Маэстро - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 44

Ксорларрины еще сумеют достичь славы и процветания, если проявят дальновидность и смелость.

Перед ней маячили перспективы создания нового благочестивого Дома, осыпанного милостями Ллос, состоящего в союзе с восходящими звездами Мензоберранзана: Домом Меларн и Домом Баррисон Дел’Армго.

Перспективы создания Дома Ксорларрин, возглавляемого Верховной Матерью Кирий.

– Что еще ты дал этому ребенку, кроме воспоминаний Ивоннель Вечной? – спросила Квентл у Мефила, когда они остались вдвоем.

– Я сделал то, что мне было приказано, – пробулькал иллитид. – То же самое, что я сделал для тебя.

– То же самое, плюс кое-что еще, – сурово произнесла Квентл. – Это существо с легкостью пользуется магической иллюзией. Но ведь это вовсе не иллюзия, не так ли?

– А я совершенно уверен в том, что это иллюзия, – возразил Мефил. – Твоя мать немного разбиралась в древней магии создания зрительного обмана; а ребенок был особенно внимателен в тот момент, когда я передавал ему эти воспоминания.

– Нет, здесь кроется что-то другое! – раздраженно воскликнула Квентл. – Простая иллюзия лишь немного изменила бы внешность Ивоннель. Даже я могу совершить нечто подобное, а я обращала мало внимания на эту часть твоих… внушений. Для женщины, искусной в магии, это нетрудно, но Ивоннель не просто меняет внешность. Она одновременно манипулирует ожиданиями и желаниями каждого, кто на нее смотрит, даже если ее видят одновременно несколько дроу. И таким образом она приобретает огромное преимущество перед каждым наблюдателем.

– Да, это верно, и она проделывает это постоянно.

– Но как?

– Я не знаю, – признался иллитид. – Ее чувствительность к восприятию других – это нечто инстинктивное.

– Нет, она получила это от тебя, – настаивала Квентл. – Когда твои щупальца проникли в чрево Минолин Фей, этот ребенок, это существо взяло у тебя больше, чем ты собирался ей дать. Она владеет начатками «магии мысли» иллитидов, а может быть, даже существенно продвинулась в ней.

Мефил хмыкнул:

– Лучше тебе обратиться с подобными жалобами к Госпоже Ллос. Я не сомневаюсь в могуществе Ивоннель. Она так же сильна, как Вечная.

– Я сильна, как Вечная! – резко воскликнула Квентл.

Мефил ничего не ответил, и Верховная Мать восприняла молчание как знак несогласия с ее заявлением. Она поняла, что Мефил прав, и ее охватил жгучий, бессильный гнев.

– Могущество дается ей так легко, – угрюмо произнесла Квентл, обращаясь скорее к себе, нежели к проницателю сознания. – Подумать только, поддерживать такой неслыханный обман…

Он стал немного старше, немного полнее, волос на голове поубавилось, но Кэтти-бри узнала ослепительную, доброжелательную улыбку Нирая. Она пролетала над лагерем десаи, который располагался немного южнее скалистой местности, там, где парящий город, Анклав Теней, когда-то рухнул с неба. Теперь его куски валялись у подножия холмов. Нирай ухаживал за овцами – наполнял корыто водой, разговаривал с каждым животным и гладил его.

Огромная ворона продолжала кружить высоко в небе. Кэтти-бри вспоминала детство своей второй жизни. Она мирно спала на руках у Кавиты, а Нирай суетился вокруг и нянчил ее; Кэтти-бри радовалась тому, что, когда она станет старше, он будет любить ее, несмотря ни на что, и окружать отцовской заботой.

Но на этот раз у нее будут собственные дети, сказала себе Кэтти-бри, и гигантская ворона тряхнула головой. В той, первой жизни у нее было столько важных и неотложных дел – одно приключение следовало за другим. Кэтти-бри ни капли не сожалела о том, как провела свою жизнь, не сетовала на отсутствие потомства, но теперь ей казалось правильным родить детей. Она твердо решила, что поделится с Дзиртом теплом родительской любви, полученной от двоих десаи.

Но потом ее охватило леденящее чувство: она испугалась, что ничего этого не будет, что Дзирт на сей раз не вернется к ней. Может быть, она тянула слишком долго?

Постаравшись отбросить сомнения, она сосредоточилась на настоящем и начала снижаться. Когда до земли осталось совсем недалеко, Нирай поднял голову и увидел ее. Он вытаращил глаза и попятился в ужасе – на стадо овец летела ворона размером с него самого!

– Назад, назад! – пролепетал он, снова попятился и попытался загородить собой животных.

Кэтти-бри направилась к дальнему краю поля, села на землю и превратилась в женщину. Нирай по-прежнему с опаской смотрел на нее; она приближалась, радостно улыбаясь, протянула к нему руки.

Несколько мгновений он растерянно смотрел на женщину, но затем у него вырвалось:

– Зибрийя!

«Зибрийя», цветок пустыни, – такое прозвище Нирай дал своей любимой дочери двадцать лет назад.

Кэтти-бри раскинула руки еще шире и тряхнула плечами, и рукава ее волшебной одежды соскользнули, открыв шрамы от Магической чумы. Отец подбежал к Кэтти-бри и с такой силой стиснул ее в объятиях, что даже немного оторвал от земли, и женщина по инерции сделала несколько шагов назад.

– Зибрийя, дитя мое! – голосом, хриплым от волнения, воскликнул он, и по его пухлым загорелым щекам потекли слезы. – Зибрийя!

– Отец, – отозвалась она и с такой же силой сжала его в объятиях. Она всем сердцем любила этого человека, своего отца. – О, мне столько нужно тебе рассказать, – прошептала Кэтти-бри ему на ухо. Она поняла, что он хочет что-то ответить, но не осмеливается заговорить, опасаясь разрыдаться от счастья. Она крепче прижала его к себе. – Скажи, что с матерью все в порядке, – едва слышно выговорила Кэтти-бри, и Нирай закивал.

Наконец загорелый пастух глубоко вдохнул, кое-как успокоился и заставил себя отпустить Кэтти-бри.

– Моя Рукия, – негромко произнес он имя, которое она получила после второго рождения. – Мы никогда не переставали надеяться на то, что увидим тебя снова, и все же… ты даже представить не можешь, как я рад, у меня сейчас сердце выпрыгнет из груди!

– Можешь не говорить мне об этом, – отозвалась Кэтти-бри. – Я знаю.

Нирай снова привлек ее к себе и надолго сжал в объятиях.

– Моя мать, – прошептала Кэтти-бри несколько минут спустя, и человек разжал объятия и повел свою «дочь» к жилищу, по-прежнему не отпуская ее руку.

Когда они вошли в палаточный лагерь племени десаи, множество взглядов устремилось в их сторону, и за спиной у них тут же начали перешептываться. Кэтти-бри подавила желание магическим образом усилить остроту слуха. Несколько раз до нее донеслось имя – Рукия. В племени ее помнили.

– А что случилось с тем мальчишкой? – спросила она у Нирая. – С тем, который когда-то швырнул меня в грязь?

– Тахнуд, – мрачно произнес Нирай, и она вздрогнула, услышав его голос. Он обернулся, встретил ее озабоченный взгляд и сказал: – Он не пережил эту войну.

Печаль Кэтти-бри была недолгой, потому что ее заслонила тревога, вызванная последним словом.

– Войну? – повторила она.

– С незересами, – объяснил Нирай. – Много месяцев на равнинах бушевали битвы. Вороны в наших краях стали жирнее. – Он снова взглянул на нее и лукаво подмигнул. – Однако они все же не такие огромные, как та ворона, которая наблюдала за мной, когда я поил овец в загоне.

Кэтти-бри выдавила улыбку, но на сердце у нее было тяжело.

– Ты воевал?

– Мы все воевали.

– Мне очень жаль, отец, – пробормотала женщина, не зная, что сказать. – Мне следовало вернуться к тебе.

– В эти темные времена больше всего я радовался тому, что ты живешь в другой стране. И мне хотелось, чтобы Кави тоже нашла себе другой дом на те тяжелые годы.

– Но не со мной, – заметила Кэтти-бри. – Уверяю тебя, что мой путь был ненамного легче. – Она остановилась, потянула Нирая за руку, и он тоже остановился и посмотрел на нее. – Мне многое нужно рассказать тебе. Я не знаю, понравится ли тебе моя история, но я обязана передать ее честно и откровенно.

– Ты жива и, судя по всему, здорова.