Никогда не говори «навсегда» - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 62

— Леша…

— Она для меня ничего не значит! Она… Послушай, а ты действительно снова сошлась с Ганиным? — вдруг обеспокоился он.

— Нет.

— Фу ты… Я так и знал — она все придумала! Ты — моя Катя…

Он обнял ее, и на этот раз у Кати не было никакой возможности вырваться. Она стояла рядом с Алексеем и слышала, как бьется его сердце. Чувствовала тепло его тела.

— Чего ты от меня хочешь? — прошептала она, прижавшись щекой к его груди. — Зачем ты пришел?

— Чтобы сказать тебе, как я тебя люблю… Несмотря ни на что. Сколько раз мы сходились, сколько раз расходились… Пора бы уж прекратить это все. Ты меня любишь?

— Нет.

— Катя… — укоризненно произнес он, гладя ее по волосам. — Какая же ты своенравная девочка!

— Леша, миленький, как же ты мне надоел! — едва не плача, умоляюще произнесла она. — Недавно ко мне приходила Нелли, и мы говорили о тебе. Знаешь, я тогда окончательно и бесповоротно поняла, что…

— Нелли… — перебил он, потерев лоб. — Так ты не знаешь? Хотя откуда ты могла знать…

— Да что, что случилось? — забеспокоилась Катя.

— Нелли заболела. Ее три дня назад увезли в больницу.

Кате стало холодно, несмотря на теплую, влажную (какую-то субтропическую!) погоду.

— Что с ней?

Алексей выразительно постучал себя по голове.

— Вот это самое, — скорбно вздохнул он. — Совсем заговариваться стала. Я зашел к ней после того, как ты передала Фаине, что Нелли меня ищет, а Нелли… Ну, в общем, пришлось вызывать докторов.

— Бедная Нелли… — ошеломленно произнесла Катя.

— Да что ж ты так переживаешь! — рассердился Алексей. — На самом деле ничего страшного! Сейчас, между прочим, все лечится… Как мне объяснили, у нее началась обратная реакция. Вполне обычное состояние, которое возникает месяца через два-три после каких-то трагических событий. А что ты думаешь — смерть Поленьки не прошла для нее даром! К осени, скорее всего, Нелли уже выпишут. Кстати, адвокат сказал, что это является дополнительным плюсом — ну у кого поднимется рука судить бедную больную женщину! — и в исходе дела он уже не сомневается…

— Леша! — тихо сказала Катя, отступив назад. — И ты так спокойно об этом говоришь?!

— А что, я тоже в истерике биться должен? — нахмурился он. — На самом деле тоже не сегодня завтра в дурдом попаду — из-за тебя, между прочим!

— Послушай, я знаю, что надо делать… — Катя вцепилась ему в плечи. — Послушай, это единственно правильное решение! Ты должен вернуться к Нелли. Она так любит тебя…

— Катя, ты бредишь! — печально засмеялся он. — Что за нелепая идея…

— Ты будешь навещать ее в больнице. Всячески поддерживать. Потом, когда ее выпишут, вы снова станете жить вместе — только друг для друга. Нелли еще достаточно молода, и вы родите еще одного ребенка. Это будет и утешение, и искупление… — лихорадочно забормотала она.

— Ты действительно бредишь! — серьезно сказал он. — Детский сад какой-то…

— Какой ты глупый! — в отчаянии закричала Катя. — Пустой, никчемный человек! По-твоему, таскаться по бабам — нормально, а посвятить себя одной-единственной женщине — это бред?!

— Моя женщина — ты.

— Перестань! — топнула она ногой. — Вот помрешь ты, Леша Караваев, и бог спросит тебя на Страшном суде: что хорошего ты сделал в жизни?.. И тебе нечего будет ответить. А если ты вернешься к Нелли…

— А о чем ты будешь говорить на Страшном суде?! — вдруг заорал он. — Тоже мне, проповедница… Про бога вдруг вспомнила! А ты-то, ты чего в жизни хорошего сделала?! Скольких мужиков от себя оттолкнула? Хотя бы одному счастье подарила!

Григорий Ганин посмотрел на фигурку коня, стоявшего у него на рабочем столе. Казалось, в следующее мгновение тот сорвется с места и умчится — только и видели его…

— Мика, ты готов? — нетерпеливо крикнул Ганин через плечо.

— Да! — не сразу отозвался тот.

— Ну так пошли!

Мика зашел к нему в кабинет, остановился в дверях, засунув руки в карманы широких штанов из чего-то, напоминающего дерюгу, — лучших для мальчишки и не придумаешь. В бейсболке козырьком назад, с обгоревшим на солнце носом… Белобрысый до такой степени, что, казалось, его специально красили перекисью.

— Па, позвони маме. Может, она с нами поедет… — хмурясь, сказал Мика.

— Я ее два раза приглашал! — с раздражением ответил Ганин. — Сомневаюсь, что и сейчас она согласится.

— Па… — заныл сын.

— Вот тебе трубка — сам звони.

— Ладно! — обрадовался Мика и принялся сосредоточенно тыкать кнопки на телефонной трубке.

Ганин хмыкнул и вышел из комнаты, чтобы не слышать этого разговора.

Быстро собрал сумку в гардеробной, а когда вышел, наткнулся на сына.

— Ответ положительный, — важно произнес Мика, сложив руки на груди. — Еще бы она не согласилась… Просто ты, папа, не знаешь нужных слов.

Ганин от изумления замер.

— Ты шутишь?

— Нет, я серьезно… — Мика даже как будто обиделся. — Только она просила заехать за ней.

— Что ж, заедем… — пробормотал Ганин, все еще не веря.

…Она появилась из-за угла в платье, которое Ганин уже видел на ней когда-то, — мелкие красные цветочки по бледно-желтому фону. И в тех же красных босоножках. Темные длинные волосы развевались от ветра…

Она увидела их припаркованную машину и помахала рукой.

Ганин закрыл глаза и отвернулся.

Потом вспомнил, что надо открыть ей дверь, и выскочил из машины, когда она уже стояла напротив, держа в скрещенных руках маленькую красную сумочку.

— Добрый день… — сказал он сквозь зубы, мысленно ругая себя последними словами. Когда распахивал перед ней заднюю дверцу, уловил ноздрями нежный цветочный запах ее духов и рассердился на себя еще больше.

— Ма!.. — радостно завопил Мика, бросаясь ей на шею.

— Осторожно, волосы… — засмеялась она, садясь рядом с сыном.

— Как они надоели, твои волосы! — Мика звонко поцеловал ее в обе щеки. — Отстригла бы ты их насовсем, что ли…

— Мика! — возмутился Ганин. Вдруг она и вправду решит последовать его совету?..

— Так куда вы собрались, я не поняла? — переспросила она, отбиваясь от сына.

— Куда, куда… в парк какой-то, за город. Куда мы, па? — вертелся Мика. — Мне ж папа велосипед купил — мы его собираемся опробовать!

— Велосипед? Господи, Ганин, как ты его балуешь… У него же есть дома велосипед! — с досадой произнесла Катя.

— Так ведь мне уже мал тот! — возбужденно закричал Мика. — А у нового двенадцать скоростей, амортизаторы и еще куча всяких прибамбасов…

— Мика! — одернул его хвастовство отец.

— Ганин, голубчик, тогда мне надо заехать к себе переодеться! Я не могу за город в этом платье…

— Это долго? — с тоской спросил он.

— Да пять минут всего!

— Нет, пап, она всегда по часу одевается!

— Вот и неправда! — обиделась Катя. — Я всегда очень быстро все делаю…

Они возились и шумели сзади, перебивая друг друга. Ганину очень хотелось демонстративно заткнуть себе уши, но потом он сделал несколько глубоких вздохов и повез Катю к ее дому. Ему вдруг стало легко-легко…

Она переоделась действительно очень быстро — не за пять минут, конечно, а за десять, но, тем не менее… Джинсы и короткая синяя майка ей тоже очень шли. «А то платье — совершенно фантастическое, — снова вздохнул Ганин. — Если б она еще раз надела его для меня…»

До подмосковного парка добрались очень быстро, минут за сорок пять. Оставили машину на стоянке, достали из багажника складной велосипед.

Мика подробно расписывал его достоинства, а Катя кивала головой.

Потом сын уехал по аллее вперед, и Ганин с Катей неожиданно оказались одни.

— А вдруг потеряется? — ахнула она. — Мика, умоляю — только недалеко!.. — крикнула она.

— Катя, человеку уже двенадцатый год! — с досадой произнес Ганин. — И он, между прочим, мужчина.

— Он не мужчина, он ребенок!

— Катя…

— Да, еще скажи мне, что ты лучше знаешь, как надо воспитывать детей!

Мика повернул обратно, вихрем пролетел мимо них, обратно ко входу в парк, лихо развернулся, а потом снова помчался вперед.