, но сумерки постучали в окна — и всё изменилось. Темнота странным образом влияет на человека, лишая его уверенности, усиливая старые страхи и прибавляя новые. Когда не можешь уснуть, ночь превращается в испытание, часы тянутся невыносимо медленно, и кажется, что утро никогда не наступит. Ворочаясь с бока на бок, Нейт думала о том, что успех переменчив. Её победа такая же хрупкая, как мумия вне толстых стен своего саркофага. Теперь всё зависит от того, что скажет колдунья, вспомнит ли она Тахенвет и пожелает ли её сдать. А что если Нейт учла не всё? Какая-нибудь незначительная деталь могла в мгновение ока перевернуть всё с ног на голову, превратив маленькую победу в сокрушительное поражение.

За ней пришли рано утром. Небо на горизонте только-только порозовело. Нейт не спала всю ночь, но чувствовала себя необычно бодрой: усталость обрушится, когда напряжение немного спадёт. Проходя мимо зеркала, девушка мельком, по привычке взглянула на своё отражение и с удивлением поняла, что забыла накраситься, впервые за много лет. Досадное упущение — мужчины больше склонны верить красивым женщинам. Впрочем, после бессонной ночи в темнице её соперница вряд ли будет выглядеть лучше.

Узкими коридорами её провели в знакомый колонный зал. Вчера здесь звучали музыка и веселый смех, а затем смерть накрыла всех чёрной тенью. Трупы убрали, но пол в том месте, где лежал убитый ребёнок, показался Нейт более тёмным. Всего лишь игра воображения, но убедить себя в этом не получалось.

В комнату в сопровождении свиты вошёл номарх, через другую дверь стражники ввели её испуганную соперницу, за ночь постаревшую на десять лет. Несколько часов страха и неизвестности сделали волосы Тахенвет седыми. Глубокие складки протянулись от крыльев носа к уголкам искусанных губ. Вчера этих морщин не было.

Избитую, окровавленную колдунью даже не ввели — втащили в зал два мускулистых воина. Они держали старуху под руки. Ноги, изуродованные пытками, волочились по полу, словно в них не осталось ни одной целой кости. Лицо было разбито. Глаз заплыл. Нос напоминал расплющенный финик. Солдаты разжали руки, и колдунья растянулась на полу у ног восседавшего на троне номарха. На её спине в прорехах грязных лохмотьев виднелись кровавые полосы, оставленные кнутом. Обрывки ткани прилипли к ранам.

При виде колдуньи в голове Нейт будто взметнулся столб ревущего пламени, и последние мысли исчезли в этом огне так же мгновенно, как при пожаре сгорают листы папируса. По виску скатилась холодная капля пота. Двери снова открылись, и в зал вошли девушки из гарема, зевая и поправляя причёски. О том, что надо делать, их предупредили заранее: все, словно по команде, выстроились вдоль стены, быстро и не задавая вопросов. Нейт заняла своё место среди них. Подталкиваемая стражниками, соперница встала неподалёку, пытаясь спрятаться за спинами других наложниц. По глазам было видно: Тахенвет узнала колдунью.

— Внимательно взгляни на этих девушек, — сказал начальник охраны. Зычный голос эхом прокатился по всему залу и придавил гранитной плитой. Тахенвет вздрогнула. — Кому из них ты продала яд?

Лежащая на полу старуха напоминала раздавленное насекомое. Неуклюже обернувшись, она, как и приказали, внимательно оглядела замерших у стены наложниц, но затем обречённо покачала седой головой.

— Я же говорила, что не знаю. Она замотала лицо тряпкой. Я видела только глаза.

Нейт заледенела от ужаса. Вот она, та самая неучтённая случайность. Ночные страхи начинали постепенно сбываться.

Старуха продолжала сбивчиво бормотать. Нейт видела чёрный провал беззубого рта, ниточку кровавой слюны, протянувшуюся между разбитых губ, но не могла разобрать ни слова. В ушах шумело. Она словно стояла у подножья скалы во время камнепада.

Неожиданно вспомнилась Джун. Та ведь тоже не видела лица Тахенвет, но смогла описать её по браслету. Что если Нур тоже его запомнила? Как натолкнуть старуху на эту мысль? Нейт вышла вперед, почтительно склонившись перед номархом.

— Мой господин, позвольте мне сказать. Возможно, что-то в облике этой девушки привлекло её внимание? Какая-нибудь особенная деталь: татуировка или необычное украшение — что-то, способное послужить опознавательным знаком?

— Заметила что-нибудь такое? — спросил начальник стражи у лежащей на полу ведьмы.

Нейт была на грани отчаяния. Старуха смотрела на них растерянными глазами, слишком испуганная, чтобы мыслить связно. В таком состоянии она ничего не смогла бы вспомнить, даже если бы попыталась. Понимала ли она вообще, что от неё хотят?

«Надо её припугнуть», — подумала Нейт, сходя с ума от собственного бессилия. Больше от неё ничего не зависело. Кархедон взглянул на неё с таким раздражением, что стало понятно: ещё слово — и Нейт разделит участь старухи. Дальше испытывать терпение номарха было опасно.

К счастью, будто прочитав её мысли, начальник стражи обратился к колдунье. Нейт готова была его расцеловать.

— Ты же не хочешь, чтобы тебя опять пытали? — сказал он. — Ты всё равно умрешь. Так или иначе. Но ведь и смерть бывает разной: быстрой и безболезненной или долгой и грязной, полной невыносимых страданий. А ещё есть пытки. Человеческое тело можно резать, ломать, растягивать, прижигать огнём. Наши палачи умеют растягивать этот процесс до бесконечности. Ты не умрёшь от потери крови и не потеряешь сознание. Ты прочувствуешь всё. Но у тебя есть выбор. Помоги нам найти предателя, и, возможно, ты умрёшь быстро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стражник лгал: никакие обстоятельства не заставят Кархедона смягчиться. На лёгкую смерть надеяться не стоило, и в глубине души старуха это понимала, но, как и любой на грани отчаяния, ухватилась за последнюю соломинку. Ход оказался верным и принёс результаты. Ведьма задумалась. Спустя время — секунды две или три, и Нейт почти это видела, — в голове у колдуньи как будто что-то щёлкнуло, и она вскинула на солдата безумные, лихорадочно горящие глаза.

— Браслет! — воскликнула старуха с радостью и восторгом, словно бедняк, случайно нашедший в грязи на своём дворе сверкающую жемчужину. — На её руке был браслет с оком Гора!

От облегчения Нейт едва не расплакалась. Её трясло.

— Такой?! — не выдержав, она подскочила к Тахенвет, которая пыталась спрятаться за чужими спинами, и резко дёрнула её за руку, демонстрируя всем собравшимся массивный браслет из золота с изображением уджа. Увидев его, старуха усиленно затрясла головой. Она напоминала тонущего человека, которому неожиданно бросили спасительную верёвку.

— Да! Да! Это он! — закивала она, обличающе указывая в сторону смертельно побледневшей наложницы. — Я хорошо его запомнила. — Прищурившись, старуха внимательно посмотрела девушке в лицо. — Теперь я её узнала. Да, точно, это была она! Она купила у меня яд!

Судьба Тахенвет была решена. Кархедон кивнул, и стражники окружили перепуганную невольницу. Девушка рыдала и выла, вырываясь из солдатских рук. Пока её уводили, она не переставала кричать:

— Это ложь! Рыжая мерзавка меня подставила! Она спит с этим безъяйцевым предателем, главой евнухов. Они в сговоре! Да, я купила яд, но хотела отравить её! Её, эту рыжую демоницу! Пожалуйста, мой господин, мой милостивый и добрый повелитель, сжалься! Это недоразумение! Я хотела убить её, не тебя, её! Я люблю тебя! Умоляю, сжалься!

Кархедон поморщился, глядя на протянутые к нему в мольбе руки.

— Казнь состоится завтра утром, — сказал он начальнику стражи. — Что это будет, я ещё не решил. Зайди ко мне вечером.