Крах иллюзий. Каждому своё. Книги первая и вторая - Тармашев Сергей - Страница 40

– У меня дети! – возмущалась активистка. – У меня дочь от голода умирает! Я не могла ждать!

– А теперь из-за тебя и твоих детей от голода умрут все! – орал на неё в ответ какой-то тип.

Активистка возопила что-то в порыве негодования и влепила типу пощечину, но тот не растерялся и ударил в ответ. Активистка была полной женщиной и устояла на ногах, но удар, видимо, получился очень болезненным, потому что вместо дальнейшей драки она схватилась за лицо и отпрянула. На её защиту немедленно встали другие активисты, но неожиданно оказалось, что у ударившего женщину подонка сторонников даже больше. От неминуемого разгула неконтролируемой агрессии всех спас громкий стук в ворота. Старый техник бросился открывать, и конфликт потух.

За воротами оказался Порфирьев с полицейским. У каждого на плечах имелось по телу. Порфирьев сгрузил с себя раненого и сразу же побежал вверх по эскалатору, донельзя измотанный полицейский задержался, чтобы восстановить немного сил.

– Нашли всех, – ему не сразу удалось восстановить дыхание, – Олег разыскал, по аварийным маякам… Сигнала почти не разобрать в помехах… Кто-то вроде живой… – Он продолжал тяжело дышать. – Остальные – не знаю…

Неожиданно полицейский резким рывком распахнул гермошлем и согнулся в приступе рвоты.

– Где главный инженер? – отплевавшись, он пошарил вокруг взглядом. Воспалённые глаза вкупе с землистым цветом лица выглядели жутко, и Антон нерешительно шагнул вперед, замирая. – Мы поставили антенну, иди, вызывай помощь… Если она есть…

Сверху спустился Порфирьев с очередным телом на плечах, и оба полезли наверх. Антон поспешил к аварийному передатчику, но за полчаса не смог вытащить из эфира ничего, кроме жесточайшего треска помех. От этого занятия его отвлекла сотрудница станции, сообщившая, что его ждут люди. Антон вышел на платформу и столкнулся с тысячами глаз, направленных исключительно на него. Оказалось, что за это время все тела были доставлены на станцию, и выяснились страшные подробности.

Из девяти человек выжил только один, и он находился при смерти. С его слов следовало, что в самый разгар раскопок гастронома их район накрыло ядерным взрывом. Вспышка произошла в небе, где-то рядом, и ночная темнота мгновенно стала ослепительной. Выжившему не повезло, он оказался лицом к взрыву, и у него мгновенно сгорела сетчатка глаз. От боли он рухнул навзничь, не удержался на развалинах и провалился в какой-то пролом. Последнее, что ему запомнилось, был грохот второго взрыва, тоже произошедшего рядом. Он потерял сознание и больше ничего не знает.

Порфирьев сказал, что на самом деле оба взрыва произошли не рядом, иначе от погибших не осталось бы тел, а у них были целые скафандры, и аварийные маяки не утратили работоспособность. Благодаря этому их удалось разыскать в развалинах. Фельдшер заявил, что всех убило жесткое излучение обоих взрывов. Умерли они не мгновенно, успели попрятаться под обломками до прихода ударной волны, но жесточайший поток нейтронов и гамма-лучей погубил людей меньше чем за минуту. Все ждали от Антона надежды на спасение, но ему пришлось сообщить плохие новости.

– Передатчик работает, внешняя антенна функционирует, но уровень помех на поверхности катастрофический! – Антон прилагал все усилия, чтобы выглядеть как можно более убедительным. Оказаться крайним в глазах паникующей толпы может быть равносильно смертному приговору. – Я уверен, что мощные передатчики МЧС принимают наш сигнал, но мы не в силах услышать их ответ. Я двадцать раз передал в эфир сигнал бедствия с точными данными: где мы, сколько нас, и что нам необходима срочная помощь. Я буду делать это каждый час, уверен, нас услышат!

– Главное, чтобы не требовалось спасать самих услышавших, – скептически изрёк Порфирьев, к тому моменту уже снявший своё снаряжение. – Пока наверху всё не закончится, наружу выходить нельзя. Я отдохну пару часов, и пойду чинить нагнетатель. Заодно послушаю, что там творится.

– Тебе надо отлежаться хотя бы сутки, – возразил фельдшер. – Пусть кто-нибудь другой идёт. А тебе постельный режим на двадцать четыре часа. И ещё, что-то надо с разлагающимися трупами делать, пока не заработали эпидемию кишечной инфекции.

– К нагнетателю я схожу, – заявил старый техник. – Скафандры уцелели, отмою один, возьму инструмент и схожу. Мне сподручнее будет.

– Трупы затопим на нижнем уровне! – заявил один из полицейских Абдуллаева, тот самый, что участвовал в выкапывании норы вчера и постоянно норовил третировать Антона. Он повысил голос: – Слушайте, все! Вода и воздух у нас есть! Как только закончатся взрывы, мы выйдем наружу и продолжим раскопки магазина! Продукты будут! А сейчас всем разойтись по своим местам, соблюдать порядок и сохранять спокойствие! Мне нужны добровольцы для затопления трупов! Добровольцы наряду с пассажирами с детьми будут первыми получать продукты!

– …кто-нибудь меня слышит? Ответьте! – Ингеборга закончила фразу, которую она повторяла последние десять минут, и устало сняла с себя гарнитуру. – Ничего. Одни помехи.

– Может, рация не работает? – робко предположила Светлана. – Вторые сутки никто не отвечает!

– Передатчик в порядке, – возразила Ингеборга. – И антенна исправна, тестирование показывает положительные результаты, ты же видела.

– Тогда почему нам не отвечают? – Светлана пыталась подавить возрастающий страх.

– Не слышат, – Ингеборга вывела эфир на динамики настенной видеопанели, и маленькое помещение заполнила какофония треска и шипения. – Помехи ужасные. Весь эфир этим забит.

– Это когда-нибудь прекратится? – по обыкновению сжавшаяся в глубине кресла Кристина с жалобной гримасой потёрла уши. – Инга, сделай потише… у меня от этого уже тихая истерика…

– Отец говорил, что помехи возникают из-за сильной ионизации атмосферы, – Ингеборга убрала громкость до едва слышной. – От ядерных взрывов в воздухе остаются тонны радиоактивной пыли, она является источником ионизирующих излучений. Пыль со временем должна оседать, и связь должна наладиться. Вроде как ядерный гриб должен за сутки распадаться, удары прекратились вчера, так что, наверное, уже скоро уровень помех должен падать. На всякий случай я оставлю передатчик включённым в режиме сканирования. Если он что-нибудь засечёт, мы услышим.

– Давай ещё раз посмотрим на поверхность? – попросила Светлана. – Вдруг там появились спасатели? А мы не слышим их из-за помех…

– Давай, – согласилась Ингеборга. – Если хочешь, сходи сама, я выведу изображение на экран, мы с Кристиной отсюда поглядим. Там ничего сложного, подойдёшь к перископу, возьмёшься за ручки, щёлкнешь тумблером камеры – и можно смотреть. Он прокручивается вокруг своей оси на триста сорок градусов, но угол обзора широкий, так что будет видно всё. Справишься?

– Попробую, – Светлана направилась к люку, ведущему в тамбур аварийного выхода. – Только, можно, пожалуйста, не закрывать за мной дверь? Мне страшно оставаться там одной!

– По правилам нельзя оставлять люк в тамбур открытым, – вздохнула Ингеборга. – В случае разгерметизации из-за этого весь бункер подвергнется заражению. Давай договоримся: только один раз, хорошо? Сейчас люк не закрываем, чтобы ты могла спокойно посмотреть, но больше так делать не будем. Решено?

– О'кей, – с видимым облегчением согласилась Светлана. – Я быстро! Только посмотрю, и всё!

Ингеборга разгерметизировала люк и распахнула перед подругой тяжёлую металлическую створу. Аварийный тамбур она решилась вскрыть вчера около полуночи, после того как почти четыре часа крохотный бункер не испытывал ни тряски, ни даже слабых вибраций. Видимо, обмен ударами наконец-то закончился, но кто даст гарантию?! Было очень страшно, и попасть под очередной ядерный взрыв с открытым бункером совсем не хотелось. Она тщательно воспроизвела в памяти все процедуры по выходу из бункера, в которые отец играл с ней, словно в игры, когда дочь была ещё ребёнком. В ту пору это было увлекательно, игра в прятки в настоящем подземном бункере, щёлканье рубильниками, подъём перископа, словно на подводной лодке, и примерка всамделишного скафандра, тогда ещё великоватого по размеру… Кто мог подумать, что всё это придётся повторять совсем не в игровых условиях…